— Пусти меня, батюшка! — взмолилась царевна.

— Пустите ее, ваше царское величество, — муркнул Баюн. — Вы меня приставили к Василисе, мне и вести ее по тропинке судьбы.

— Ваша взяла, — махнул рукой Берендей. — Но коли опасность грозить будет — сразу мне докладывать.

Василиса радостно закивала, бросилась обнимать отца, но, сообразив, что милость его царского величества не всеобъемлюща, а настроение переменчиво, клюнула его в щеку и выбежала из приемной вслед за Баюном. Не обращая внимания на возмущения кота, лениво шествовавшего по коридору, снова перехватила его через живот и помчалась к себе в комнату. Он все силился что-то проговорить, но царевна так торопилась, что вместо речи у Баюна вырывалось лишь нечленораздельное мяуканье.

Наконец, когда Василиса ворвалась в свою светелку, тряска улеглась, а Баюн был выпущен на пол. Встряхнувшись, он возмущенно начал точить когти о лежанку, но, заметив, что девушка даже не замечает этого, успокоился и заговорил:

— И какая нечистая тебя в темя клюнула — на Кощея идти?

— Во-первых, — Василиса остановилась посреди комнаты с мечом в руке, — мы сначала к Морозу в терем наведаемся, там узнаем, куда пропала Снегурка. Если к Кощею в лапы, так он уже никого не пугает. Конечно, Бессмертный, сколько иголок не переломали царевичи, да все равно битву за битвой проигрывает. И на что только надеется каждый раз?

Баюн хмыкнул.

— Во-вторых, Снегурку спасти — это дело доброе. Ну а в-третьих, самый настоящий подвиг, — царевна показательно махнула мечом, чуть не задев подсвечник, но кот только вздохнул: было бы чем хвастаться. — Может, это мое призвание? Подвиги совершать! Стану Василисой Пребогатырской…

— Нет такого слова!

— Нет, так будет! — упрямо проговорила царевна, пристегивая ножны к поясу.

Заплетя в тугую косу темные волосы, Василиса пересчитала червонцы в дорогу, еще раз протерла сыскательное стекло. Немного покопалась в сундуках и наконец-то отыскала меховую накидку, в которой всегда было тепло. А походная сумка у нее была наготове: вот уже несколько лет как девушка все просилась в дорогу, да только батюшка не пускал.

— Клубочек можешь выложить. Лучше возьми перо Жар-птицы.

Кот провернулся на кушетке и, запустив в нее коготь, с видом фокусника вытащил оттуда перо.

— И откуда это оно у тебя? — царевна подозрительно взглянула на Баюна.

— Честное кошачье, не ем я птиц! Василиса Прекрасная подарила, как в Цветочном крае с царевичем своим поселилась. За добрую службу и спасение из лап Кощеевых, — довольно продекламировал кот, но его хозяйка продолжала недоверчиво смотреть на него. — Ты что, не веришь? Да он теплый, как печка, в самую лютую стужу согреет. На нем дрыхнуть — одно удовольствие.

— Ладно-ладно… Убедил, — усмехнулась Василиса, но тут же задумчиво сморщила лоб. — А мне-то перо на что? У меня накидка есть, подарок самого Мороза.

Кот беспорядочно замахал лапами.

— Не на то! Снегурка же Лед-птица. Может, перо ее сестрицы что и откроет нам?

Посомневавшись, царевна решила прислушаться к Баюну: он все-таки был самым умным котом на свете, и в словах его было здравое зерно.

В последний раз осмотрев комнату, Василиса довольно кивнула сама себе и выскользнула за дверь, убедившись, что Баюн уже спешит за ней. Мороз уже поджидал их у ворот. Топтался на месте, точно мерз от напущенного им же самим холода, прятал лицо в меховом вороте, недовольно поблескивая голубыми, почти прозрачными глазами.

Заметив Василису, он только кивнул ей да махнул рукою в сторону саней, запряженных белой тройкой. Кони всхрапывали, глухо били копытами по снегу и дышали так горячо, что воздух рядом с ними начинал плавиться.

Царевна ловко запрыгнула в сани, помогла подняться Баюну, едва избежавшему лошадиных зубов. Уж больно он чем-то не понравился коням: а ну как вопьется своими когтями в круп?

— Своенравные…

— Это с чужаками они так, — в бороду пробормотал Мороз. — А мне послушны, как овечки. Н-но, залетные!

Тройка стремглав взлетела. Метель выла, плакала, бросая горсти снега прямо в лицо, так что от них приходилось отплевываться. Холод колол щеки, и Василиса не переставая растирала докрасна их шерстяными варежками. Баюн свернулся клубочком у хозяйской сумки и только изредка менял положение, грея то спинку, то животик.

— Так бы и сказал, что для тебя перо Жар-птицы берем, — заледеневшими губами шепнула Василиса. Но кот вместо ответа только подставился под ее руку и замурчал.

Ни города не видно, ни села, ни леса: все замело снегом белым. Все поля, равнины, степи точно в покрывало укутались на зиму, задремали ненадолго, чтоб весною пробудиться ото сна. Лишь солнце едва пробивалось из-за туч, своими лучами щекоча, но совсем не грея.

Сколько верст проскакали кони, неведомо, да только вдали наконец показался терем. Хоромы богатые, увитые ледяными цветами, со ставнями расписными, с резным крыльцом да крышею высокой, увенчанной маленькой пташкой — точь-в-точь Лед-птицей. Свет играл на гранях прозрачных, множился, разлетаясь по округе, и даже в пасмурный день, даже в самый буран терем сверкал тысячами огней, точно горел он пламенем, а не был домом самого лютого волшебника, правящего вьюгами да снегами.

Немного пошатываясь от быстрой езды, Василиса выпрыгнула из саней. Мороз хоть и был стариком, да столь резвым, что уже дожидался царевну у распахнутых дверей.

Внутри царил настоящий бардак. Ледяные покрывала как попало валялись на лавках, скатерть свешивалась до пола, а кушанья, оставленные с завтрака, так и стояли на столе. Ковер сбился под ногами, так что об него запнулся каждый. Мороз даже стукнул посохом, недовольно расправляя снежное кружево, но все было бесполезно: складка тут же образовалась у порога.

— На лицо следы борьбы, — задумчиво обвела взглядом горницу Василиса. — Снегурка явно не сдалась без боя.

— Да я просто… не привык гостей принимать, — пробасил Мороз. — Лучше я вас сразу к ней в светелку проведу, не на что тут глазеть.

Он захлопнул дверь в кладовую прямо перед носом царевны и махнул рукавицей в дальний конец коридора. Пожав плечами, Василиса направилась туда.

Дверь выглядела обычной — такой же, как все двери в тереме Мороза: увитой ледяными цветами и фруктами, с кованой из снега ручкой и маленьким решетчатым окошечком на уровне глаз, чтобы всегда можно было посмотреть, кто к тебе пожаловал.

За нею пряталась светлая комнатка. Все в ней было аккуратно, прибрано, все стояло на своих местах. Сундуки сверкали чистотой, снежное покрывало было расправлено на постели, а на полках, рядок к рядку, стояли детские игрушки, готовые отправиться к своим новым хозяевам под бой курантов. Лишь шитье на столике лежало небрежно, точно не на своем месте было.

— Следов борьбы нет. Значит, либо доверяла тому, кто ее украл, либо не посчитала опасным…

Баюн повел носом. Усы его дернулись, точно он почуял что. Белый воротничок на черной шерстке вздыбился. Кот напрягся всем телом, готовясь к прыжку, и, едва не врезавшись в лавку, приземлился прямо под нее. Старательно выцарапывая что-то прямо изо льда, он чуть ли не причмокивал от удовольствия, и только из-за этого Василиса поняла, что именно он там обнаружил.

— Мыши⁈

— Да нет, — разочарованно проговорил Баюн. — Пусто.

— Уж лучше пусто, чем мыши.

По взгляду Баюна было понятно, что он совсем не согласен со своей хозяйкой, но спорить с ней не собирается: он выше этого.

— Доставай перо, Василиса! Будем что-нибудь придумывать.

Еще раз осмотрев всю комнату — уже через сыскательное стеклышко — и не найдя больше ничего подозрительного, царевна вытащила из сумки перо Жар-птицы.

— И что мне с ним делать?

— Тш-ш-ш! — зашипел Баюн. — Отпусти его. Пусть летает.

Перо, выпущенное на волю, на несколько мгновений зависло в воздухе. Медленно задрожало, заколыхалось, будто не знало, в какую сторону ему отправиться, пока не заметалось по комнате. Движения его становились все беспорядочнее, все острее, и вскоре светлица засияла ярче прежнего. Нити света, которые оставляло за собой перо, вибрировали в воздухе и казались такими плотными, такими явными, что Василиса даже пошевелиться сначала боялась.