С пересохшим от волнения горлом Обри соскользнула с коня и осторожно подошла к краю обрыва. Она нигде не видела Остина, хотя и понимала, что он где-то рядом – люди явно избегали безнадежных поисков в каменоломне, получив приказ искать в более безопасных местах среди деревьев. Остин не послал бы своих людей рисковать жизнью в заваленном овцами карьере.

Из карьера по-прежнему доносилось жалобные призывы искалеченных животных. Вытащить хотя бы одну жизнь из груды мертвых овечьих туш стало навязчивой мыслью Обри. Все, чего она хотела – одну жизнь. Она не просила ничего, кроме спасения всего одной жизни.

Прежде чем Джон смог остановить ее, Обри нашла опору на краю карьера и принялась спускаться вниз. Она слышала панические вопли Джона над головой, но па удивление легко преодолевала путь. Ее маленькие ступни без труда находили опору. Стена не шла отвесно вниз, из нее торчали большие плоские валуны и крючья, облегчавшие спуск.

Однако на полпути до дна каменоломни спускаться стало гораздо трудней – мешали тела погибших овец. При виде жестокости, с которой было загублено столько невинных жизней, в ней разгорелась ярость. Кто мог задумать такое побоище?! Она молилась, чтобы ей хватило сил сдержаться, если когда-либо придется столкнуться с преступником лицом к лицу.

Хриплый крик Остина долетел до нее откуда-то сверху как раз в тот момент, когда Обри нашла ягненка, попавшего в ловушку у скалы и заваленного телами погибших овец. Соблюдая осторожность, она перегнулась через груду зловонных тел, погладила ягненка по голове и успокоила своим прикосновением.

Малыш радостно откликнулся, стремясь пробраться к источнику тепла.

Обри подняла голову, и глянула вверх. Остин начал спускаться тем же путем, что и она, и Обри нахмурилась. Если он провел на ногах половину ночи, его нога должна распухнуть и перестать сгибаться. Он был слишком тяжелым, чтобы легко проделать головоломный, спуск, и недостаточно ловок. Страх за мужа перевесил страх за ягненка, но было слишком поздно отступать.

К облегчению Обри, Остин благополучно спустился. Ничего, она как-нибудь справится с яростью, написанной на его лице. На плече у него была веревка, и она заподозрила, что он готов использовать ее для своей жены, но Обри понадеялась переубедить мужа и найти для нее лучшее применение.

– Как вы думаете, Джон сможет вытянуть ягненка наверх, если мы обвяжем его веревкой? – спокойно осведомилась она, когда Остин почти спустился.

– Обри, бог мой, я должен задать вам такую трепку, чтобы у вас застучали зубы. Или мозги встали на место, – пробормотал Остин сквозь стиснутые, зубы, когда добрался до выступа скалы, на котором она стояла. – Вы что, в самом деле, думаете, что один паршивый ягненок посреди всей этой бойни стоит того, чтобы рисковать своей жизнью?

– Я не думаю, что моя жизнь представляет собой какую-то ценность для кого-либо, кроме меня, и я чувствовала бы себя ничтожеством, если бы не использовала ее для помощи тому, кто не может помочь себе сам. Вы спустились сюда, чтобы орать на меня или чтобы помочь вытащить ягненка?

Сраженный ее логикой, Остин вынужден был уступить.

– Дайте мне взглянуть, может, я смогу вытащить вашу чертову тварь, – проворчал он.

Крикнув людям наверху, чтобы они были готовы, Остин накинул петлю на перепуганное животное и тщательно привязал к веревке, спущенной сверху. Отвесный утес в этом месте облегчал подъем ягненка, и он скомандовал работникам вытягивать веревку.

Как только веревка пришла в движение, Обри начала карабкаться вслед за ягненком к чистому воздуху Этвудского аббатства. Она бы не вынесла больше ни минуты в этой зловонной долине смерти.

Остин проследил за ее восхождением наверх и, поняв, что с ней ничего не случится, почувствовал себя обязанным поискать другие признаки жизни. Было бы жестоко оставлять раненых животных медленно погибать от удушья под весом мертвых тел.

Обри не сообразила, что он не последовал за ней, пока почти не добралась до вершины. Остановившись передохнуть на плоской скале, она проследила, как Джон поднял ягненка и передал в руки ожидающего Майкла, а затем посмотрела вниз на Остина, пробиравшегося по карнизу, заваленному трупами овец. Он толкал и ворошил холодные, неподвижные тела везде, где мог до них дотянуться, а сейчас развернулся, чтобы вернуться по узкой тропинке назад.

То, что случилось потом, запечатлелось в памяти Обри и преследовало ее в кошмарных снах месяцы и годы спустя. Он почти добрался до нее, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от ее лодыжки, когда перенес вес на больную ногу, чтобы сделать следующий шаг. Обри в ужасе увидела, как острая боль пронзила его, и беспомощно вскрикнула, когда Остин опрокинулся назад, кувыркаясь и скользя на скалы внизу.

Ее истерический крик заставил людей побежать к обрыву со всех сторон, но Обри уже спускалась вниз к неподвижному телу. Когда помощь подоспела, Обри сидела на карнизе, склонившись над своим мужем, и поддерживала его окровавленную голову.

Впоследствии она плохо помнила, что делала в те часы, когда бесчувственное тело Остина вытягивали из провала. Упади он дюймом дальше, он бы не удержался на карнизе и закончил свою жизнь на дне каменоломни, как его первая жена. Когда до него добрались, он все еще дышал, хотя Обри сомневалась, переживет ли он подъем на скалу.

Когда графа принесли в аббатство, она подняла всех на ноги, требуя горячей воды и холодных компрессов, бинтов и полотенец. Единственная мысль, приводившая ее в замешательство, была о том, что она не может позвать ни одного врача в округе.

Осмотрев изуродованную ногу своего мужа, она поняла, что он не выживет без врача, причем хорошего, а не того шарлатана из Эксетера, Пройдет несколько дней, прежде чем самая быстрая почтовая карета доставит ее письмо и возвратится с врачом, но она не могла ждать и беспомощно смотреть, как он умирает. Она потребовала лошадей, написала отчаянное послание и послала Джейми со своей неотложной просьбой в Лондон. Если в Эшбрук-Хаус не окажется ее отца, чтобы вручить письмо, дядя Джон или Алван найдут нужного человека.