Несколькими неделями позже, когда корабль был почти закончен и готов к плаванию, проливной дождь дал Остину повод остаться дома и приняться за горы бумажных дел. Сохраняя дистанцию, ему удалось вбить клин между собой и Обри, и она не решалась его потревожить. Она оставила его в одиночестве и ушла по своим делам, когда он уселся за стол с заплесневелыми гроссбухами и грудами пожелтевших грамот.

Но даже в тиши кабинета, когда дождь барабанил по сводчатым окнам, а огонь весело плясал за каминной решеткой, Остин не мог сосредоточиться. Пара смеющихся зеленых глаз стояла перед ним, когда он погрузил перо в чернила и прикоснулся к бумаге. Когда он пытался разобраться в поблекших каракулях старых гроссбухов, ему чудились то маленький подбородок, то обиженно надутые полные губы. Он уставился на огонь и увидел летящие по ветру медвяные волосы.

Молчание жены начало тревожить его. Пока он отсутствовал дома, то знал, что за ней приглядывают. Каждый день он получал сообщения от Джона или своей матери о том, чем в этот день занималась Обри. Он знал, когда она отправлялась с семьей Сотби на пикник, знал, когда Харли приезжал, чтобы взять ее на верховую прогулку, знал о попытках нанять слуг и уладить старые ссоры. Он чувствовал неодобрение в одних сообщениях, насмешку в других, но во всех них сквозила симпатия к ней. Маленькая графиня потихоньку прокладывала себе дорогу к сердцам жителей графства.

Маленькая графиня и ее любимцы, мог он добавить, когда один из котят прыгнул ему на колени и принялся ластиться, требуя внимания. Животных в доме прибавилось – Остин заметил маленького ягненка в конюшне с Балериной и выводок желтых крошечных цыплят у кухонной двери, но не делал никаких замечаний по поводу растущего поголовья.

Остин встал и, неся урчащего котенка, бесцельно направился в холл. Он думал услышать голоса прислуги, или шум уборки, или хотя бы сюсюканье Обри с ее любимцами. Но больше всего ему хотелось услышать ее смех.

Только настойчивость помогла графу отыскать ее местонахождение. Дверь в библиотеку была слегка приоткрыта, он заглянул в нее, почти уже поверив в то, что она пуста, но тут уловил аромат сирени. Тихо толкнув дубовую дверь, он шагнул в полумрак.

Облаченная в тонкий белый муслин, легкая фигурка Обри казалась сгустком неземного сияния на фоне унылых грязных полок с заплесневелыми книгами. Она задумчиво смотрела на потолок, туда, где дождь сочился через трещину в прогнившей деревянной балке и ручейком стекал за древние религиозные трактаты.

– О чем бы вы ни думали, я не в состоянии купить это, – сказал Остин, и его голос эхом прокатился по лишенной ковров комнате.

Оторванная от своего занятия, Обри взглянула в сторону двери, и уголки ее губ дрогнули в улыбке. Облаченный по-домашнему: в жилет без сюртука и брюки из лосиной кожи – Остин выглядел настоящим хозяином своего дома. Только мурлычущий котенок на руках вносил в его облик легкий диссонанс. Глубокая голубизна глаз смягчала выражение его лица, и она почувствовала внезапное желание отбросить кудри, ниспадавшие на высокий лоб.

– Мысли так дорого стоят? – спросила она, подавляя желание подойти к нему.

Он улыбнулся этому уколу.

– Ваша, правда. Каждый раз, когда вы хмурите лоб, я слышу звон падающих монет.

Это было легким упреком. Он ничего не сказал, когда на полу ее спальни появился ковер, а на его кровати сменились занавески. Он знал, что приправы к еде не возникли из ничего, а новое белье, покрывшее кровать, и появившиеся стол и сервант не были результатом колдовства. Он не знал, появились ли они из ее кошелька или за счет его кредита, но не попрекал ее этой «роскошью». Она была очень скромной по сравнению с тем, что Обри сюда принесла. Он только хотел, чтобы она некоторое время держалась подальше от приданого, которое он собирался вернуть ей до последнего цента. Обри погрустнела.

– Я и в мыслях не рассчитывала на ваши деньги, Остин. Я хочу только вашего комфорта. Цыплята скоро начнут нести яйца, а это уже деньги. Скоро я получу свои карманные деньги за три месяца. Я не думаю…

Остин пересек комнату и вручил ей котенка.

– Маленькая глупышка… – тепло пробормотал он. – Я не жалуюсь. Но если все, что вы собираетесь делать – это придумывать новые способы, как тратить время и личные деньги на эти развалины, тогда могу предложить более доходное занятие.

Обри взяла котенка и впилась глазами в его лицо.

– Вы так думаете? Могу я как-то вам помочь?

Сердце забилось в груди, и было бы лучше, если бы он не продолжал, но он не мог отвернуться от ее умоляющего взгляда.

– Это касается времени, которое стоит денег. Пока я сижу наверху и корплю над колонками цифр, вы могли бы научиться, как это делается. Пойдемте, я научу вас, как вести книги.

Если бы он сказал, что научит ее копать могилы, она все равно с радостью пошла бы за ним. Дистанция, которую он между ними установил, терзала ее сердце и душу, и она отчаянно пыталась понять его поведение.

Почему-то работать над грудой бумаг стало легче, когда рядом оказалась ее золотистая голова, и он облегченно погрузился в записи древних гроссбухов. Остин показал ей, какой доход он ожидает получить от нынешнего урожая и какой приплод дадут овцы на дальних пастбищах. Она отметила, как дорого обходится привлечение работников издалека, но даже с учетом этого прибыль должна быть хорошей. Сам Остин лучше понял состояние своих финансов, когда начал объяснять ей. Если все пройдет гладко, уже через год он сможет выбраться из долгов.

Аромат сирени перебил затхлый запах старых фолиантов, и совсем не огонь камина разогнал холод в комнате. Им хорошо работалось вместе, и работа была сделана даже быстрее, чем ожидалось.

Остин глядел в окно, забрызганное стекающими каплями дождя, пока Обри четким, ясным почерком выписывала результаты их подсчетов. Дождь закончился, и из-за темной тучи появился золотой луч солнца. В небе заиграла радуга, и он обернулся спросить Обри, не хочется ли ей выйти наружу и найти конец радуги, но сосредоточенный вид жены, склоненной над столом, изменил направление его мыслей.