– Можете войти!

Китти приветствует нас, разумеется, до сих пор не одетая, но на этот раз из камина не вырываются опасные языки пламени, угрожающие спалить комнату. Однако повсюду пепел, в нем испачкано и маленькое тельце Ричарда (свернувшегося калачиком на руке своей хозяйки), и раскрасневшиеся щеки девушки.

– Давай, Китти! Вытри лицо, и начнем сборы. – Леди Реммингтон, не теряя ни минуты, отправляется к гардеробу. – Решено: ты наденешь атласное платье. Белое, с блестящими нитями, вышитыми волчицами из Стоунхенджа…

– Но, мама, разве ты не хотела, чтобы я надела розовое с рюшами?

– Я? Никогда! Все дебютантки будут стараться понравиться королеве, нарядившись в ее любимый цвет, и ты останешься незамеченной! Так что то розовое платье наденет Лавиния. И прежде, чем ты начнешь протестовать, скажу, что она сама это предложила, – объясняет леди Реммингтон, не оборачиваясь. – Я говорила тебе, что взять ее с собой в Лондон было хорошей идеей. Она не такая пустоголовая, как кажется на первый взгляд!

Лицо Китти озаряется, когда она поворачивается ко мне. Подбежав, она хватает меня за руки, и я чувствую ожог на ее большом пальце, как и в прошлый раз.

– О, моя Лала, слава богу, что ты здесь! Ты мой счастливый талисман, у меня даже живот больше не крутит! Ты будешь направлять меня и держать за руку, чтобы я не споткнулась, правда?

Мне требуется пара секунд, чтобы кивнуть в ответ.

– Конечно, – говорю я вместо слов «отличная идея!», которые эхом раздаются в моей голове.

Я чувствую, как что-то еще трется о руку, и, опустив взгляд, замечаю тонкий хвост Ричарда, обвитый вокруг моего запястья. Я не знаю, что означает этот жест, но чувствую, что от него кожу покалывает.

Чертовски скучно проживать один и тот же день в третий раз, но я стараюсь следовать советам своих подруг (которые ежедневно настойчиво напоминают мне, что я порчу все веселье) и получать удовольствие.

Я присматриваюсь к окружающим нас дебютанткам (уставшим от советов своих матерей, как и в реальной жизни), к сопровождающим их гномикам (их костюмы из листьев завораживают меня, а один зеленоволосый малыш даже подмигивает мне) и к роскоши старинного дворца (которая просто впечатляет).

Золотая лепнина колонн сверкает в свете свечей. Облака золотистой пыльцы, созданной феями, парят в воздухе; я вижу, как она блестит, словно танцующие пылинки. Осыпаясь на головные уборы девушек, она заставляет каждое перышко и отполированную драгоценность сверкать, словно те сделаны из звезд.

Ладно, я больше не собираюсь ловить взгляд Джорджа Китинга. Он не улыбнется мне так очаровательно и не потанцует со мной вновь, но, по крайней мере, я проживаю нечто… волшебное.

Да, точно. Буду утешать себя этим.

В любом случае расклад дел таков. Теперь у меня новая миссия. И в глубине души это раззадоривает. Мне нужно поймать убийцу, так что… да начнется игра.

Словно зритель, наблюдающий за достоверным воспроизведением моего любимого романа, я смотрю, как Китти замирает перед королевой и делает изящный поклон. Меркурий II лает и спрыгивает с колен хозяйки, чтобы добраться до девушки.

Китти, конечно же, одаряет его лаской, радуясь, что хоть кто-то ее не осуждает в этом переполненном зале. Она звучит совершенно искренне, когда восклицает:

– Этот прием – большая честь для меня, ваше величество! Я обожаю собак. Признаюсь, зачастую больше, чем людей.

– Вы также предпочитаете своего огненного дракона остальному миру?

– О боже мой! – Китти резко распрямляется. – От-откуда вы знаете?

– Ваше платье ослепительно-белого цвета, мисс Реммингтон, тем заметнее на нем пепел.

Королева тепло улыбается, и Китти, стряхнув сажу как ни в чем не бывало, отвечает с той же неприкрытой жизнерадостностью:

– Я прошу прощения, ваше величество, хотя это послужит мне хорошим уроком. Безупречность или совершенство, увы, недостижимы, и я, конечно же, не являюсь ни тем ни другим.

Шарлотта склоняет голову в ответ. Она не выпускает Китти из виду, даже когда та уходит и настает мой черед.

В этот раз я просто делаю реверанс и, как только королева машет рукой, удаляюсь, чтобы встать в углу со своей подопечной.

– Я сделала что-то не так, Лала? – тихо спрашивает она меня. – Я должна была молчать, не так ли? Как говорила бабушка…

– Ты все сделала безупречно, – заверяю я и, взяв ее под локоть, тяну в большой зал. Пока Китти болтает о еде (и сразу же направляется за ней), я внимательно рассматриваю всех джентльменов и леди вокруг нас.

Здесь уже собрались не просто наивные, застенчивые дебютантки, ослепленные, как и мы, великолепием дворца, а умудренные опытом графы, герцогини с острым язычком и виконтессы с расчетливыми взглядами, которые прячут сплетни за веерами.

Чем старше они, тем больше фальши я улавливаю в их движениях. От некоторых жестов (презрительных, высокомерных, нескромных) у меня стынет кровь.

Очевидно, что Китти – самая красивая дебютантка, а после ее представления королеве – главная соперница для всех, кто стремится к тому, чтобы их дочерей назвали бриллиантом сезона.

Неужели чья-то амбициозная мать хочет убить Китти?

– О, Лала, смотри! Пирожные с кремом.

– Одно из маленьких сохрани в ладошке, – советую я ей, не оборачиваясь, устремив свой взгляд в глубину комнаты. – На всякий случай.

– Какая отличная идея!

Джордж Китинг на месте. Вокруг него, как мотыльки у пламени свечи, вьются девушки. Они красивы, да, но не так, как Китти. Герцог говорит что-то, и все смеются. Кроме Сэмюэля Хаскелла, который снова закатывает глаза.

Отлично. Все происходит так, как и должно быть.

И продолжается в том же духе. Через несколько секунд появляется Джон Китинг. Он что-то шепчет на ухо брату и… вот оно. Джордж оборачивается на нас.

Его голубые глаза устремлены на девушку рядом со мной.

– Китти, стряхни с себя сахар.

– Что?

– С носа. – Я касаюсь кончика своего носа, и она, не задумываясь, повторяет. – Отлично. А теперь приготовься.

– К чему?

– К танцам.

– Простите меня за беспокойство, дамы, но вы… мисс Реммингтон?

И как обычно: бла-бла-бла, желаете ли вы потанцевать, о, вы очень добры, милорд, но вы не из сахара сделаны. Удивление на лице Джорджа, и – бац, он съедает пирожное прямо из ее рук.

Уф-ф, опять этот заторможенный взгляд – неужели он так быстро влюбился в нее в книге?

Когда они с Китти отходят от нас (наконец-то), чтобы занять место в центре комнаты и начать танец, я вздыхаю.

– Вы в порядке, мисс Лабби?

О нет. Я на секунду забылась. Я – тень Китти. Сэмюэль Хаскелл – тень герцога. А это значит, что мне придется терпеть его не один вечер в этом сезоне.

И я не забыла, как он назвал меня перед смертью. Как и то, что он – один из моих главных подозреваемых.

Но я не могу допустить, чтобы он заподозрил меня или догадался об истинных намерениях. Возможно, Сэмюэль не читатель и не злодей. А если все же да, то я ничего не выиграю, сразу раскрыв перед ним свои карты.

– Да, я в порядке, – тихо отвечаю я. – Просто немного устала.

– Я понимаю вас.

Затем, по возможности незаметно, я оглядываю комнату. Минуты идут, никто из нас ничего не говорит, и я ощущаю повисшее напряжение. Не знаю, у кого из нас больше гордости, но если он рассчитывает, что я первой открою рот, то пусть ждет дальше.

Пока пары кружат под звуки финальных тактов, я задаюсь вопросом, что делала Лавиния Лабби, пока Гарден была сосредоточена на главной героине. Скорее всего, ничего. Рассматривала все вокруг.

Черт, меня ждут часы вечной скуки в роли телохранителя.

– Желаете потанцевать под следующее произведение?

Я поворачиваюсь к Сэмюэлю Хаскеллу. Его физиономия все такая же кислая, но на этот раз он соизволил пошевелиться. Точнее, он махнул рукой. Причем в мою сторону.

Я смотрю на его руку. Потом на него самого. Наконец он, кажется, решает, что я оглохла, и снова повторяет вопрос уже громче: