– За какую протеже? – оживился Ксютов, – у тебя появилась певичка? У нее есть хит?

– Нет, не певичка, у меня лучше есть, – заговорщицки улыбаясь, сказал Дюрыгин, – у меня отлётная диск-жокейша для тебя есть.

– Да? – удивился Ксютов, – откуда и зачем?

Они спустились на лифте на четвертый этаж и прошли в кафетерий.

– Ну, что у тебя за жокейка? – спросил Ксютов, когда они уселись за дальним столиком.

– Понимаешь, я ее готовлю себе на новое шоу, она очень способная, живая, непосредственная, оригинальная…

– Стоп, – прервал Дюрыгина Ксютов, – она на эфире когда-нибудь работала?

– Нет, но она очень артистичная и способная, все на лету схватывает.

– Но ты же знаешь, у нас на нашем радио жиск-жокей работает в одно лицо без звукорежиссера и сам за пультом микширует звук, а это значит, что ее, твою протеже надо пол-года готовить на эфирного звукорежиссера, учить ее пульту и микшированию, возиться с ней, а надо ли, только ради того, чтобы раскрутить ее к твоему шоу? – усомнился Ксютов.

– А ты ее поставь в пару с кем-нибудь, а хоть бы и с Сережей Мирским на утренний эфир, – придумал Дюрыгин, – Мирский будет звук микшировать, программу вести, а моя Агаша как гость на эфире… А?

– Ну-у-у-у, – стушевавшись, задумался Ксютов, – у Мирского ведь и своё самолюбие есть, он не захочет программу с кем-то делить.

– А Ирма Вальберс у него была на нескольких эфирах? – возразил Дюрыгин.

– Ну, сравнил жопу с пальцем! – воскликнул Ксютов, – Ирма сама по себе звезда, с ней и Мирскому не западло на эфире побыть, и неизвестно кто кого еще раскручивает в этой паре, а твоя эта, как её? Агаша? Кто ее знает? Она же не Ирма Вальберс! С ней Серёжа еще и не захочет эфиром делиться.

– А ты заставить не можешь, как программный директор?

– Могу, но пока не вижу резона зачем.

– А если денег дать? – улыбнулся Дюрыгин.

– Ты же знаешь, я не беру, все мои действия только на благо рейтинга станции.

– Знаю, поэтому и уважаю.

– Льстец, – укоризненно покачав головой, сказал Лёша Ксютов, – ладно, приводи свою протежейку, погляжу я на нее, да может и правда поставлю с Мирским.

– Правильное решение, – похвалил Дюрыгин.

– Ты не думай, что меня так легко уговорить, – назидательно заметил Ксютов, – я соглашаюсь чисто из прагматически корпоративных соображений.

– Типа, я тебе, а ты потом мне и наоборот?

– Правильно, – кивнул Ксютов, вытирая салфеткой рот, – я сейчас сделаю тебе, а ты потом сделаешь мне.

Агаша пришла на Радио Москва-Сити, как раз, когда была еженедельная сходка всех диск-жокеев.

Программный проводил разбор полетов.

– Ты Агаша? – спросил Ксютов, завидев стоящую в проеме дверей девушку и прервав на полу-слове свой спич.

– Да, – ответила Агаша с улыбкой, – мне можно?

– Проходи, присаживайся, – сказал Ксютов, – знакомьтесь, Агаша, будет с нами на эфире работать до сентября, а потом пойдет в новое телешоу к Дюрыгину на Эн-Ти-Ви-Ар.

Диск-жокеи заинтересованно поглядели на Агашу.

Она уселась в придвинутое Мирским кресло и все снова принялись глядеть на программного.

– Так, на чем, бишь я остановился? – задумался Ксютов, – да, насчет прошлого четверга. В прошлый четверг вырубился компьютер, и что? И сразу вылез весь ваш непрофессионализм…

Ксютов стоял, опершись руками на спинку стула, а все сидели за длинным столом и глядели на своего шефа. Глядели и слушали, а шеф давал им всем разнос.

– Стоило на день вырубиться программному компьютеру, как сразу повылезало, что никто не владеет, ни искусством микширования, ни искусством речи, ни чувством меры, ни элементарной внимательностью, которая вообще никому здесь из присутствующих, как мне кажется не присуща. Здесь вообще как мне кажется собрались какие-то апологеты невнимательности, анархисты, отрицающие всякий установленный в эфире регламент и порядок.

Ксютов нервно раскачивался и глядел поверх голов собравшихся.

– Лена, к тебе это относится в первую очередь, – сказал Ксютов, обращаясь к сидевшей по правую от него руку красивой блондинке лет двадцати семи, – ты была в эфире с двенадцати до шестнадцати, сразу после Мирского.

Девушка сидела поджав губки и потупив взгляд.

Агаша поняла, что эта Лена наверное очень набедокурила на своем эфире и ее сейчас будут за это ругать.

– Лена, – с укоризной говорил Ксютов, – тебе сколько раз объясняли, что заговаривать музыкальную композицию на голосе исполнителя категорически нельзя.

Это брак в работе диск-жокея. Я вам всем, когда брал вас на работу и стажировал, тысячу раз объяснял, что перед тем, как ставить песню с диска или с другого носителя, диск-жокей обязан прослушать вступление и концовку песни и по секундомеру прохронометрировать интродукцию и коду. Кроме того, для облегчения вашей работы, на плей-листе возле каждой песни обозначены вход и выход, сколько секунд от первого звука до начала пения и наоборот, сколько секунд от конца пения и до затухания последней ноты. И буквами даже обозначено для особенно тупых диск-жокеев. Вот, поглядите, кто забыл, – Ксютов потряс в воздухе распечаткой плей-листа, – вот, после песни Элтона Джона стоит цифра 12 и буква "эф"…

Что это значит? Это значит, что после того, как Элтон Джон кончил петь, музыка в этой песне звучит еще двенадцать секунд и у диск жокея, если ему вздумалось своим голосом красиво, как он думает, наезжать на хвост этой песни, есть целых двенадцать секунд, чтобы на музыке уходящей песни прокомментировать ее или сказать свою очередную гениальную глупость, вроде той, что сказала в тот же четверг Оля Сиротина.

Теперь все посмотрели на Олю, на девушку, что сидела по левую руку от программного.

– Но вернемся к профессионализму, Лена, ё-маё, у тебя на этом Элтоне было целых двенадцать секунд, за это время в эфире можно всего Шекспира процитировать, а ты мало того, что в следующую песню группы Грин Дэй очень плохо въехала, так ты своим чрезмерным комментарием залезла на голоса исполнителей, а это брак, а это непрофессионализм. Что? Не могла посмотреть, что до вступления голосов написано пять секунд? Чего тебя понесло?

Диск-жокеи зашушукались, по комнате за столом прокатилось оживление.

– За двенадцать секунд процитировать всего Шекспира? – хмыкнул сидевший рядом с Агашей Мирский, – Ольга и на пять то секунд ни одной цитаты из Шекспира в своей памяти не наберет.

– Тихо! – прикрикнул Ксютов, – дальше… Дальше я хотел сказать о главном.

Невнимательность это ваша естественная сфера обитания ваших душ. Вот поглядите!

Стоило в четверг полететь программному компьютеру, как вы умудрились навести полный хаос в рекламных окнах и буквально свести с ума нашу рекламную службу.

Чего казалось бы проще? Девочки из рекламной службы коммерческого директора приносят диск-жокею расписание рекламных окон каждого часа эфира. Там черным по белому написано время рекламного окна и последовательность рекламных роликов.

Диск жокею надо и всего-то, как только приготовить все "картриджи" с роликами, засунуть их в "картридж-плейеры", предварительно проверив картриджи – перемотана ли в них пленка на начальную метку, и потом как начнется рекламное окно, проиграть джингл и по очереди запустить все шесть или восемь картриджей с рекламными клипами… Как просто! Но мы и это разучились делать!

Ксютов с исполненным укоризны пафосом оглядел присутствующих.

– Оля умудрилась перепутать окно четырнадцать-пятнадцать и проиграла его дважды, в четырнадцать тридцать и четырнадцать сорок пять, покуда возмущенные клиенты не стали звонить коммерческому директору и девочки из рекламной службы не прибежали в студию и не настучали Оле по башке.

– Слушайте, у вас здесь все так сложно, – шепнула Агаша сидевшему рядом Мирскому, – я ни за что не смогу разобраться.

– Да, пустяки, – шепнул Агаше Мирский, – все дело в том, что сломался программный компьютер и пришлось гнать программу вручную, по старинке, музыку с си-дишек, а рекламу с картриджей, а так то в нормальные дни все с компьютера, все с жесткого диска в эфир идет.