Миссис Гейбл открыла дверь еще до того, как я успел поднести палец к звонку. Казалось, она ждала меня, стоя за дверью, прильнув к глазку. Ее маленькие, блестящие глазки-буравчики оценивающе скользнули по мне с ног до головы, фиксируя поношенный костюм, усталую позу и, конечно же, чужой номерной знак моей машины.

— Да? — просипела она, поправляя очки на цепочке. — Вам что-то нужно, молодой человек? Сборщик анкет? Страховой агент? Вы не похожи.

— Джон Келлер, миссис…?

— Гейбл. Агата Гейбл. — Она не предложила войти, заблокировав проем своей тщедушной, но решительной фигурой. Она была ходячим архивом улицы, и она знала себе цену.

— Расследую печальный инцидент с миссис Мэйсон, — сказал я, показывая удостоверение. — Хотел бы задать пару вопросов. Возможно, вы что-то видели или слышали в тот вечер.

Ее глаза загорелись азартом профессиональной сплетницы, ради которой приоткрылась завеса будничной рутины.

— Ну, наконец-то! — она фыркнула. — А то шериф Блейк отмахнулся, как от назойливой мухи. Говорит, «несчастный случай» и все дела. Чушь собачья! Входите, входите, только ноги вытрите хорошенько.

Ее гостиная была музеем застывшего времени. В воздухе витал сладковатый запах леденцов от кашля, воска для мебели и стареющей плоти. На каждом свободном сантиметре стояли фарфоровые куклы, керамические слоники и вышитые салфетки. Каждый предмет был пыльным свидетельством долгой, пустой жизни, заполненной наблюдением за чужими.

— Беда, настоящая беда, — завела она, усаживаясь в вольтеровское кресло и указывая мне на жесткий диванчик. — Лоретта была милой девушкой. Тихой. В отличие от него, — она ядовито сморщилась, — Гарольда. Только и знал, что пить да орать на нее. А в последнее время… она стала нервной. Ходила, будто на иголках. Все куда-то бегала, оглядывалась. Я ей говорила: «Лоретта, детка, у тебя что, совесть не чиста?» А она только отмахивалась.

— Она с кем-то встречалась? Кто-то приходил к ней? — спросил я, делая вид, что записываю в блокнот.

— О, конечно! — ее глаза вспыхнули. Для нее это был высший пилотаж — перейти от общих рассуждений к конкретике. — Эта… Эвелин Кроу, например. Да-да, жена самого Говарда Кроу! Приезжала пару раз на своей большой черной машине. Заходила ненадолго. О чем они могли говорить? Лоретта не из их круга. Подозрительно, очень подозрительно.

Она понизила голос до конспиративного шепота:

— И доктор Хейл! Тоже заезжал. Не как врач, нет. Без чемоданчика. Торопливо такой, озираясь. И… — она сделала драматическую паузу, — в ту ночь. Да, да, в ту самую! Мне давление скакало, я у окна сидела, чай пила. Видела, как он подъехал к своему дому, это через два дома, поздно, очень поздно. И с ним была дама. В платке, лица не разглядеть. Но походка… молодая. И не его жена, у той походка как у утки, я издалека узнаю.

Она сыпала мелкими, незначительными деталями, как конфетти. Стоило ли доверять ее старческим глазам? Но и отмахнуться нельзя было — в этой мешанине могла затеряться единственная важная улика.

— А мистер Эллис? Артур Эллис? Вы его знаете?

Ее лицо вытянулось. Сплетничать о первых лицах города было одним делом, о скрытном Эллисе — совсем другим.

— Эллис… — она сглотнула. — Его все знают. И все делают вид, что не знают. Живет на отшибе. Злой такой. Взгляд тяжелый. Проезжал он тут временами. На своей машине. Смотрел на их дом. На дом Лоретты. Как волк на овчарню. Я ей говорила: «Лоретта, берегись его». А она… она странная стала. Говорила: «Он ключ, миссис Гейбл. Он все объяснит».

В этот момент со стороны улицы раздался резкий скрип тормозов и звон велосипедного звонка. Рыжий, веснушчатый мальчишка лет четырнадцати на слишком большом для него велосипеде резко затормозил прямо у лужайки миссис Гейбл и, бросив велик на траву, бросился к открытой двери.

— Миссис Гейбл! Миссис Гейбл! Вы не поверите, что… — он запнулся, увидев меня. Его глаза, ярко-голубые и полные любопытства, расширились. — О! Вы тот детектив!

— Томми, сколько раз я говорила, не бросать велосипед как попало! — взвизгнула миссис Гейбл, но в ее голосе сквозь нарочитую строгость пробивалась явная нежность к мальчишке.

— Это Томми, — вздохнула она, обращаясь ко мне. — Наш местный… информатор. Его мать моет полы в мэрии, а отец работает на складе у Торреса. Мальчик все видит, все слышит. И, к сожалению, всем рассказывает.

Томми не смутился. Он влетел в гостиную, пахнущий потом, пылью и мальчишеской энергией, которая взбаламутила спертый воздух комнаты.

— Вы расследуете убийство миссис Мэйсон? Это ведь убийство, да? Я так и знал! Я читаю детективы! Я могу помочь! Я все про всех знаю! Когда я вырасту, стану полицейским детективом.

Он выпалил все это на одном дыхании, его глаза бегали по моему блокноту, пистолету в кобуре подмышкой, моему лицу.

— Она мне иногда давала доллар, чтобы я проследил, куда уезжает мистер Эллис или мистер Хейл! Говорила, это наша секретная миссия! Как у настоящих шпионов!

Из невольного слушателя я превратился в режиссера странного дуэта: болтливой старухи и юного сыщика.

— Ну и что ты узнал, шпион? — спросил я, снова открывая блокнот.

Томми надул щеки, стараясь выглядеть серьезным и деловым.

— Мистер Эллис ездит на склад мистера Торреса по вторникам и четвергам. Ровно в четыре. И никогда не задерживается больше чем на час. А однажды я видел, как он и шериф Блейк там встречались. Они о чем-то спорили. Мистер Блейк был красный, как помидор, и тыкал пальцем мистеру Эллису в грудь. А мистер Эллис молча стоял и улыбался. Такой холодной улыбкой. Мне аж страшно стало.

Миссис Гейбл ахнула: — Томми! Тебе же запрещали туда лазить!

— А я и не лазил! Я из-за забора смотрел, через дырку! — парировал мальчик и тут же переключился на новое.

- А еще?

— Мистер Эллис ездит на своем большом черном «Кадиллаке». Он всегда очень медленно едет по нашей улице. Совсем медленно. Как будто кого-то ищет или за кем-то наблюдает. И он всегда смотрит прямо на дом миссис Мэйсон. Прямо в окна! Я видел как-то раз — он сидел в машине и смотрел, а она стояла у окна и смотрела на него. Они просто смотрели друг на друга. Было страшно.

Миссис Гейбл ахнула: — Томми! Тебе же запрещали подглядывать за взрослыми!

— А я и не подглядывал! Я на велосипеде катался! — парировал мальчик и тут же переключился на новое. — А еще... за неделю до того, как она умерла, он приезжал к ним. Вечером. Его «Кадиллак» стоял у их дома почти час. Я спрятался в кустах и видел, как он ушел. А потом вышел мистер Мэйсон, Гарольд. Он стоял на крыльце и смотрел всему машине. И у него в руке был толстый конверт. Белый такой. Он его в карман сунул и быстро зашел в дом.

Я перестал делать вид, что записываю, и начал записывать по-настоящему. Подкуп. Прямо на пороге. Эллис покупал молчание Гарольда заранее. Или оплачивал его отсутствие в нужную ночь.

— Ты уверен, что это был конверт? Может, просто газета?

— Нет! — Томми был категоричен. — Он был толстый, раздутый. И мистер Мэйсон его так сжал, что аж пальцы побелели. Как будто боялся, что его отнимут.

— А в ту ночь? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Ты что-нибудь видел или слышал в ту ночь?

Лицо Томми стало серьезным.

— Я не спал, комикс читал с фонариком. Окно было открыто. И я слышал, как подъехала машина. Очень тихо, на низких оборотах. Я узнал звук мотора. Это был его «Кадиллак». Я подбежал к окну и увидел, как он припарковался на грунтовке за домом миссис Мэйсон в самом конце улицы, под большим деревом, в тени. Габариты погасил. И просто стоял. Минут пятнадцать. Потом завелся и так же тихо уехал.

— Может, это был кто-то другой? — осторожно спросил я.

— Нет! Я знаю звук всех машин на улице! — заявил Томми с полной уверенностью гения-самоучки. — И потом… я видел следы! С необычным протектором. Я зарисовал их! — Он лихорадочно полез в карман засаленных шорт и вытащил смятый листок в клетку, на котором детской рукой был старательно выведен рисунок протектора шины.