4 апреля 1936 года, Аддис-Абеба, дворец Хайле Селассие

Тронный зал императорского дворца в Аддис-Абебе был пропитан запахом эвкалиптового дыма и старого дерева. Сквозь высокие окна с деревянными ставнями пробивался утренний свет, отбрасывая длинные тени на выцветшие ковры. Обычно зал излучал величие, но сегодня в нём царила напряжённая тишина. Вожди племён амхара, оромо и тиграи стояли полукругом перед троном, их яркие накидки и тюрбаны контрастировали с мрачной атмосферой. Их лица выражали решимость, смешанную с тревогой, а за спинами маячили воины с винтовками Beretta и несколько советников в штатском, чьё присутствие вызывало едва скрываемое раздражение.

Хайле Селассие, невысокий, но величественный, с острым взглядом и аккуратно подстриженной бородой, восседал на троне. Его тёмный европейский костюм подчёркивал стремление к современности, но в глазах читалась усталость человека, несущего бремя войны и дипломатии. Напротив него стояли вожди: рас Абебе, лидер амхара, с длинным шрамом на щеке; рас Гетачью, вождь оромо, чья массивная фигура казалась высеченной из камня; и рас Менгесха, тиграи, чьи холодные глаза следили за каждым движением императора.

Советский полковник Фёдор Вяземцев, высокий мужчина с суровым лицом и выправкой кадрового военного, стоял в стороне, скрестив руки. Его форма, выцветшая от африканского солнца, сохраняла следы былой чёткости. Рядом находился переводчик, молодой лейтенант, переводивший слова вождей на русский. Вяземцев был направлен в Абиссинию как главный военный советник после доклада Шапошникова в Москве. Его задача была ясна: убедить императора отказаться от самоубийственного штурма Дессие и следовать плану партизанской войны, предложенному майором Соколовым. Но, глядя на горящие глаза вождей, он понимал, что это будет непросто.

— Ваше Величество, — начал рас Абебе, шагнув вперёд. — Племя амхара устало ждать. Итальянцы топчут нашу землю, их самолёты сбрасывают яд на наших братьев. Гондэр отравлен, две тысячи человек задохнулись в иприте! Если мы не ударим по Дессие сейчас, они дойдут до Аддис-Абебы. Мои воины готовы воевать. Мы требуем наступления!

Вожди оромо и тиграи поддержали его громкими возгласами. Рас Гетачью ударил кулаком по ладони:

— Оромо не будут прятаться как трусы! Мы возьмём Дессие и покажем Муссолини, что Абиссиния не падёт. Император, дайте приказ!

Хайле Селассие поднял руку, призывая к тишине. Его лицо оставалось непроницаемым, но Вяземцев заметил, как пальцы императора слегка дрогнули. Он знал, что давление вождей — лишь часть проблемы. Британский связной накануне встречался с императором, обещая 15 000 винтовок и 100 000 фунтов в обмен на разрыв с Москвой. Хайле Селассие балансировал на тонкой грани: вожди требовали крови, британцы — предательства, а советские союзники предлагали план, который казался слишком медленным для пылающих страстей абиссинцев.

— Рас Абебе, рас Гетачью, рас Менгесха, — начал император. — Я слышу вас. Я вижу боль нашего народа. Иприт в Гондэре — рана на сердце Абиссинии. Но мы не можем бросаться в бой без подготовки. Наши советские друзья, — он кивнул в сторону Вяземцева, — предлагают план: партизанская война, удары по тылам врага, уничтожение складов иприта. Это сохранит жизни наших воинов.

Рас Абебе фыркнул:

— Партизаны? Прятаться как крысы? Это не путь воина! Амхара сражаются лицом к лицу. Мы возьмём Дессие, даже если погибнем все до одного!

Вяземцев шагнул вперёд, не выдержав. Его голос был твёрд, но сдержан:

— Ваше Величество, позвольте говорить откровенно. Москва против штурма. У вас 18 000 человек, из которых половина плохо обучена, с винтовками Beretta и ограниченным боезапасом. Итальянцы имеют 25 000 солдат, 75 танков Fiat 3000, 50 самолётов Caproni, 110 орудий и иприт. Лобовая атака — мясорубка. Мы потеряем 90% ваших сил и не возьмём ни одного холма. Майор Соколов предлагает обучить 7000 человек за две недели. Мы ударим по складам иприта, аэродромам, мостам. Это ослабит итальянцев, и тогда мы сможем наступать с шансами на победу.

Император посмотрел на Вяземцева. Его глаза сузились, и в них промелькнула искра раздражения.

— Полковник, я уважаю ваш опыт и помощь Москвы. Но я — император Абиссинии. Я знаю, как поступать со своим народом. Вожди правы: если мы не ударим сейчас, дух нашего народа сломается. Лига Наций смотрит на нас. Если мы отступим, мир решит, что Абиссиния пала. Я не позволю Муссолини праздновать победу.

Вяземцев стиснул зубы. Он ожидал сопротивления, но не такого упрямства. В его памяти всплыли слова Шапошникова: «Император колеблется. Британцы давят. Если он выберет их, мы потеряем Африку». Полковник сделал глубокий вдох и продолжил:

— Ваше Величество, Москва готова отправить 30 самолётов И-15, 40 танков Т-26, 50 пулемётов, 15 000 винтовок и 3 миллиона патронов. Но доставка займёт три недели. Если вы атакуете сейчас, вы потеряете всё. Иприт в Асмаре. Мы можем уничтожить склады, используя местных пастухов, которые знают тропы. Дайте нам несколько недель, и мы изменим расклад.

Рас Гетачью шагнул к Вяземцеву, его массивная фигура нависла над полковником:

— Недели? За это время итальянцы дойдут до Аддис-Абебы! Ты, русский, хочешь, чтобы мы ждали, пока наши женщины и дети задыхаются от газа? Мы не верим вашим обещаниям!

Вяземцев не отступил:

— Британцы обманывают вас, чтобы вы умерли за их интересы. Они не хотят сильной Абиссинии. Они хотят вас ослабить, чтобы взять под контроль и стравливают с нами. Москва даёт вам шанс на настоящую победу, но для этого нужно время.

Хайле Селассие встал с трона, его движения были резкими. Он подошёл к столу, на котором лежала карта Абиссинии, утыканная красными и жёлтыми булавками. Его палец указал на Дессие.

— Полковник, я ценю вашу помощь. Но мой народ не будет ждать. Вожди правы: мы должны ударить сейчас, пока сезон дождей не начался. Если мы не покажем силу, племена разойдутся, и я потеряю их доверие. Я приказываю готовить наступление. Генерал рас Тэсэмма уже разрабатывает план. Мы атакуем через три дня.

Вяземцев почувствовал, как кровь прилила к вискам. Он знал, что спорить дальше бесполезно, но не мог молчать.

— Ваше Величество, это ошибка. Вы потеряете армию, а с ней — страну. Москва не поддержит самоубийственный штурм. Если вы идёте в бой без нас, вы идёте одни.

Император повернулся к нему, его лицо стало жёстким:

— Тогда мы будем сражаться одни. Абиссиния не марионетка в руках Москвы или Лондона. Мы — свободный народ, и я — его император. Передайте товарищу Сталину, что я благодарен за помощь, но решение принято.

Вожди одобрительно загудели. Рас Абебе хлопнул в ладоши, его глаза горели торжеством. Рас Гетачью кивнул, а рас Менгесха слегка улыбнулся, словно предвидел исход. Вяземцев понял, что проиграл. Он коротко поклонился и отошёл к окну, чувствуя, как за его спиной нарастает гул голосов.

В тронном зале наступила пауза. Хайле Селассие вернулся на трон, его взгляд скользил по вождям. Он знал, что решение о штурме — риск, но отступление могло стоить ему короны. Вожди были его опорой, но их нетерпение и гордость толкали страну к пропасти. Император колебался. Советские союзники были надёжны, но их план требовал времени, которого не было. Вожди же хотели крови — и немедленно.

Рас Менгесха, самый сдержанный из вождей, заговорил:

— Ваше Величество, тиграи поддержат вас, но только если мы покажем силу. Итальянцы готовят наступление через пять дней. Если мы не ударим первыми, они раздавят нас. Лига Наций нам не поможет. Только победа в Дессие сплотит народ.

Хайле Селассие кивнул, но его мысли были далеко. Он вспомнил Гондэр: обожжённые тела, крики задыхающихся, детей с выжженными глазами. Иприт был кошмаром, против которого у Абиссинии не было защиты. Советский план уничтожения складов иприта звучал разумно, но вожди не хотели ждать. Они видели в штурме шанс на славу, а в отступлении — позор.