— Рас Тэсэмма, — обратился император к своему генералу, стоявшему у карты. — Доложите план штурма.

Рас Тэсэмма, пожилой воин с седыми висками, шагнул к столу.

— Ваше Величество, у нас 18 000 человек: 11 000 пехотинцев с винтовками Beretta, 2500 патронов на человека, 7000 солдат с винтовками Мосина от советских товарищей. Мы ударим по итальянским позициям на холмах у Дессие с двух флангов. Первый удар — на рассвете, чтобы избежать самолётов Caproni. Пехота пойдёт под прикрытием наших орудий. Если прорвём первую линию окопов, сможем захватить их пулемётные гнёзда.

Вяземцев, стоя у окна, покачал головой. Он знал, что план Тэсэммы обречён. Итальянские танки Fiat 3000, несмотря на тонкую броню, раздавят пехоту на открытой местности. Самолёты Caproni, сбрасывающие 500-килограммовые бомбы, превратят атаку в бойню. А иприт — 70 тонн газа, готового к распылению, — мог уничтожить всю армию за часы. Он повернулся к императору:

— Ваше Величество, позвольте ещё раз. Итальянцы имеют 25 000 солдат, 75 танков, 50 самолётов, 110 орудий, 10 000 мин, склады иприта в Асмаре. Ваши силы не выдержат их огня. Дайте нам время. Мы уничтожим иприт, подорвём аэродромы, взорвём мосты. Тогда штурм будет иметь смысл.

Император посмотрел на него с усталой улыбкой:

— Полковник, я уже решил. Мы атакуем через три дня. Если Москва не поддержит нас, мы примем помощь британцев. Но Абиссиния будет сражаться.

Вяземцев понял, что дальнейшие споры бесполезны. Он кивнул и отошёл к карте, где рас Тэсэмма продолжал объяснять свой план. Полковник мысленно подсчитывал потери: 90% армии, тысячи мёртвых, поражение. Но у него ещё было время. Он решил действовать.

— Ваше Величество, — сказал он тихо, чтобы слышали только император и переводчик. — Если штурм неизбежен, позвольте нам подготовить диверсии. Мы уничтожим склады иприта и аэродромы. Это даст вам шанс.

Хайле Селассие посмотрел на него долгим взглядом.

— Хорошо, полковник. У вас три дня. Но штурм начнётся, с вами или без вас.

Вяземцев вернулся в штаб после встречи с императором. Он подошёл к карте, где красные булавки, обозначавшие абиссинские и советские силы, терялись среди жёлтых — итальянских. Майор Соколов, худощавый мужчина с выгоревшими на солнце волосами, вошёл с папкой донесений.

— Фёдор Иванович, — начал Соколов, — император не отступит. Вожди давят, британцы подливают масла в огонь. Что будем делать?

Вяземцев постучал пальцем по карте.

— Собери пастухов. Выдели 7000 долларов, как приказал товарищ Сталин. Пусть покажут тропы к складам иприта в Асмаре. Если мы уничтожим газ, итальянцы потеряют козырь. Подготовь 1000 человек для диверсий за три дня. Цели: склады, аэродромы, мосты.

Соколов кивнул.

— А вожди? Они готовы лезть на пулемёты.

— Вожди — моя забота, — ответил Вяземцев. — У нас есть 80 000 долларов. Раздай их через наших людей. Амхара, оромо, тиграи — все любят деньги. Если они повернутся к нам, Селассие будет вынужден слушать.

Соколов усмехнулся:

— Подкуп? Старый добрый метод. Но если Селассие узнает, он вышвырнет нас.

— Тогда работай тихо, — отрезал Вяземцев. — И подготовь отряды. Если штурм неизбежен, мы должны ослабить итальянцев. Без иприта у них меньше шансов.

Соколов кивнул и вышел, оставив Вяземцева одного у карты. Полковник смотрел на булавки, представляя тысячи мёртвых, если штурм провалится. Он знал, что следующие три дня решат судьбу Абиссинии и советского влияния в Африке. Император был упрям. Но Вяземцев не собирался сдаваться.

Вечер 4 апреля 1936 года, Москва, Кремль

Кабинет Сергея был пронизан уже привычным запахом табачного дыма. Тяжёлые портьеры на окнах отрезали помещение от холодного апрельского дождя, заливавшего Москву. Свет от бронзовой лампы с зелёным абажуром падал на массивный дубовый стол, заваленный бумагами, картами и телеграммами. Сергей в сером френче сидел за столом, его пальцы медленно постукивали по крышке, а глаза изучали доклады. Трубка в левой руке дымилась, тонкая струйка поднималась к потолку, растворяясь в полумраке.

Напротив стола стоял Павел Анатольевич Судоплатов, начальник иностранного отдела ОГПУ. Он положил на стол тонкую папку с грифом «Совершенно секретно» и начал доклад.

— Товарищ Сталин, — сказал он, его голос был спокойным, но с ноткой напряжения, — я получил сообщение от нашего человека в Лондоне. Британцы обеспокоены. Их эмиссар в Абиссинии сэр Эдвард Грейсон пропал после встречи с императором Хайле Селассие 31 марта. Сегодня утром сэр Уильям Кросс, высокопоставленный сотрудник их разведки, связался со мной. Он не обвиняет напрямую, но интересуется, не знаем ли мы, кто за этим стоит.

Сергей, не отрывая глаз от отчёта, выпустил облако дыма.

— Британцы всегда ищут виноватых, Павел Анатольевич. Что они говорят? И почему это должно нас волновать?

Судоплатов открыл папку, вытащил лист с машинописным текстом и продолжил:

— Кросс сообщил, что Грейсон был ключевой фигурой в переговорах с Хайле Селассие. Я считаю, что через него Британия пыталась убедить императора разорвать связи с нами, обещая оружие, деньги и поддержку в Лиге Наций. Грейсон встречался с императором утром 31 марта в Аддис-Абебе. После этого его видели садящимся в машину с двумя спутниками и переводчиком. Машина направлялась в британское консульство, но не доехала. На рынке произошла перестрелка. Грейсон, его спутники и водитель исчезли. Переводчика нашли без сознания с травмой головы. Он ничего не помнит.

Сергей встал, подошёл к окну и, помолчав, посмотрел вдаль. Затем повернулся к Судоплатову, его взгляд остановился на собеседнике. Он знал, что ситуация в Абиссинии — пороховой бочке Африки — становится всё сложнее. Исчезновение Грейсона было не просто инцидентом, а сигналом, что кто-то играет не только против британцев, но, возможно, и против СССР.

— Павел Анатольевич, — спросил Сергей, — есть ли данные, кто мог это сделать? Итальянцы? Местные? Или кто-то ещё?

Судоплатов посмотрел на Сергея, его взгляд был цепким, оценивающим. Он привык замечать малейшие детали и знал, что любое лишнее слово может вызвать вопросы.

— Это не всё, товарищ Сталин. 1 апреля в ущелье недалеко от Аддис-Абебы произошла засада. Наши люди — Михаил Серов, Григорий Волков и Иван Козлов — проводили обмен итальянского полковника Лоренцо ди Сальви на два с половиной миллиона лир, предложенных генералом Грациани через швейцарского посредника Карла Гессена. Место и время знали только наши, абиссинские повстанцы и посредник Альберто Рицини. Но в момент обмена началась бойня. Лоренцо убит, Гессен и Рицини тоже мертвы, все десять абиссинских повстанцев, включая Абебе и Йоханнеса, погибли. Серов, Волков и Козлов выжили, но Козлов ранен. Они ушли с деньгами, но потеряли всех союзников. Нападавших, по их словам, было около двадцати пяти человек, все профессионалы с современным оружием. Они потеряли девятерых, но действовали слишком слаженно для местных или итальянцев.

Сталин отложил трубку, его пальцы замерли. Он поднял глаза на Судоплатова, и в его взгляде мелькнула холодная искра.

— Кто знал о месте и времени обмена?

Судоплатов выдержал паузу, затем ответил:

— Только наши: Серов, Волков, Козлов и Тесфайе, наш абиссинский связной. Плюс несколько повстанцев, которым доверял Тесфайе. И Рицини, Гессен и итальянский офицер, который был с ними. Но Рицини и Гессен мертвы, офицер убит в первые минуты. Тесфайе клянётся, что его люди были верны. Но кто-то знал. Кто-то продал информацию.

Сергей почувствовал, как по спине пробежал холод. Исчезновение Грейсона и засада в ущелье могли быть связаны, но кто стоял за этим? Итальянцы, чтобы сорвать переговоры? Или кто-то третий, стравливающий всех против всех?

— Товарищ Сталин, — продолжил Судоплатов, — исчезновение Грейсона и засада могут быть звеньями одной цепи. Британцы подозревают нас, но мы потеряли людей в ущелье. Кто-то хочет поссорить нас с Лондоном и, возможно, с Грациани.