– Я ждал, что кто-нибудь обратится ко мне, – заявил доктор с места в карьер, даже не представившись. Голос его обволакивал и был полон шарма. Так, во всяком случае, показалось Фрэнсис. – Я узнал о смерти Клио из газет.

– Вы говорили с кем-нибудь из полиции?

– Нет. Вообще-то я думал, что мистер Пратт упомянет мое имя в беседе с полицейскими, но они пока меня не потревожили. Вы первая.

– У вас найдется сегодня для разговора со мной свободное время? – Фрэнсис взглянула на часы. Встретиться с отцом было необходимо, но этот визит, как она надеялась, будет коротким. – Я могла бы быть в городе не позже трех.

– Я принимаю пациентов до пяти. На углу Бродвея и 168-й есть кофейня, как раз напротив входа в больницу, где я работаю. Там большая неоновая вывеска и освещенная красным витрина с пирожными. Я буду ждать внутри.

– Как я вас узнаю? – спросила Фрэнсис.

– Я сам узнаю вас. Я видел ваше фото.

Каждый раз в течение последних дней, когда она подъезжала к отцовскому дому и ее машина взбиралась по чуть заметному уклону к парадному крыльцу, у Фрэнсис возникала горькая мысль: как же отец будет теперь жить без Клио? Как он будет ездить на своем инвалидном кресле, спускаясь и поднимаясь по сделанным по ее заказу пандусам, тормозить у дверей, прислушиваясь, не раздастся ли где-то в доме ее голос или стук ее каблучков? Никаких смен декораций и никого, кроме Лили, в качестве собеседника, за исключением тех, кто из вежливости нанесет ему визит и пробудет совсем недолго, украдкой поглядывая на часы.

Фрэнсис припарковалась, но осталась сидеть в машине, выключив двигатель и вслушиваясь в тишину, нарушаемую неназойливым чириканьем птиц. Небо серело, обещая дождь. Близился полдень, а казалось, что уже наступил вечер.

Они с Пьетро впервые приехали вместе в Саутгемптон в разгар «Бешеного Боба» – урагана 1991 года, обрушившегося на Лонг-Айленд и на большую часть северо-восточного побережья. По телевизору показывали то, что они, и Ричард с ними, видели здесь воочию – поваленные деревья, дома с сорванными крышами, затопленные автомобили, полицейских и журналистов в разноцветных пластиковых накидках, крупные дождевые капли, ударяющие в объективы телекамер, – пестрый, чем-то даже забавный, но и тревожный балаган.

Ричард попыхивал всегдашней сигарой. Пьетро курил одну за одной сигареты и постоянно вскакивал со стула, бегая к окну и сравнивая картинку на телеэкране с тем, что происходило за стенами дома. Они отпивали по глотку из высоких, щедро налитых доверху стаканов, великолепный дорогой коньяк и рассуждали о мировых проблемах, о спорте и о том, что никакой ураган не сметет с лица земли Соединенные Штаты, ибо фундамент этой страны, в отличие от какого-нибудь Таиланда или России, заложен в гранит под зданиями Уолл-стрит, где собрано все богатство мира. Пьетро, в отличие от Фрэнсис, чувствовал себя комфортно в компании с Ричардом и Клио.

Лили слегка постучала ногтем по стеклу, возвращая Фрэнсис в настоящее.

Лили выглядела неважно. Вероятно, она совсем не спала в эту ночь.

– Он только что уснул, – сообщила Лили шепотом, как будто ее голос мог проникнуть сквозь стены внутрь дома. – Я не хотела, чтобы вы звонили в дверь. Это его могло разбудить. Ему надо отдохнуть. Он очень слаб.

Фрэнсис хотелось бы откровенно поговорить с сиделкой, узнать, насколько тревожно состояние отца, но услышать правду из уст Лили она не надеялась. Да и не желала ее знать. Лучше тешить себя иллюзиями.

– А кто-нибудь осматривал вещи Клио? – спросила она, резко меняя тему разговора.

– Полиция была здесь в понедельник. Они хотели просмотреть всю ее переписку, счета, записные книжки с телефонами и адресами. Блэр что-то им предоставила, но ваш отец разозлился и прогнал их…

Фрэнсис вспомнила, что одновременно Умник навестил и офис «Пратт Кэпитал».

– А вчера, – продолжала Лили, – они явились опять уже с ордером.

– Они что-нибудь забрали?

– Да. Список изъятого они оставили вашему отцу, но он швырнул его им в лицо. И крикнул: «Стыдно заниматься чепухой!» Он был очень недоволен их действиями…

– И что?

– На этом все кончилось. Больше я ничего не знаю.

Они обе вошли в дом. Лили удалилась на кухню, предупредив, что явится по первому зову, а Фрэнсис направилась к отцу.

Значит, дневник Клио не попал еще в руки полиции. Ее пометка: «Среда 15.00 – Ф.П. в КПБ», означающая визит к Фритцу Прескотту в Колумбийскую Пресвитерианскую больницу, была бы легко расшифрована. А вот что скрывалось за другой записью: «10.00 – Р.Ц.» – мог расшифровать только Ричард.

Фрэнсис прошлась по комнатам, где она уже давно чувствовала себя чужой, где Клио установила свой порядок. Твердые подошвы ее сандалий постукивали по паркету, и одно это могло вызволить мачеху из могилы, чтобы обрушиться на уже взрослую женщину с упреками.

Ощутив за спиной чье-то присутствие, Фрэнсис вздрогнула, словно действительно испугалась появления здесь Клио, восставшей из мертвых.

Но это была всего лишь Лили.

– Ваш отец проснулся. Можете зайти к нему.

Ричард полулежал, обложенный подушками, на огромной кровати, которую когда-то, до своей болезни, делил с Клио. Голубое шелковое покрывало было откинуто, и под тонким одеялом проступали очертания его исхудавшего тела. Сквозь задернутые занавески извне не пробивалось достаточно света, поэтому на ночном столике горела лампа, освещая целую армию бутылочек с лекарствами и несколько фотографий, выстроенных полукругом, – смеющаяся Клио, Джастин, сооружающий песчаный замок на пляже, свадебное фото Блэр с Джейком, Фрэнсис на церемонии вручения ей диплома юриста. Эту фотографию она раньше никогда не видела. Собственное изображение смутило ее. Она не ожидала, что попадет в эту коллекцию.

Ричард оставил без внимания ее появление в спальне.

– Папа… – позвала она тихо, потом, подойдя ближе, встала прямо перед ним. – Как ты себя чувствуешь?

Он поднял на нее безжизненные, словно стеклянные, глаза, но ничего не ответил.

– Мне нужно задать тебе один вопрос. Это по поводу Клио.

Опять никакой реакции. Фрэнсис повернулась в сторону двери, где на пороге переминалась с ноги на ногу Лили. По ее отсутствующему выражению лица нельзя было определить, следует ли Фрэнсис продолжать свои попытки или лучше ей сейчас удалиться.

Фрэнсис решилась на первое.

– Что означает Р.Ц.? – спросила она прямо.

– У Ричарда дернулась нижняя челюсть. Можно было догадаться, что он произнес: «Где?»

– В ежедневнике Клио. Там есть запись: «Каждую пятницу в 10.00 – Р.Ц.» Ты знаешь, что это такое?

– Где… был… ежедневник? – Паузы, разделяющие слова, были мучительно долгими.

– В ящике ее письменного стола. Я обнаружила его в день похорон, хотя теперь предполагаю, что он уже у полицейских. Лили сказала, что они приходили с ордером.

Ричард кивнул.

– Там еще были отмечены посещения психиатра, о котором ты мне говорил. 15.00, среда, доктор Прескотт. А что у нее было по пятницам утром?

– Ты… не должна… была… рыться… в ее… вещах…

– Папа, я ведь хочу только докопаться до причины того, что случилось, – защищалась Фрэнсис.

– Сокровенность… – Ричард поперхнулся, закашлялся. Тощее горло его заходило ходуном. На это нельзя было смотреть без жалости. – Она… хотела… сокровенности… оберегала…

Он принялся хватать руками подушки, подпирая ими себя, чтобы выше приподняться в постели. Лили подскочила, желая помочь, но он остановил ее неожиданно громким возгласом: «Нет!» Затем он снова обратил свой взгляд на дочь.

– Ты не должна… копать… там… где нельзя…

Он откинулся на спину, почти утонув в подушках.

Фрэнсис смотрела на отца и гадала, что они с Клио скрывали вместе, а теперь хранит в тайне он один. Что-то очень важное, касающееся их обоих или одной Клио. Такое, что предпочтительнее будет оставить убийцу гулять на свободе, чем вытащить это на свет. Фрэнсис вспомнила их недавнее обсуждение слова «стыд». Возможно, гордость не позволяет отцу раскрыть нечто постыдное, связанное с Клио. Даже смерть ничто по сравнению с социальным остракизмом, который ждет ее, уже мертвую. Неужели такое может быть?.. Воображения у Фрэнсис не хватало даже на самые безумные предположения.