– Извини.

– Ты очень меня обидел, – Алисия отвернулась к окну. – И испугал.

Еще раз просить прощения мужчина не стал. Так и не дождавшись реакции на свои слова, Алисия все же призналась:

– Я тебя поняла. С моей стороны можешь не опасаться подстав леди Шарлотты. Я, как никто, знаю, как сложно заработать репутацию надежного специалиста среди мужчин. А она определенно пользуется уважением и доверием многих мужчин. Не только тебя. Так что я ей не угроза.

Едва заметный кивок – вот и все, что Алисия получила на свои заверения.

***

– Ну и как тебе эта Селестия? – леди Эллен чинно шла по коридору старого дворца в компании Шарлотты и Гомера.

Ворон сидел на плече чародейки и нагло изображал неразумную птицу. Ему в принципе понравилось развлекаться таким образом за счет новой участницы избрания, которая сменила «Внезапно заболевшую леди Юнис Готвиль. Мы, конечно, все очень переживаем за нее и молимся о скорейшем выздоровлении, но наше избрание Алрун не может ждать возвращения леди. Вы же это понимаете?».

Знакомство состоялось прошлым вечером во время ужина. Когда всех девушек наконец-то выпустили с их этажа, и все леди устремились в столовую, сверкая глазами. Им было интересно узнать причину такого странного распоряжения. Представительницы аристократических семей не привыкли, чтобы кто-то вот так ограничивал их передвижения. Точнее ограничивал сверх тех правил, что были приняты обществом для молодых леди.

А в столовой их уже ждал Лифан. Распорядитель широко улыбался, сложив руки на животе. За столом сидела незнакомая всем девушка. Прямая спина. Безмятежное выражение лица. Дорогое вечернее платье, изысканные украшения и сложная прическа.

Темноволосая Селестия Одри Эшдаун встретила взгляды всех шести Алрун со спокойствием скалы. Она просто была. А все, что происходит вокруг, ее никоим образом не касается.

Единственный мужчина в этом цветнике представил леди Эшдаун, посетовал, что болезнь леди Юнис несколько изменила ход избрания, улыбнулся всем присутствующим еще шире, чем до этого, и всплеснул руками:

– Ну что, знакомство состоялось? Чудненько! Бабочки мои, я вас оставлю. Очень много работы. Но мы с вами скоро встретимся. Обещаю!

От его очередного «чудненько» у Чарли свело скулы. Так и хотелось ему ответить. Но Лифан и без ее саркастичных комментариев старался лишний раз даже не смотреть на чародейку. Так что магистр ограничилась лишь тем, что громко хлопнула салфеткой, расправляя ее перед тем, как изящно положить на колени.

Эллен, напротив, сидела задумчивая и все бросала искоса взгляды на Селестию. Некоторые девушки пытались завести непринужденную светскую беседу. Но несмотря на это в столовой витало напряжение. Ровно до тех пор, пока туда не залетел Гомер и не уселся на спинке стула Шарлотты.

– Ворон? – у леди Эшдаун дрогнула рука, и вилка звонко упала в тарелку. – Что делает грязная птица в столовой?! Стража! Что за безобразие!

Истерики в голосе новенькой не было. Лишь холодное возмущение и уверенность, что по щелчку ее пальцев кто-то из стражи придет и, как минимум, изгонит птицу прочь.

Пять пар глаз скромно прикрыли ресницы. Тонкие улыбки на губах участниц избрания послужили для Гомера как сигнал к действию. И он, переступив на месте, громко хлопнул крыльями и выдал нетривиальное:

– Кар-р!

– Кышь! – махнула в его сторону белым платочком Селестия. – Кто допустил такое безобразие? Стража!

В столовую вошли двое мужчин в форме. Увидев их, леди Эшдаун в третий раз потребовала убрать птицу из замка.

– А лучше всего – сверните ему шею!

Шарлотта, скромно сложив перед собой ладони, повернулась к стражам и выжидательно выгнула бровь. Будто спрашивая: «Ну, господа? Что будем делать?».

Мужчины, переглянувшись, попытались объяснить новоиспеченной Алруне, что это не просто ворон, а проводник, принадлежащий чародейке. Да не абы какой, а магистру посмертия. И вообще, птица весьма даже разумная.

Гомер не нашел ничего умнее, как еще несколько раз щелкнуть клювом и снова громко заявить:

– Кар-р!

В общем, в тот момент стало понятно, что отношения как с Гомером, так и с Шарлоттой у леди Эшдаун не сложатся. Ворон не спешил подтверждать, что весьма и весьма разумен. Чарли равнодушно сообщила Селестии, что ее питомца никто не выгонит, а его присутствие в этом дворце согласовано самим Императором. После чего, возмущенная таким попранием правил и этикета, леди Эшдаун отложила салфетку и удалилась в свои покои, предпочитая ужинать в одиночестве.

В тот момент все распри между Алрунами были временно забыты и, оставшись без общества новенькой, девушки принялись бурно обсуждать сложившуюся ситуацию.

Кто-то ругался на очередную замену участниц, кто-то возмущался, что несмотря на уже второй случай серьезного заболевания, им, оставшимся во дворце, не спешат привести медика для обследования. Кто-то кипятился из-за поведения Селестии.

Только Эллен была все так же задумчива. Она не поделилась своими мыслями по поводу болезни Юнис. Девушка все так же оставалась при своем мнении – не могла пышка-Юнис так сильно разболеться за несколько часов, что ее тут же вывезли из дворца. В конце концов, она в этом хоть немного, но разбиралась. И точно понимала, что, если бы состояние Юнис было критическим, к ней вызвали бы медиков во дворец. Нет, не так. Никто не стал бы перевозить Юнис под покровом ночи. Лечить леди принялись бы здесь. Могли бы закрыть ее покои для посещений. Но при самой девушке неустанно бы дежурили несколько медиков. Но своими опасениями она уже поделилась с Шарлоттой. А больше обсуждать это было и не с кем. Да и что она может сказать – “Мне кажется, леди Готвиль не больна”? А что тогда? Подтасовка результатов избрания? Но сколько раз это обсуждалось во время встреч с советником? Лорд Сайлас Брэдфорд утверждал, что никто не станет рисковать и нарушать правил. Император очень серьезно относился к традиции Избрания. И та роль, которую играла давняя традиция для Империи – не повод для шуток. Если кто-то из участниц и, уж тем более, кто-то из советников решится на грубое нарушение правил, то они могут навлечь на себя императорский гнев. И если для молодой леди это грозило больше моральной поркой и отсылкой в какую-нибудь глушь, то советник мог потерять и свое место. Хорошо, если голова останется на плечах.

А не имея хоть каких-то версий, что же на самом деле произошло с Юнис, то и говорить об этом не стоило.

Но прошел день. Большая часть второго, и сейчас девушки после ужина прогуливались по дворцу.

– Чарли? – Эллен повторила свой вопрос.

– Не знаю, – чародейка пожала плечами. Гомер из-за этого недовольно заворчал. – Мне сложно судить. Ты же знаешь, я не общаюсь с аристократками в вашей естественной среде. Те лорды и леди, кто обращается ко мне в силу моей работы, обычно ведут себя иначе. На пороге дома магистра посмертия с людей, как правило, слетает несколько фунтов высокомерия.

– Потому что оно мешает общению?

– Нет, – хмыкнула чародейка. – Потому что я могу себе позволить отказаться от работы. Но это же аристократы. Голубая кровь. Белая кость. Большинству из них подавай все самое лучшее. Поэтому им приходится делать выбор. Усмирить свою гордыню или идти искать другого смертника, которых в городе в звании магистра всего несколько.

– Даже в Клаудене?

– В столице особенно. Главный магистр Клокер служит императору. Еще двое мужчин уже в приличном возрасте. К слову, работают так или иначе на службе империи. Они загружены так, что времени на свободные заказы не остается. Я в городе по своим причинам. Иначе, поверь, тоже бы здесь не задержалась. Потому что всех сильных чародеев стараются привлечь к работе служб безопасности империи. За те несколько месяцев, что я здесь была мне пришлось отказаться от таких предложений трижды. Спокойнее работать в небольших городах. Как можно дальше от всевидящего ока.

– И что? Ты уедешь из столицы? Ну, после избрания.

– Не знаю, Эллен, – Чарли снова повела плечом, стараясь не мешать Гомеру. – Я выросла здесь. Здесь у меня дом и много нерешенных вопросов. Но останься я в столице, вопрос встанет остро. И буду ли я работать вольнонаемным чародеем, или меня все же приберут к рукам властьимущие, я не возьмусь загадывать.