– Эй-эй! – рассмеялась она. – Смотри не порежься.

Максим очнулся, посмотрел себе в руки и отложил нож в сторону. Он взял чашки, положил по одной ложке кофе и по две ложки сахара. Здесь у них вкусы совпадали.

Оба любили сладкое, и терпеть не могли горькое.

– Ты хочешь сказать, что цвета всё-таки различаешь?

– Ещё как! Просто иногда мне кажется, что "оранжевость" и "коричневость" люди выдумали нарочно, чтоб было чем морочить мне голову.

– То есть ты этих цветов не видишь?

– Не отличаю, – поправил её Максим. – Видела бы ты радость врачей на медосмотрах, когда они подсовывали мне свой журнал с цветными картинками и на какой-то очередной странице я заявлял, что тут ничего не нарисовано.

– Что за журнал?

– Там на странице беспорядочно разбросаны квадратики, треугольники и кружочки, все разных цветов, и фокус в том, что какой-то цвет упорядочен в букву или цифру…

Её-то и надо угадать.

– Угадать? Понятно…

– Особенно смешили тесты с маленькими квадратиками. Они меня спрашивают: "Какого цвета квадратик?", а мне смешно: "Какой, к чёрту, цвет! Он же ма-аленький"…

Зато я различаю двести пятьдесят шесть миллионов оттенков серого!

Она смеялась, и Максим был счастлив.

Одна только мысль отравляла его счастье, "надолго ли"?

– А рыба откуда?

– Поймал.

– Как? Когда?

– Ты спала.

– Не может быть, я очень чутко сплю.

– Да ну? – хихикал над ней Максим. – Пойдём, проверим?

– Дай мне хоть кофе допить…

И опять они в постели, и опять стрелки часов неумолимо наматывают на свои оси стремительно уходящее счастье. И опять в голове у Максима нет-нет, да и прозвенит звоночек: если оно всё равно уйдёт, так может, пусть бы лучше его никогда и не было?

Дело шло к вечеру, быстро темнело.

Они собрались выйти на прогулку к морю, чтобы проститься с этим холодным февральским днём, который в отличие от многих других дней так ласково с ними обошёлся. Дверь была уже открыта, когда компьютер просигналил о поступившем сообщении.

Они вдвоём, всё ещё держась за руки, остановились и посмотрели в сторону шкафа, в котором Максим хранил технику. Иллюзия счастья и полноты жизни уносилась прочь в такт коротким позывным компьютера.

– Ну, что ж, – нарочито бодро заявил Максим. – Давай-ка посмотрим, кто это нам письмецо передал.

– Подожди, – неожиданно сказала Света. Она потянула его к себе. – Не отвечай.

Максим замялся, потом, будто оправдываясь, сказал:

– Это не приглашение к связи. Мелодия у меня другая. Это сигнал о том, что пришло сообщение. И не важно: сейчас мы посмотрим его содержание или позже. Для отправителя письмо мы получили, счётчик запущен, мы можем только потерять время…

– Конечно, – она отпустила его руку. – Ты прав.

Максим закрыл дверь, разулся, подошёл к шкафу, открыл его и запустил монитор. К его немалому облегчению, вчерашние полёты никак не сказались на работе ни самого компьютера, ни периферии.

Ничего не разбилось, не сломалось…

– Да, сообщение. Отправлено из Одессы, так что тут ты права, это могут быть только неприятности. Ух ты, видеосъёмка, кто-то не пожалел ресурсов на видеоролик…

Он запустил воспроизведение.

Двое малышей, не старше трёх-четырёх лет, сосредоточенно перелистывали огромную книгу, сидя на ковре с высоким, отливающим сиреневым ворсом. Милая картинка сопровождалась приятной музыкой…

Максим настороженно повёл головой и скорее почувствовал, чем увидел, как осела Светлана.

– Что такое? – резко выдохнул он.

На ней просто лица не было. Она приподняла руку, указывая на экран, потом безвольно её опустила.

– Это мои, – едва выговорила она. – Василёк, Петенька…

Пол вздрогнул под ногами. Вселенная чуть сдвинулась в сторону и не спешила вернуться на место.

Видеопрограмма бодро отрапортовала о завершении своей работы, и на экране появилась коротенькая запись: "Никакой самодеятельности! Не двигайтесь с места!

Ждите дальнейших инструкций".

– Ты узнала обстановку?

Она не могла отвести взгляд от монитора, сжимала и разжимала кулаки.

– Это мои дети…

Максим увидел, что она задыхается…

Он с пол-оборота хлёстко, со звоном влепил ей пощёчину, потом ещё одну. Светлана опустилась на колени, закрыла голову руками и только тогда, будто прорвало, громко, беспомощно зарыдала. Максим поднял её с пола и усадил в кресло. Намочил платок и стал им вытирать её лицо, руки, шею.

– Детям ничего не сделают, – с ожесточением сказал он. – Ни им, ни нам. Чтобы убить, заложниками не пугают…

Она ещё раз всхлипнула и кивнула головой.

– Ты узнала комнату? – повторил он свой вопрос, видя, что она начала приходить в себя.

Но ответить у неё пока не было сил. Она лишь отрицательно покачала головой.

– На них была обычная одежда?

– Да, – едва слышно выдавила она.

– Книга. Что это за книга?

– Я… – она судорожно глотнула воздух. – Я не знаю…

– Света, ничего страшного не произошло. Это лишь один из способов психологического давления. Ты всё время должна помнить об этом.

– Да-да, конечно, – и она опять залилась слезами.

– Пойдём, погуляем, – предложил он. – Мы же собирались прогуляться к морю.

– Не пойду, – понемногу приходя в себя, ответила Светлана. – Я тут посижу. Они могут выйти на связь…

С его точки зрения шум прибоя и свежий морской ветер отрезвили и успокоили бы, но настаивать не стал. Только приоткрыл клапана вентиляции, и снял куртку.

– Раздевайся, – напомнил он Светлане, застывшей в своём горе. – Рыбу чистить поможешь?

– Что? Рыбу? Нет, наверное, давай уж лучше ты сам. У тебя хорошо получается…

– Сам, так сам, – откликнулся Максим. – Я, знаешь ли, чемпион по чистке рыбы.

Он выложил во всю длину разделочной доски лобаня (Серёга не подвёл: килограмма два будет!), растёр в ладонях немного соли, энергичным движением отсёк рыбине голову, другим движением вспорол брюхо.

Светлана безучастно следила за его действиями.

– Это же лобань, – неожиданно сказала она.

– Точно, – согласился Максим. – И что с этого?