Они завтракали под утренние новости. Ничего особенного, в Вест-Индии трясет, на Ближнем Востоке взрывают, в Австралии небывало расплодились крокодилы…

Всё это Сергея интересовало мало, писал он криминальный боевичок, действие которого проходило в Москве и окрестностях, и потому ни землетрясения, ни крокодилов пристроить было некуда. Хотя и заманчиво обрушить лавину ошалевших от январских морозов крокодилов на поместье олигарха Апфельштейна, но все-таки нужно и меру знать. А если у Апфельштейна побочный бизнес — крокодиловая ферма? Этакий аквацентр, дюжина прудов, прикрытых стеклянными колпаками, хозяйство обогревается краденым газом (воровство списывают на Украину). И управляющий фермы — любовник жены олигарха? Жена хочет избавиться от мужа и встать во главе многомиллиардного бизнеса. Подговаривает управляющего, и тот вводит крокодилам озверин, тайную разработку ФСБ для проведения спецопераций в Австралии и Флориде. Крокодилы, понятно, бесятся, вырываются на волю, забираются в особняк олигарха, в бассейн, где резвятся пресыщенные гости. Возникает паника, стрельба, Апфельштейн исчезает, жена считает, что цель достигнута… Правда, этого нет в синопсисе, но если бы он писал по синопсису, то был бы плохим негром. Никудышным негром. Голодным негром. Потому что синопсиса на роман никак не хватало, максимум — на коротенькую повестушку в три листа. А он должен выдать на-гора шестнадцать полноценных листов, шестьсот сорок тысяч знаков. Вот и приходится хватать любого пролетающего мимо крокодила за хвост.

Лариса о чём-то говорила, он что-то отвечал, а крокодилы всё ползли по коврам роскошного тюдоровского особняка, который Апфельштейн купил в Англии, по камешку перевез в Россию и поставил в своём поместье, чтобы утереть нос остальным олигархам, живущим пусть в шикарном, но новострое. А в тюдоровском особняке жили многие поколения герцогов Фиц-Морсбери, что, по мнению Апфельштейна, придавало и ему самому патину благородства и знатности. В то же время последний герцог Фиц-Морсбери нанимается к Апфельштейну в качестве английского мажордома, разумеется, под чужой фамилией Вудхауз. Герцог ищет план сокровищ пирата Моргана, который его прадед, женатый на правнучке (внучке? дочке? нужно будет прикинуть) ямайского губернатора, запечатлел на одной из стен особняка в виде мозаики-криптограммы — на чёрный день. Сам герцог, доктор медицины и активный участник международной организации «врачи без границ», десять долгих лет провел в плену у афганских моджахедов или сомалийских пиратов, покуда его старушка-мать не уплатила выкуп, продав для этого фамильное гнездо Апфельштейну. Теперь старушка-мать живет в меблированных комнатах Лондона среди индийских иммигрантов, а её соседка, вдова раджи Кублу-хана, по сердечной доброте присматривает за ней. У вдовы есть дочь, прекрасная Зита, ласковая и добрая девушка. Но никто не знает, что Зита — предводительница банды наркоторговцев «Бриллиантовая звезда», которая контролирует сорок пять процентов британского рынка наркотиков и стремится увеличить долю до пятидесяти пяти…

Новости кончились, кончился и завтрак. Лариса засобиралась. Она преподавала английский язык в частной школе, торжественно именуемой Первой Гимназией. Преимуществ над другими школами у гимназии было несколько: отсеивали откровенную гопоту, уроки начинались часом позже, и учеников в классе было поменьше. А ещё она, гимназия, была в двух кварталах от дома. Десять минут ходьбы, много пятнадцать, если идти неспешно. Это важно: работай Лариса в обычной школе, ей было бы труднее переносить то, что Сергей — человек свободной профессии, спит, работает и отдыхает по велению души. Гораздо труднее. А так и поспать можно подольше, и уставала она поменьше, и сама гимназия была почище, нежели общеобразовательная школа номер четырнадцать, в которой она работала раньше. Поэтому то, что Сергей оставался дома и мог — теоретически — хоть смотреть телевизор, хоть петь песни, воспринималось спокойно.

На самом деле Сергей работал вдвое, если не втрое больше Ларисы, но видна лишь надводная часть айсберга, сиречь время, проведенное в буквопечатании за ноутбуком, а то, что он и сейчас трудится, ей не видно. Какой же это труд — пить чай и есть бутерброды? А то, что он при этом думает, так ведь все думают о чём-нибудь.

Сергей проводил Ларису до двери, помог надеть шубку, пожелал удачи и тут же записал крокодильские мысли в особый файл. Негру и верёвочка в дороге пригодится, а тут целая сюжетная линия. Будь он белым писателем, то, понятно, сто раз подумал бы, прежде чем решиться на подобные изыски, а может и не сто, а с первого же раза отверг крокодилятину в шампанском. Ну, а писателю-негру привередничать никак нельзя, сначала деньги, нравственность потом. Он, Сергей, должен выдать хозяину-плантатору за год четыре романа минимум. Иначе будет голодно и зябко. Роман пишется два месяца, затем месяц мозги отдыхают, восстанавливают израсходованное. Мозг что земля, может истощиться. Его удобрять нужно, но навоз не годится. Искусственные удобрения чреваты психушкой. Следовательно, естественный цикл — три месяца. В году таких месяцев двенадцать. Вот и получаются пресловутые четыре романа — по гигиене писательского труда. То есть опять же в теории. Проза жизни диктует свое. В прошлом году она надиктовала семь романов. Вот они, на полке. Всего же негритянских романов у него восемнадцать, да два в производстве. Вернее, не у него, а у писателя… Впрочем, неважно. Негр не должен всуе произносить имя господина.

Зазвонил мобильник.

Сергей, прежде чем ответить, посмотрел, кто беспокоит. Оказалось, Антон, двоюродный брат. Антон служил в полиции и порой подкидывал фактуру — реальные случаи, которые, соответствующим образом приготовленные, служили подпорками для очередного романа.

— Сергей?

— Конечно.

— Тут такое дело… Я в Дубравке. Четверых областных мёртвыми нашли.

— Каких областных?

— Областной ОМОН, он строителей крышует. Ну, которые Дубравку должны зачистить.

— И что?

— И то. Их было пятеро. Те четверо, значит, пошли погулять и не вернулись. А пятый ждал-ждал, крепко поддал, да и уснул. Утром, значит, вышел и нашёл пропавших. Замёрзли они, или что, только мертвые. Нас вызвали, Дубравка-то наша. Мы и приехали. Такого я никогда не видел: мертвецы сидят в кабинах бульдозеров и прочей техники. Следов насильственных действий никаких — ну, на первый взгляд. Я кое-что снял. Сейчас долго говорить не могу, но снимки тебе скину. Ты посмотри, может, пригодятся.

Всего фотографий было восемь. Сергей скинул их с мобильника на ноутбук. Качество для телефона приемлемое. Действительно, впечатляет: мертвецы за рычагами строительной техники, общий план, фото деревеньки.

Терять времени нельзя. Вдруг кто и помимо Антона решится на маленький бизнес? Конечно, подобные вещи законом запрещались, потому-то Антон и снимал скрытно, мобильником. Но законом много что запрещается. Если делать все по закону, можно с голоду умереть, не раз говорил Антон.

Сергей быстренько написал заголовок: «Таинственная смерть косит ряды губернского ОМОНа», потом вычеркнул лишнее, оставив «Смерть косит ОМОН». Двести слов плюс фотография. Вышел в интернет и послал материал в «Московский наблюдатель». Спустя десять минут измененный текст с другой фотографией был отослан в «Российский СмертьИнформ», — и так четырежды, во все издания, с которыми Сергей сотрудничал и знал, что почём. И, наконец, последнее сообщение, выдержанное, серьезное и взвешенное, с полным комплектом фотографий, Сергей послал в русскую службу Би-Би-Си.

Ещё через час пришла депеша из «Московского Наблюдателя» — редактор предложил освещать развитие событий и писать побольше. Интернет в Огарёвске был медленный, не столица, даже не губерния, и потому «Скайп» хромал, лишний раз не запрыгнешь. Зато не отвлекал, а обмен депешами, то есть мылом, позволял подумать, измерить и взвесить каждое слово.

В журналистике Сергей был не негром, но Фантомасом: работал под маской, в каждом издании под отдельным псевдонимом. Так удобнее. Специфика жанра.