Активная деятельность коминтерновской агентуры в Афганистане в 1921—1922 гг. стала серьезным препятствием для нормализации отношений между Кабулом и Лондоном. Для проведения реформ Аманулла-хан нуждался в мире с Англией, поэтому в 1922 г. афганские власти были вынуждены принять меры для прекращения активной антибританской деятельности в своей стране. В этом году из Афганистана были выдворены самые важные агенты Коминтерна и лица, связанные с ними. В октябре 1922 г., не дожидаясь выдворения из Афганистана, в Ташкент прибыл Обейдулла с группой единомышленников. К тому времени он уже был фактическим главой «Временного правительства Индии» в Кабуле и одновременно руководил Кабульским комитетом ИНК. Демонстративным отъездом из Афганистана Обейдулла хотел показать индийским иммигрантам, что им больше нельзя рассчитывать на помощь Амануллы.

Однако Обейдулла не хотел сдаваться без боя. Он решил убедить советское правительство «купить сочувствие Кабула хотя бы ценой взятки»{29}. Обейдулла просил Кремль предоставить ему заем в 10 млн рупий. С помощью этой суммы он при поддержке военного министра Надир-хана надеялся добиться «охлаждения англо-афганских отношений», чтобы создать условия для использования Афганистана в качестве «базы для революционной работы в Индии и среди (пуштунских. – Ю.Т.) племен»{30}. В НКИД этот план был отвергнут из-за его нереальности.

Хотя, возможно, за фантазиями Обейдуллы уже в то время скрывалась первая попытка Надир-хана найти для себя могущественного покровителя для свержения Амануллы-хана. Так или иначе, но Обейдулла привез с собой письма Надир-хана, в которых тот жаловался на свою судьбу опального генерала и критиковал «бухарскую политику»{31} эмира. Готов ли был в тот момент Надир-хан пойти на военный переворот в Кабуле, от Обейдуллы выяснить так и не удалось, что еще раз убедило советское руководство в авантюризме индийского лидера и в невозможности продолжать нелегальную работу в Афганистане и Индии старыми методами.

В 1922 г. кабульский центр индийских националистов, действовавших в Афганистане с начала Первой мировой войны, прекратил свое существование, а активная работа Коминтерна в этой стране была временно парализована. В связи с этим уже в 20-х годах разведдеятельность в Афганистане и «независимой» полосе Британской Индии в значительной степени перешла под контроль советской разведки, которая, несмотря на выдворение членов прежнего нелегального ядра в Кабуле, все же получила довольно солидное коминтерновское «наследство» как в Афганистане, так и в Северо-Западной Индии.

Нежелание афганских властей предоставить свободный транзит для советского вооружения племенам «независимой» полосы Британской Индии вынуждало РСФСР и Коминтерн искать нелегальные пути в обход центральных районов Афганистана. В связи с этим Я. Суриц, Джемаль и М. Рой уделяли особое внимание памирскому маршруту для связи с Индией. 10 февраля 1921 г. Я. Суриц отправил в НКИД телеграмму, в которой сообщил, что для реализации этого плана он собирается отправить на Памир «офицера-генштабиста» для установления устойчивых контактов с Читралом и Баджауром. Необходимость такого шага полпред объяснял следующим образом: «При удаче Памиры смогут сыграть роль посреднического центра между Индией и Туркестаном. [...] Связь Памиры (так в документе. – Ю.Т.) могла бы послужить главным образом для перевозки оружия и ослабила бы зависимость нашей индийской работы от Афганистана»{1}.

Выбор Памира (или, как его еще называют, «Крыши мира») в качестве плацдарма для разведывательных и подрывных операций против Британской Индии был мерой вынужденной, так как гипотетически возможная транспортировка вооружения в высокогорной местности являлась крайне трудным делом, даже при наличии хорошо оборудованных баз до индийской границы. А на Памире после прихода к власти в России большевиков царил полный развал: офицеры и солдаты с оружием и казенным имуществом уходили за кордон, чаще всего в Индию; многие погранзаставы были разграблены местным населением и китайцами{2}. В 1919 г. сам Памирский пост охраняли не российские пограничники, а 100 пленных чехов и словаков, единственной мечтой которых, скорее всего, было вырваться из этой горной западни и как можно скорее вернуться домой{3}. Особо надо отметить активность басмаческих формирований в Ферганской долине, которые на длительное время отрезали Памир от Ташкента. В связи с этим установление Советской власти на «Крыше мира» произошло лишь в 1921 г.

Правда, до этого в течение года там действовал отряд Красной Армии под командованием Семыкина. Столь длительное пребывание этой воинской части на Памире было расценено в Советской России как важное политическое событие. В октябре 1920 г. комиссар Туркестанского фронта обратился к бойцам, воевавшим на Памире, с воззванием, в котором говорилось: «Товарищи Памирского отряда, вам поручена ответственная задача. Советская республика направила вас на Памирский пост на границе с дружественным Афганистаном и Индией. Памирские горы отделяют революционную Россию от Индии, в которой 300 млн жителей порабощены англичанами.

На этом горном плато вы, вестники революции, должны поднять красный флаг освободительной армии. Народы Индии, борющиеся против их английских угнетателей, скоро узнают, что дружеская помощь близка.

Своим соседством с свободолюбивыми племенами Северной Индии вы словом и делом ускоряете их революционный прогресс [...]»{4}.

Чтобы превратить Памир в базу для ведения разведки в сопредельных странах и экспорта революции в Индию, летом 1921 г. под руководством ТуркЧК в срочном порядке в г. Оше был сформирован специальный Памирский экспедиционный отряд под руководством чекиста Т. Дьякова, заместителем которого являлся молодой комсомолец Михаил Аллахвердов, которому через 20 лет по личному распоряжению И. Сталина предстояло стать резидентом советской внешней разведки в Афганистане в период Великой Отечественной войны.

Памирская экспедиция планировалась и осуществлялась как общая операция ТуркЧК, Разведывательного управления Туркфронта и НКИД. Первое ведомство представлял Т. Дьяков, Разведупр – Евгений Петровский, а политическую разведку на Памире по линии НКИД предстояло осуществлять Эрнесту Пумпуру{5}.

Уже по пути в Хорог Т. Дьяков установил в отряде железную дисциплину, которая, видимо, требовалась для скорейшего прибытия к месту назначения. 18 сентября 1921 г., когда 150 офицеров и красноармейцев достигли Хорога, большинство из них были полураздеты и больны. Одежды и медикаментов не было. Об условиях несения будущей пограничной службы весьма красноречиво говорило местное название этого района – Подножие смерти.

Материальные трудности усугублялись острым соперничеством между представителями трех ведомств, у которых теоретически была общая цель – укрепление Советской власти на Памире и создание разведсети в сопредельных странах. Однако уполномоченный Особпункта ТуркЧК Т. Дьяков своими непродуманными действиями и резким характером едва не испортил все дело.

Кроме субъективных факторов, были, разумеется, и объективные причины возникновения вражды между руководителями памирской экспедиции. Перед контрразведчиком Т. Дьяковым стояла задача пресечения английского и афганского шпионажа на советской территории. Памир в то время представлял собой проходной двор для разных темных личностей, среди которых многие были платными агентами англичан.

Кроме этого, население этого района принадлежало к мусульманской секте исмаилитов. За многие века они выработали строгую систему конспирации как внутри своей общины, так и вне ее. Их тайные каналы связи охватывали всю Центральную Азию и уходили в Британскую Индию, где проживал глава секты принц Ага-хан. Такая ситуация вызывала серьезное беспокойство еще у представителей царской администрации в Туркестане, но за десятки лет перекрыть утечку золота и информации к Ага-хану они так и не смогли.