А дальше произошло чудо. Настоящее чудо! В воздухе, прямо над нелепым столиком, появились два духа. Один яркий, с фиолетовой кожей и невероятными жёлтыми глазами. Второй – бледнее, с нежными женскими очертаниями фигуры и длинными лиловыми волосами почти такого же цвета, как мои собственные.
Я восхищённо замерла, а потом опомнилась, хотела на колено припасть, да только вдруг подумала: а что, если это злые духи?
– Полехче, – с насмешкой проговорил женский дух. – Это моя кровь. Не знаю, дочь она Синвера или нет, лиш-шена счастья быть лично с ним знакомой. Но по крови она стоит ко мне ближе, чем сёстры Альтарьер, а значит, права на замок имеет.
– На деньги, которыми за него заплатили, тоже? – с такой же насмешкой спросил мужской дух. – У С-синвера не было ни медяшки, одни долги.
– Какая разница, кто заплатил за Аль-Альтарьер? Главное, что он остался в семье, – пожала плечами его собеседница.
Матушки-батюшки, да это же родовые духи-заступники! Неужто признали меня?
Меня до полного оцепенения поразило, что перед нами, простыми смертными, явились духи, и никто даже им не поклонился… Никто за подношением не побежал. Да что там, никто даже слова почтительного не сказал!
Я так растерялась! Не знала, что и делать. И только сверлящий меня злобным взглядом поверенный продолжил надо мной нависать, и я, чувствуя поддержку духов, повторила:
– Как дочь Синвера Альтара, я имею право на его наследство.
Итлес подошёл так близко, что я явственно различила запах его одеколона, такого же дорогого и навязчивого, как он сам.
– Что тебе нужно на самом деле?
Не осмелившись врать в присутствии духа, я ответила:
– Мне нужны деньги.
– Кто бы сомневался, – издевательски процедил он. – А что, с другими способами подзаработать не сложилось? И даже в бордель не взяли? Хотя неудивительно. Я бы за такое платить тоже не стал.
– Томин! – возмутилась молчавшая до этого каронесса, самая старшая из собравшихся. – Это уже слишком!
И такое зло меня взяло. Да как он смеет меня перед духами позорить, если сам осрамился, выплатив деньгами эрцегини долги за не принадлежащее ей имение?
Я не стерпела и взорвалась:
– Все вы аристократы одинаковые! Самодовольные, чванливые кровопийцы! Думаешь, тебе все обязаны целовать подмётки просто по праву рождения? Хах! Утрись! Ненавижу тебя, таких, как ты, и всё, что вы творите! И для меня будет особым удовольствием въехать на радугу на вашем горбу и откусить кусок вашего пирога!
– Смотри, чтобы рот не треснул, когда разинешь его на наш пирог!
– Отойди от меня! Хватит надо мной нависать!
– А что ты мне сделаешь? Это ты пришла сюда требовать то, что тебе не принадлежит. Где ты была, наследница, когда твой драгоценный папочка закладывал одно имение за другим? Где ты была, когда девочкам требовалась помощь, чтобы избавиться от него? Где ты была, когда они рисковали жизнями из-за нанятых им синкайя? Где ты была, когда Амелия пробуждала Салишшу, чтобы позаботиться об имении, которое теперь хочешь получить? Ты выползла из своей плесневелой норы только тогда, когда почуяла наживу. Ты такая же, как твой мерзавец-отец!
Его слова били в самое больное место. Я не такая, как отец! И никогда бы не жила в плесневелой норе, если бы у меня был хоть какой-то выбор! Это он родился с золотой монетой во рту, а нам с матерью пришлось выживать, голодать и считать каждую медяшку.
Я, наверное, слишком устала за последние дни, поэтому не сдержалась, поддалась обиде и вмазала этому гаду прямо по его сытой, холёной роже, от которой меня воротило. Он увернуться не успел, не привык, наверное, тумаки получать.
Под моим кулаком влажно хрустнул нос, и на секунду я почувствовала глубочайшее, невероятно сладкое удовлетворение. Наконец хоть один из этих зарвавшихся аристократичных гадов получил по заслугам!
Только он не заныл, не схватился за нос, не принялся причитать. Развеселился, с превосходством глядя на меня.
– А вот за это я сгною тебя в тюрьме. Нападение на аристократа и причинение вреда здоровью. Знаешь, что тебя за это ждёт?
Именно в этот момент я осознала, что он не увернулся не потому, что был неловок. О нет! Он позволил себя ударить и тем загнал меня в западню. От осознания, какую огромную, непоправимую ошибку совершила, я чуть не закричала. Страх сковал по рукам и ногам, ледяным комком осев в животе.
А на меня искрящимися от мстительного счастья глазами смотрел настоящий палач.
Я сглотнула и испуганно отступила.
– Может, просто сразу убить её, если она так мешает? – внезапно предложил жених эрцегини. – А от тела Ихесс избавится, как обычно. И никаких проблем с наследством. Я ведь правильно понял, что наследство нам нужно и отдавать его мы не хотим?
Он сказал это так просто и буднично, будто речь шла не об убийстве человека, а о том, чтобы прихлопнуть букашку. Хотя именно ею я для них и была – букашкой, которая посмела нарушить привычный ход жизни.
– Кай, я же просила не говорить таких вещей при посторонних! – всплеснула руками юная эрцегиня, и стало очевидно, что она ничуть не лучше своего кровожадного жениха.
Теперь, когда выяснилось, что убивать неугодных для них – обычное дело, я осознала, в какую передрягу встряла. Нужно было бежать и спасаться, а я словно к месту примёрзла от страха и разочарования. Ужас сковал горло, и я даже выговорить ничего не смогла.
Посмотрела на духов в поисках поддержки и защиты, но один из них внезапно исчез, а вторая облетела меня по кругу, будто нарочно задевая прозрачными пальцами одежду и заплечный мешок, а потом остановилась ровно передо мной:
– Ещ-щё утром я считала, что моя линия угасла и горевала об этом. Теперь я вижу тебя… и не уверена, что есть повод для надежды. Иной раз быстрая смерть лучш-ше долгой, жалкой агонии. Ты понимаеш-шь, что я имею в виду?
Я понимала одно: нужно бежать, пока меня не прибили.
Сжала кулаки, дождалась, пока меня обволокло знакомым ощущением работающего дара… и собралась дать стрекача!
Пока я соображала, как лучше тикать из этого страшного дома и можно ли заодно прихватить чего-нибудь эдакого, что потянуло бы на десять золотых и не оттянуло при этом руки, произошло сразу два события: в комнате снова появился яркий дух и разгорелся настоящий портал. Из него вышли двое – утончённая барышня с исцелованными губами и насыщенно-фиолетовыми волосами и высокий молодой мужчина, тоже явно Кравер. Сколько их тут, Краверов этих? Как мышей в амбаре!
Прежде чем все опомнились, я скользнула к широко распахнутому окну и сиганула в него. Последнее, что услышала у себя за спиной, было:
– А где эта Зоя?
Мягко спрыгнув на мощёную поверхность двора, я огляделась.
– Перекройте ворота! – раздалось из гостиной, и этот приказ мне совершенно не понравился.
Растерявшись, заозиралась и тут же увидела небольшую дверцу в южной части замковой стены. Припустила туда и – о чудо! – успела открыть её прежде, чем во дворе вспыхнули сразу три портала и появились духи.
– Куда она могла деться? – возмущённо взревел злой поверенный.
– Ихесс, вы её чувствуете? – воскликнула младшая эрцегиня.
Ответа я уже не услышала – выскользнула в щель и затворила за собой калитку. Снаружи замка она тут же слилась со стеной, так что я даже растерянно моргнула пару раз. Духи свидетели, если бы я сама сквозь неё не вышла секунду назад, ни за что бы не подумала, что тут есть дверь. Магия!
С досадой перехватив заплечный мешок, я устремилась в сторону Альдарота. Что мне оставалось, кроме как свою задницу кусать? Денег так и не раздобыла, да ещё и себе на хвост повесила преследователей. Наверняка они теперь будут меня искать! А заплатить за маму по-прежнему нечем, и хоть по уму и даже по совести стоило стянуть что-то именно в Альтарьере, но перед духами было страшно. Это ж духи! Уж они-то непременно прознают, ещё и проклянут…
От обиды по лицу потекли слёзы, но жалеть себя было некогда – нужно успеть вернуться в Альдарот и достать денег, теперь уже неважно каким способом.