Справа и слева высились скалы; конники не могли взобраться на них, тогда как аланы и пховцы прыгали по ним, как козы, камнями и стрелами забрасывали царских воинов. Мятежники дико кричали, размахивали зажженными факелами и пугали коней.

Шавшетцы и самцхийцы дрогнули. Передние начали было отступать, но трое военачальников, обнажив мечи, крикнули: «Да здравствует царь Георгий!» — и бросились на врага.

Снова с утесов полетели камни. В одну секунду они превращали всадника и коня в кровавое месиво. Осколки от камней засыпали воинов заживо.

Под Гиршелом убили лошадь. Кахаю в рот попал осколок кремня. Хлынула кровь и окрасила его седую бороду. Старый Кахай и бровью не повел — он колол копьем аланов и подбадривал своих самцхиицев.

Гиршел пешим пошел впереди своей дружины. Окровавленные всадники и кони шли в гору, копьем и мечом прокладывая себе путь. На них налетел отряд аланов с обнаженными мечами. Дружина Гиршела дрогнула, испуганные кони повернули обратно. Но тут подоспел на помощь царь Георгий, и отступающие остановились. Теперь впереди шли абхазы и картлийцы. Георгий обнажил свой испытанный в боях меч и пришпорил золотистого жеребца. В том месте, где ущелье становилось шире, из-за каменных засад выскочили аланские и цинарские азнау-ры под предводительством аланского князя Тузарая и напали на дружины Георгия. На вороном коне сидел богатырь Тузарай, чернее ворона. Он подскакал к Георгию с обнаженным мечом. Георгий замахнулся и отру бил ему руку с латным наручником.

Абхазы и самцхийцы копьями отогнали цинаров и аланов к стенам крепости, где навстречу Георгию выступил Тохаисдзе с аланской дружиной. Царские воины рубили мечи горцев, как соломенные стебли.

Аланы отступили. Тохаисдзе был легко ранен. Три азнаура, около ста всадников и хевисбери Мисураули Зезвай остались на поле брани. Тохаисдзе вернулся в крепость и закрыл ворота. Георгий отправил послов для переговоров с Мамамзе.

— Прекратим напрасное кровопролитие,-сказали послы царя Мамамзе, — царь еще раз простит тебе измену, как другу Баграта Куропалата. Он обещает оста вить в сохранности главную башню для тебя и супруги твоей Бордохан.

Из крепости прислали ответ:

— Пусть к нам пожалует царица. Мы поверим только тогда, когда Мариам поклянется на иконе спаси теля.

Звиад ответил, что царица больна и пребывает в Уплисцихе.

Георгий приказал выстроить у подступов к крепости заслоны. Стали бить из камнеметов по всем четырем башням.

Тогда Мамамзе выслал посредников.

— Если пожалует к нам католикос Мелхиседек, мы ему поверим без клятвы.

— Католикос Мелхиседек уехал в Артануджи, — ответил Звиад. — Вместо католикоса к вам придет мцхет-ский архиепископ Ражден.

Перед первой башней поставили палатку. Из крепости вышел седобородый, представительный Мамамзе. Навстречу, ему двинулся Ражден без лат, без шлема, с крестом в руках. Мамамзе опустился на колени, одной рукой опираясь на меч, другой потянулся к кресту, поцеловал его, затем приложился к руке архиепископа.

Беседовали недолго. Эристав вернулся в крепость, а Ражден доложил царю: — Мамамзе просит помилования не только для себя. Аланские и цинарские азнауры тоже должны остаться невредимыми. Кроме того, он просит, чтобы дочь его Ката и ее супруг Шавлег Тохаисдзе были объявлены владетелями замка Корсатевела. И еще — чтобы дочь Колонкелидзе была выдана замуж за младшего сына аланского царя, а Кветарский замок был передан жениху как приданое Шорены.

— Надень снова латы! — сказал царь архиепископу и вышел из палатки. Он отрядил триста воинов охранять пути, ведущие к замку Корсатевела. Направил пять каменщиков, чтобы отрезать от крепости воду.

Гиршел заявил, что первую башню он возьмет до полудня. Звиаду это не понравилось, но он смолчал. По приказу царя подняли большое знамя. Ударили в барабаны, и дружина Гиршела пошла на приступ. Владетель Квелисцихе обнажил меч, неоднократно обагренный кровью сарацин. Из крепости вышли ему навстречу азнауры. Гиршел шел впереди, и, как траву, косили врага шавшетские воины.

Ударили в набат в замке Корсатевела. Новые и новые дружины подходили на помощь к пховцам, защищавшим первую башню. Под Гиршелом снова убили коня. Оруженосец подвел ему другого. Гиршел мигом вскочил на него, гикнул воинам и ринулся на пховцев.

Тогда с кровли башни полетели камни, копья и множество стрел. Стрелы, пущенные сверху, пронизывали насквозь латных воинов и вонзались в землю.

Нападающие шли по трупам своих товарищей. Раненые катились под гору. Гнулись и ломались латы, трескались шлемы, как тыквы.

Георгий призадумался и помрачнел, он не знал, что огорчит его больше: победа Гиршела или его поражение?

Звиад докладывал Георгию:

— Владетель Квелисцихе просит подкрепления. Царь вспомнил, как хвастался Гиршел в Мцхете:

если возьму Корсатевелу, то на другой же день женюсь на дочери Колонкелидзе.

Вспомнил Георгий и другое: как на охоте с гепардами он предлагал Шорене избавить ее от Гиршела. — Я полагаю, Звиад, что напрасно Гиршел тратит столько людей при первом же приступе! — тихо сказал он спасалару.

Хотел добавить: «Не давай ему подмоги», — но сомкнул уста и, помолчав немного, сказал:

— Немедленно отзови эристава. Переждем ночь. Может быть, Ушишараисдзе добудет нам ключи от крепости.

— Я тоже так думаю, государь. Эристав Гиршел храбрый рыцарь, но всякий удар надо заранее рассчитать. Если прикажешь, я сам с рассветом поведу тысячу абхазов и самцхийские дружины и до восхода солнца сдам тебе первую башню.

Разгневался эристав Гиршел, когда ему доложили, что царь приказывает отступить. Он решил состязаться с двоюродным братом до конца. Вспомнил, как хвалился царь: «Знай, Гиршел, трудно тебе со мной состязаться».

Не захотел отступить упрямый воин — опять царь будет над ним подтрунивать: испугался, мол, Гиршел. Снова созвал он свои дружины, снова забили шавшетские ратники в барабаны, и Гиршел пошел в наступление. Дрогнули аланы и пховцы. Храбрые юноши, стройные, как сосны Кавказского хребта, пали у ворот крепости. Тохаисдзе отступил и снова запер ворота башни. Владетель Квелисцихе приказал начальнику шавшетских дружин ломать ворота. Ломами выбили железные затворы.

Разъяренный эристав первым ворвался в башню. С обнаженным мечом встретил его хевисбери Мурочи Калундаури. Храбрый старик бросился на Гиршела, но и тут не отступил эристав. Он не успел замахнуться мечом и нанес врагу удар ногою в пах.

Свалился хевисбери, но на эристава набросился сын Мурочи Калундаури, Годердзи. Мечом, подаренным ему царем Георгием, он разрубил меч эристава и, замахнувшись вторично, рассек рыцаря вместе с латами.

Снова замкнулись ворота башни. Царские войска отступили. Вечер разнял противников. Царские воины раскинули палатки вокруг крепости, развели костры, завладели всеми подступами к замку и отрезали осажденных от воды. В полночь к ногам передовых дозорных упало веретено. К нему был привязан ключ от первой башни. То же веретено с письмом послали обратно. Царь спрашивал Ушишараисдзе, какая судьба постигла владетеля Квелисцихе. Веретено вернулось.

«Гиршела рассек мечом пховец Годердзи Калундаури», — сообщил Ушишараисдзе.

Царь не спал всю ночь. Он вспомнил свою молодость, проведенную с Гиршелом, и всегдашнее соперничество с ним. Потом припомнил Пхови, своего «по0ра-тима» Годердзи Калундаури и признался себе, что рад смерти двоюродного брата.

Дозорные перекликались в темноте, кони сладко хрустели кормом. Георгий лежал ничком с закрытыми глазами в своем шатре и думал.

Когда первые петухи прокричали в замке Корсате-вела, Георгий твердо решил: если удастся спасти Шорену, он женится на ней в течение десяти дней. В лагере царских войск заиграли зорю. Начальник крепости выслал посла. На этот раз Мамамзе безоговорочно просил прощения и мира. Георгий ничего не ответил. По всем четырем башням царские войска били из камнеметов.

Тогда на кровлях главной крепости и четырех башен появились воины Мамамзе. Они держали в руках кресты и кричали: