Он поднялся с кресла и подошёл к столу Лены.

Она медленно повернулась. В её глазах не было ни усталости, ни удивления. Только тихое, напряжённое ожидание.

Хавьер не сказал ничего. Просто посмотрел ей в глаза и кивнул. Один раз. Коротко, резко.

Этого было достаточно.

Лена на долю секунды закрыла глаза. Облегчение? Нет. Когда она их открыла, Хавьер увидел в них лишь холодный, сфокусированный блеск. Триумф хищника, загнавшего добычу.

Она тут же отвернулась, её пальцы уже летели по клавиатуре.

— Хорошо, — сказала она. — Начинаем. Немедленно. У нас нет планов объекта. Нет кодов доступа. Нам нужна информация. Актуальная. И я знаю, у кого её можно купить.

Она нажала «Enter». Зашифрованный пакет данных улетел в сеть.

На другом конце света, в тёплой ночи Буэнос-Айреса, на кухонном столе завибрировал телефон.

Плотную, удушливую тишину убежища резал сухой, методичный звук.

Щёлк. Пауза. Шорох промасленной ветоши о воронёную сталь. Щёлк.

Хавьер сидел за обшарпанным кухонным столом, превратив его в оружейный верстак. Перед ним, разобранная на составные части, лежала его штурмовая винтовка — не груда металла, а анатомический атлас его собственного спокойствия. Каждое движение было выверенным, экономным ритуалом. Единственным способом загнать хаос, бушевавший в голове, в рамки понятного, физического процесса.

Он извлёк затворную группу, провёл по ней пальцем, ощущая знакомые изгибы и выемки. Холодный. Надёжный. Прогнозируемый. Полная противоположность тому, что произошло с Люсией.

Крик. Он всё ещё стоял в ушах. Не как человеческий голос, а как помехи на мёртвой частоте, скрежет модема, пытающегося подключиться к аду. Он заставил себя выдохнуть, сосредоточившись на запахе оружейного масла — резком, химическом, вытесняющем всё остальное.

Его взгляд скользнул по левой руке. Костяшки пальцев, которые он вчера разбил о бетон, были перевязаны бинтом, уже пропитавшимся грязью. Лена перевязала их молча, без упрёка, с той же отстранённой эффективностью, с какой подключала датчики к вискам Люсии.

Хавьер снова сжал и разжал здоровую правую руку. Он проиграл. Проиграл не Консорциуму, не вооружённым оперативникам, а невидимой, непостижимой болезни в голове сестры. И теперь его единственной ставкой в этой проигранной партии была она. Лена.

На другом конце комнаты она тоже вела свою войну. Не щёлкала металлом, а шелестела бумагой. Карты, спутниковые снимки, распечатки архитектурных планов — она раскладывала их на полу, ползая на коленях, словно стратег перед решающим сражением. Её мир состоял из векторов атаки, слепых зон и протоколов безопасности.

Она тихо бормотала под нос, и это тоже было частью напряжённого саундтрека их общей клетки:

— …уровень шума на северном периметре… вентиляционная шахта номер семь, слишком узкий проход… биометрия пассивна, значит, нужен активный маркер…

Хавьер не доверял ей. Не потому, что она была бывшим аналитиком СВР. Такие, как Воронов, всегда были ему понятны — хищники старой школы. Лена была другой. В её глазах не было ни азарта, ни жестокости. Только холодный, вычислительный интеллект, для которого люди, включая его самого, были лишь переменными в сложном уравнении.

Она спасала своего брата, он — свою сестру. Их цели совпадали. Пока что. Но он видел, как она смотрела вчера на Люсию, корчившуюся на полу. Не с ужасом или сочувствием. А с интересом. Как учёный смотрит на уникальный, аномальный образец.

Он закончил чистку. Движения стали быстрее, увереннее. Пружина. Ударник. Затвор. Он собирал винтовку, возвращая хаосу форму. Щелчок собранного затвора прозвучал в комнате оглушительно громко, заставив Лену на секунду поднять голову.

Их взгляды встретились. В её глазах не было ничего, кроме сфокусированной задачи. В его — лишь тяжесть принятого решения. Он молча проверил предохранитель. Разговор был окончен, даже не начавшись. Его сталь была готова. Оставалось дождаться, когда её данные дадут этой стали цель.

Панорамное бронестекло не пропускало в кабинет ни звука, превращая бушующую ярость Северного моря в безмолвный, серый спектакль. Волны, похожие на сгустки жидкого олова, с грохотом, который можно было только вообразить, разбивались о бетонный мол, вросший в скалу. Внутри царила идеальная, стерильная тишина.

Хелен Рихтер стояла спиной к этому хаосу, её безупречно строгий силуэт отражался в погасшем экране на стене.

— Да. Источник в Буэнос-Айресе предоставил доступ. Подтверждаю, они придут за активом, — её голос был ровным, лишённым интонаций, словно сгенерированный машиной. — Подготовьте периметр по протоколу «Приманка». Я хочу, чтобы они были абсолютно уверены, что идут по собственному следу. Никаких летальных мер до моей прямой команды. Они нужны мне живыми. Особенно аналитик. Она — ключ к пониманию мутации.

Она нажала сенсорную кнопку, обрывая связь. Комната погрузилась в полную тишину, если не считать едва слышного гудения системы климат-контроля.

Хелен медленно подошла к низкому столу из чёрного полированного обсидиана. На бархатной подложке, словно драгоценность, лежали разобранные части старинной швейцарской музыкальной шкатулки. Десятки крошечных латунных шестерёнок, валиков и гребёнок. Она взяла тончайший пинцет и, почти не дыша, поправила один из зубчиков на музыкальном цилиндре. Микронное движение.

Для неё это не было хобби. Это была философия. В мире, полном иррационального хаоса и человеческих ошибок, она создавала свой идеальный, предсказуемый механизм. И план по поимке Хавьера Рейеса и Лены Орловой был для неё лишь ещё одним таким механизмом. Более крупным, но столь же предсказуемым.

За тысячи километров от стерильного кабинета Хелен, в жарком и сыром подвале Буэнос-Айреса, пахло кровью, немытым телом и страхом. Антон «Сыч» висел на стуле, а не сидел. Его руки были заведены за спинку, голова безвольно опущена на грудь. Разбитая губа запеклась, один глаз заплыл.

Человек в дорогом, но помятом костюме, стоявший перед ним, не проявлял ни гнева, ни нетерпения. Он просто ждал. На ящике рядом с ним лежал смартфон «Сыча» и фотография. Девушка с рыжими волосами, смеющаяся на фоне фиолетовых деревьев в парке Палермо. Аня.

— Последний раз, Антон, — голос человека был спокойным и деловым, будто он обсуждал условия контракта. — Коды шифрования для твоего канала связи. Или мы навестим Аню. Она ведь любит гулять по вечерам, верно? Очень неосмотрительно с её стороны. Одна.

«Сыч» поднял голову. В его здоровом глазу не было ненависти. Только бездонная, тоскливая пустота. Он пытался быть сильным. Пытался умереть правильно. Но образ смеющейся Ани ломал его надёжнее, чем любой удар. Он посмотрел на её лицо на фотографии, затем на безразличное лицо оперативника. Он проиграл.

— …Sierra… Foxtrot… zulu… seven… nine… — его голос был хриплым шёпотом, каждое слово — капитуляция.

Оперативник без эмоций ввёл символы в телефон «Сыча». На экране появилась защищённая консоль. Ему не нужно было знать ни о плане, ни о цели. Его задача была проще — получить ключ от двери. А что за этой дверью, решат другие.

Он быстро набрал зашифрованное сообщение, полное технических данных, которые ему продиктовали заранее. Коды доступа к системам наблюдения. Графики смены патрулей. План второстепенных коммуникаций. Всё, что могло показаться бесценным подарком судьбы для отчаявшихся людей.

Отправив сообщение, он убрал телефон в карман. «Сыч» смотрел на него, ожидая пули. Но оперативник лишь кивнул двум фигурам в тени.

— Он ваш. Сделайте, чтобы выглядело как ограбление. Быстро и грязно.

Он вышел из подвала, не оборачиваясь, уже открывая на своём телефоне защищённый мессенджер. Через несколько секунд Хелен Рихтер в своём кабинете с видом на бушующее море увидит на экране терминала короткое сообщение: «Протокол “Приманка” активирован. Цель на заданной траектории».