– Савелий Романович, ты как?

Игорь. Мой верный ангел-хранитель, что обитает теперь в больнице вместе со мной. Точнее, я с ним, это храм – не мой.

Закуриваю, затягиваюсь, но не вставляет. Окно открыто, мы на лестничной площадке. В лицо дует холодный ветер, смотрю вниз, но фокуса нет. Перед глазами Даша и ее перепуганное лицо от моего вида.

Как я? А я не знаю. Вроде еще жив.

– Порядок.

– Даша в себя пришла, я слышал. Умница.

– Да, три дня уже. В сознании.

– Есть последствия? Что там наш светило кардиолог говорит?

– Что в рубашке родилась, прогноз нормальный. Там лекарство импортное влили ей. Стало лучше с сердцем. Спасибо, что помог того врача притащить.

– Да он и мне помог. Ты знаешь, ну и цена того лекарства как двушка в центре, еще бы оно не помогло. Савелий Романович, так а что ты будешь теперь делать? – ковыряет словечками, точно вилкой по больному, и нет больше рядом Фари, которому можно излить душу.

Игорь не тот. Ганс, Соловей – всех я их знаю, но я не могу открыть им, что у меня внутри, самому страшно туда заглядывать. Я только с Фари мог быть на сто процентов открыт.

– Я не знаю, Игорь.

– Прости ее и отпусти. Я слышал, что вы нашли заказчика и это, конечно же, не Даша. Да, она сильная, но поверь мне, третий раз тебе так не повезет. Так не бывает.

Читаю в глазах Игоря упрек, очень тонкий намек – и, главное, правдивый.

– Разберемся.

Я пока не настроен вскрывать карты, ведь сам не знаю пути. Все маленькими шагами и на ощупь, ведь права на ошибку больше просто нет.

Отпустить ее? Как? Как, блядь, вот скажите? Даша слаба, за ней хвост уже будет из моих людей по-любому, да и не простил я ее. И еще слишком много всяких но, при которых я не могу отпустить Воробья. И не стану.

Игорь уходит, звонок телефона приводит в чувство. Гафар.

– Говори.

– Мои люди не нашли ту девчонку дома. Там все перебито, кровища везде. Соседка сказала, была такая-то потасовка, крики, вопли, но это уже давно было. В итоге к чертям выбита дверь. Ребенка нет в квартире, мозги отчима сияют на стене. Еще тетку нашли, но Алисы у нее не было. Она не села на поезд еще тогда. Прошло много дней, Савелий, прогноз херовый.

– Черт… черт! Это Мамай наверняка. Ищите его. Там она!

– Хорошо, я передам своим, что-то еще?

– Казино. Оно отходит Беркуту-старшему, если он первым найдет Мамая.

Слышу тишину в трубке, я знаю, что Гафар в это время кроет меня трехэтажным.

– Савелий, я надеюсь, у тебя была веская причина принять такое решение. Беркут и раньше на мое место метил, теперь ему станет только проще.

– Потом, Гафар, не до дележки престола. Хочешь уверенно сидеть в кресле мэра – найдите Мамая и ту девочку Алису. Она мне живой нужна и невредимой. Не могла она пропасть без вести, так не бывает. У тебя свой интерес. Ищите.

Я не знаю, зачем даю наводку на поиск сестры Даши. Мне это ничего уже не даст, ничем не поможет, но и оставить это без внимания тоже нельзя. И еще у меня есть одно предположение, но я пока не хочу в это верить, потому что, если я окажусь прав, это будет полный пиздец.

____________

Дорогие читатели, всем спасибо за поддержку в комментариях! Подписывайтесь, самое интересное впереди.

Я видела охранников у входа. Снова они, Крутой, конечно, заплатил им, чтобы они меня стерегли и я не сбежала, хотя это уже даже не смешно. Я с кровати сама встать не могу, вся в этих бинтах и трубках. Даже если бы хотела – не ушла бы.

Эти охранники ко мне не заходят, но иногда я улавливаю их басистые голоса. Отчитываются Крутому по телефону, докладывают ему, что я еще жива, и это так странно.

Мой мир перевернулся с ног на голову, и нет этому конца. Еще я вижу, как на меня смотрят медсестры. Как на подопытного зверька, и это ощущение, что скоро конец… оно не проходит.

И я уже хочу этого, потому что прекрасно понимаю: Алису я сама не найду. Если, конечно, там еще есть кого искать. Давид Алексеевич тогда не пугал меня, Юра должен был увезти Алису к тетке, но что-то пошло не так. Я подставила сестру, я предала ее тоже.

– Спишь? Перевязку надо сделать.

Алина, медсестра.

– Хорошо.

Она входит и прикрывает за собой дверь, слышу из коридора присвистывание.

– Они вас донимают?

– Да нет, я стараюсь не обращать внимания. А ты кто, скажи хоть по секрету? А то тут такая конспирация. Ты что, дочь какой-то шишки местной?

– Нет, я… я просто. Никто.

Отворачиваюсь, не хочу с ней говорить, не хочу ни с кем говорить больше. Мои слова все равно просто звук. Кому это надо, зачем?

– Ай! – шиплю, это все же больно, и мне еще даже не сняли швы. Их здесь ровно восемнадцать. Как и мне лет.

– Терпи, рана вон какая огромная.

Савелий тоже больше не приходил. Наверное, ждет, когда я немного оживу, чтобы убить повторно и уже без промашки.

Я все помню прекрасно, ничего не забыто, но лучше бы он убил меня еще тогда, сбил на машине или оставил истекать кровью после пулевого. Всем было бы проще, и особенно ему.

– А ты везучая.

Снова Алина. Видимо, ей не с кем поговорить на смене.

– Почему?

– С таким ранением, как у тебя, обычно не выживают, да и остановка сердца, кома…

Смотрю на нее. Я этого не знала. Похоже, мне тут и трети правды никто не говорит.

– У меня сердце остановилось?

– Да, на насколько минут, но откачали. Но ты не волнуйся, уже намного лучше. С тебя светила медицины несколько суток не спускали глаз, консилиум целый собирали, вся больница на ушах стояла. Ну точно ты дочь мэра, хотя, насколько я знаю, у него взрослых детей нет. Он сам еще молод. Тот мужчина, который платит за твое лечение, привез лучших врачей, профессоров настоящих. Заботится о тебе, как о принцессе.

Да уж, я принцесса, правда? Ха, разве что принцесса криминальных болот.

Закрываю глаза: слишком больно, для чего Савелий это делает, ну правда? Какой смысл сохранять жизнь той, которую ненавидишь, зачем?

Вздрагиваю, когда дверь без стука распахивается и входит Он. Лев, король Прайда, Савелий Романович Крутой. Мой палач, мой истязатель и просто мой… когда-то мне этого хватало.

– Извините, у нас перевязка еще не закончена, – лепечет Алина, но Крутой даже с места не двигается. Просто стоит и смотрит на мою грудь, которая раскрыта. И шрам этот, нитки торчат и бинты.

Страх вперемешку с чем-то болезненным разливается по телу, я даже прикрыться не могу. Все, на что меня хватает, – сжать простыню ладонями и стараться дышать в его присутствии.

А Крутой смотрит на меня. Странно так смотрит, не отводя взгляда от моего шрама. Зачем он так? Еще немного, и воспламенится кожа.

Почему так смотрит? Жалеет, что наложили всего восемнадцать швов, а не сорок, например? Я не знаю, если честно, мне страшно смотреть на Савелия теперь. У меня стойкое ощущение, что он сейчас меня прибьет на месте.

– Так все, красота готова.

Алина обрабатывает шов и накладывает чистую повязку. Только и могу, что коротко кивнуть в знак благодарности. Почему-то голос мой притих в присутствии Крутого, появился какой-то стыд.

– Спасибо.

Когда медсестра уходит, мы остаемся наедине, и воздух тут же сгущается. С опаской поглядываю на Савелия и на дверь. На Крутого и снова на дверь.

Он замечает, делает шаг ко мне ближе, а я вся сжимаюсь. Хочу сбежать и не могу. Вот теперь уж точно сломанная птичка.

– Не смотри на дверь, там нет никого, кто за тебя вступится.

Его голос пробирает, и я же знаю, что это чистая правда. Крутой никогда не врет. В отличие от меня.

– Зачем ты это делаешь?

Осторожно поглядываю на него, и внутри все просто сжимается в камень. Мы знаем друг друга, мы не чужие, но и не пара теперь. Мы враги, точнее, я его враг, его предательница.

– Что делаю?

– Зачем оплачиваешь мое лечение? Мне нечем тебе отдавать еще и этот долг. У меня ничего нет, Савелий, так что этого всего не надо.