– У МЕНЯ НЕ БЫЛО ВЫБОРА! – ору, сжимаю руки в кулаки и читаю непонимание на лице Ганса. Впервые, и он даже этого не скрывает.

– У тебя был выбор, Савелий, и ты выбрал Дашу. Это казино – наше детище, ты столько в него вложил: время, деньги, ресурсы! Фари столько там проработал, это был истинный ребенок Прайда, который никогда не оставил бы нас всех голодными. До этого я еще видел возможности вернуть казино, но теперь точно нет. Беркут вцепится в него обеими руками, ты лишаешься и этого актива теперь окончательно!

– Можешь осуждать меня. Давай! Еще, больше!

– Нет, я не осуждаю, черт, да я понятия не имею, что бы делал на твоем месте! Наверное, сошел бы с ума, хотя кто я такой, чтобы читать тебе морали? Хорошо хотя бы то, что мы теперь знаем, кто заказчик и кого искать. Это уже что-то, да и знаем, почему Даша так поступала. Я не могу ее осуждать, хотя я не терял семью, как ты, и не знаю, что это такое. Ладно, иди домой, поешь, приведи себя в порядок, на призрака уже похож. Я здесь буду.

Смотрю на Ганса. Я доверяю ему. Вера, Кира, Даня и Гоша – одни из тех немногих, кому еще я доверяю. Они все в Прайде, они все семья.

– Хорошо, спасибо, брат.

Выхожу из больницы, сажусь за руль, быстро срываюсь с места. Да, можно долго причитать и выть из-за казино, вот только тогда я сделал этот выбор.

Казино и так уже утеряно, документов на него нет, и мне нужен союзник. Даже пусть это будет Беркут, но он реально сейчас очень большая сила, которая может протолкнуть эту машину, сдвинуть ее с места, остановить буксир.

Я стараюсь следовать советам Фари, и да, знаю, можно было раньше, но лучше поздно, чем никогда.

Когда Воробья оперировали, в больнице не было подходящей крови для нее. Я мог бы уйти. Просто на хрен развернуться и никогда больше здесь не появляться, но я не смог. Я не знаю до сих пор, что это было. Я просто не сумел этого вынести. Чтобы Даши не стало, еще и ее потерять, нет.

Да, я пошел на ту сделку с Беркутом, и тут либо я выиграю, либо проиграю окончательно.

И самое страшное то, что у меня просто нет больше права на ошибку, малейшее неправильное движение пустит наш подбитый кораблик на дно.

Мамай. Вот кто со мной все это время играет, кто подсылает крысу, кто хочет меня убрать, и я уже бросил все силы на то, чтобы его поймать, вот только, пока рядом не будет Брандо, Прайд не восстановится, и это ощущение тотального развала. Оно не покидает меня ни на миг.

Войти в дом, поесть, не чувствуя вкуса, принять душ, сменить одежду. Телефон разрывается от звонков, и всем я нужен. Кроме нее.

Даша. Я должен думать о чем угодно, кроме нее, но все мысли о ней, и только.

Я устал, мне адски хочется нажраться, но это будет проявлением слабости тогда, когда Мамай больше всего этого ждет.

Я пробил уже с Гафаром, та тварь подготовилась и оставила семью за границей, но он сам здесь, и я найду его, чего бы это мне ни стоило.

И еще есть ее сестра. Алиса. Ей пятнадцать лет, и я не знаю, зачем отдал приказ привезти ее сюда. Я понятия не имею, на хрен мне в это влезать, я просто… я хочу, чтобы она была здесь.

С Дашей, ведь это все Воробей делала ради этой девочки, ради младшей сестры. Так? Я верю в эту версию или нет? Черт, сам уже не знаю. Даша могла и здесь врать, она ведь брала деньги от Мамая. Он платил ей за помощь? Да? Нет? Я не знаю. Брала, скорее всего. Сейчас все на деньгах построено, да и документы на казино ее никто не заставлял передавать. Воробей тупо на него работала.

Ее шантажировали? Если да, то почему раньше мне не сказала? Хотя что бы это изменило? Блядь, я не знаю, мне не хватает фактов, не сходится, и ощущение такое, что голова скоро просто взорвется. Каждый день точно испытание на прочность. Кого еще я потеряю, кто следующий меня предаст?

Прихожу в себя на полу в гостиной. Меня просто вырубило, прошло двенадцать часов, и уже новый день. Я не помню, как упал сюда, не помню, как отключился.

Пищит телефон. Ганс из больницы, и я дрожащей рукой хватаю трубку. Ведь он там. С ней. И я оставил ее одну на целую ночь.

– Что?!

– Савелий, тут Даша…

– Что?! Что, говори!

– Приедь в больницу. Это срочно. Возьми наличные с собой.

***

Мамочка, я уже с тобой? Открываю глаза, рядом пищат приборы, и нет, это не ад для предательницы, здесь слишком стерильно.

Пытаюсь сфокусировать взгляд: большое окно, рядом тумбочка, куча лекарств, капельница, но дышать сложно, и еще я не могу глотать.

А после входит врач, меня вырубает, и я прихожу в себя уже без этой жуткой трубки во рту. Я дышу сама – это блаженство.

– Вы помните, как вас зовут?

Простой банальный вопрос, от которого я теряюсь. Боже, кто я, где я нахожусь, меня что, сбила машина?

Какие-то картинки мелькают перед глазами, чужие люди, оружие, боль. Ищейки и лев во главе, я предательница, я предала его.

– Я… я не…

– Тише, спокойно. Волноваться нельзя.

Такое ощущение, словно я была где-то в космосе и вот вернулась. Мысли кружатся в голове – собственно, как и эта комната. Ничего не понимаю, что произошло? Голова болит, но хуже в груди. Там почему-то куча бинтов, я не могу подняться.

Мое имя, боже, как меня зовут? Кто я… как меня зовут?

– Я Даша. Даша Федорова.

Этот врач долго светит мне фонариком в глаза, просит сжать его ладонь, пошевелить пальцами ног, назвать дату рождения. Я называю, я это помню, хотя все еще не верю, что осталась жива.

Постепенно картинка становится цветной: клуб, Прайд, я предала Савелия. Он наказал меня при всех, забрал себе, а после Алиса пропала. Я испугалась, сказала Крутому правду, и он… он кричал, что мечтал о том, чтобы я сдохла. Он жалел, что я выжила, так почему тогда я здесь, почему все еще дышу? Я ничего уже не понимаю.

– Что со мной, доктор?

– Вы получили огнестрельное ранение и пробыли в коме пять суток, но, к счастью, все обошлось. Не волнуйтесь, прогноз утешительный. В рубашке родились, можно сказать.

Жадно хватаю ртом воздух, чувствуя, как пульсируют датчики на груди, на пальце, как все время меняется мое давление.

– Кто мне помогает? Это Юра, мой отчим, платит за мое лечение?

Логический вопрос, ведь, по сути, кроме него, я никому не нужна (и для Юры сомнительно, но все же тогда дала ему деньги для Алисы).

– Все оплачивает Савелий Романович Крутой, если вам это интересно. Отдыхайте, вы еще слишком слабы, – говорит врач, а я меня аж передергивает. Немеют пальцы, вижу, как сердце быстрее застучало.

Савелий Романович Крутой оставил меня в живых? Зачем… я правда этого не понимаю.

Я сказала ему, что работала на Мамая, у меня не было выбора, и моя Алиса. Ее нет, боже, ее даже не было у тетки, я все поломала. И свою жизнь, и жизнь сестры, и всех этих людей, которые теперь меня ненавидят.

Почему Крутой помогает мне после всего? Я понятия не имею, а еще мне страшно, ведь, кажется, я понимаю.

Савелий лечит меня, чтобы снова продолжить ломать, да, точно. Он хочет, чтобы я восстановилась, и тогда… тогда он продолжит начатое.

Следующие два дня я практически все время сплю. Ко мне входят медсестры и врачи, ставят капельницы и уколы, а еще делают эту адскую перевязку на груди, во время которой я реву белугой от боли.

Там, где ребра, какой-то страшный шрам, все в нитках. Меня заштопали, точно сломанную куклу. По правде, я понятия не имею, зачем они все это делают, ну правда. Какой смысл мне же помогать, если фактически после тех слов Крутого я уже труп?

Он не пощадит меня. Скорее всего, жить мне осталось считаные дни, если не часы. Я и себя закопала, и сестру в это втащила, я проиграла ему. По всем фронтам, так просто.

Хуже того, пока я здесь в больнице прохлаждаюсь, моя Алиса неизвестно где и с кем. Жива ли она еще, я даже этого не знаю, и я… я просто не могу себя простить. В каком- то смысле теперь я даже согласна с Савелием. Лучше бы он и правда тогда еще меня убил. Все было бы проще. Для всех. И для него тоже.