…Извек заново прокручивал разговор с Кощеем. Что-то неуловимое скребло душу, вызывало из подполов сознания странное раздражение. Неспроста, ох неспроста вся эта затея Бессмертного. Уж слишком добрым казался вечный злыдень. И объяснил всё слишком понятно, ни один из доводов не вызывал сомнения. Это то и настораживало. Да и, судя по тому, что говорили в народе, верить ему нельзя. Ни в чём. Извек и не верил, но куш, предложенный хозяином сказочной пещеры, был слишком велик, чтобы не попытаться его получить.

Вот только что будет потом…

Не плюнет ли Кощей на своё слово, когда всё будет сделано. Хотя с другой стороны, сначала надо доехать… а доехав, умудриться сделать всё как надо. Извек ещё раз припомнил напутствие Бессмертного:

…на берегу — четыре скалы, торчат подобно нацеленным в небо перстам. Если отплыть от берега на полёт стрелы, то две крайние перекроют пару других. В том месте, где четыре скалы станут двумя, и надлежит бросить яйцо.

Тревожные мысли потеснила разумная думка: а на чём отойти от берега? Вплавь? Оставив коня с оружием на берегу? Дурость! Что он, селезень — с яйцом по волнам шоркаться?! Нет уж, лучше соорудить плот, если будет из чего… Ну да ладно, дойдём — увидим, а там и поглядим…

Вновь вспомнилась Лелька. Её звонкий смех, глаза, волосы. Почему-то захотелось бережно взять это чудесное созданье, положить за пазуху и замереть…

Четыре скальных перста увидал издали. В обе стороны, сколько хватало глаз, тянулся пологий берег, а над прибоем, до самого глазоёма, простиралась ровная серо-голубая гладь. Подъехав ближе, разглядел белый дымок костра и две сидящих фигуры. Один понурил голову с золотыми, как спелые колосья, кудрями. Другой бодро поглядывал по сторонам и спорил с костром огненной шевелюрой. Рядом ни коней, ни лодки — явно забрели пешком. Тот, что держался попрямее, оглянулся и помахал рукой. Второй даже не двинулся, сидел ссутулившись, не отводя глаз от костра.

— Ты глянь, — пробормотал Сотник. — Какие тут люди приветливые, к себе зовут и за колья не хватаются.

Конь не выказал никакой настороженности и, не обращая внимания на голос хозяина, спокойно двинулся к костру.

— Ты что, травоед, договаривался с ними тут встретиться… на бережке посидеть, рыбки поесть? Не пойму только, кто тут хозяин, я или твои блохи? Может дальше мне тебя везти? Седло с уздечкой себе напялить, а ты будешь копытами мне в бока тыкать…

Конь скосился. Извек заметил в умных глазах укор, махнул рукой. Отпустив повод проворчал:

— Ладно-ладно, умней тебя по дорогам скакали, да всех волки съели. Ступай, коли не боишься.

Один из поджидающих казался знакомым. На гордо посаженной голове колыхались длинные рыжие лохмы, где-то уже виденные, но давно и мельком. Поверх белой рубахи без узора, на могучей груди, висело несколько шнуров с оберегами. Штаны из добротной кожи заправлены в крепкие сапоги.

Второй, незнакомец в полотняной одежде, сидел босиком. Огрубевшие ноги, давно отвыкшие от обуви, протянул к огню, в задумчивости пошевеливал пальцами. На лице печать бесконечной усталости, будто век держал на плечах небо, землю и воду в придачу.

Копыта Ворона замерли в пяти шагах от костра. Тот, что по-хозяйски махал рукой, поднялся и дружелюбно заговорил.

— Исполать тебе, путник, — он прищурился. — И коню твоему.

— И вам, добрые люди! — кивнул Сотник, а сам подумал: может я вообще лишний, с конём побазарите…

Рыжеволосый хмыкнул, будто услыхав его мысль, поглядел на коня, спрятал улыбку в бороде.

— Окажи честь, присядь к нашему огоньку, отдохни с дороги.

— Ну, ежели не обременю, — Извек спрыгнул на землю, зыркнул на коня, как древлянин на печенега, шагнул к пустовавшему камню, присел. Взгляд упал на резной посох, лежащий между незнакомцами. В голове роились суетливые мысли: где же всё-таки видел?.. На дворе у князя?.. Вёсен семь тому… Неужели?!

В голове, тыкаясь в стенки черепа, заметалась догадка.

Тот, меж тем, почему-то кивнул и протянул пруток с жареным морским зверем, растопорщившим шипастые складные ноги.

— Долго же ты ехал! Заждались!

— Так дороги, теперь сами знаете какие, — оправдался Сотник, принимая пруток. — Каждый встречный бросается помочь, кто мечом, кто дубиной, лишь бы быстрей доехал.

Босой незнакомец оторвался от невесёлых дум, поднял синие глаза.

— Всегда так было, и ещё долго будет. Главное, доехал.

Он посмотрел на рыжеволосого. Тот неторопливо потянул из-за камня кувшин и три серебряных кубка. Наполнил, протянул гостю и своему тоскливому спутнику. Отпив глоток, подбодрил:

— Ты поешь, поешь. Нам, сытым, только поболтать, а у тебя, небось живот к спине прилип.

Извек вспомнил про жареного зверя, оглядел со всех сторон, щёлкнул пальцем по красному закопченному панцирю. Смикетив, что зверь вроде рака, только очень изуродованного богами, примерился и с хрустом обломил одну ногу. Брызгая соком, раскрошил зубами бугристую броню, жадно сжевал белое мясо и ополовинил кубок. Вздохнув, поднёс ко рту вторую ногу, помедлил и беззаботно поинтересовался:

— А почто ждали-то? Я сюда, вроде как, случайно заехал!

Сотник опять захрустел угощением. Рыжий улыбнулся, глянул на мыслителя.

— Да слыхали, что старый знакомый кое-что перепрятать решил, а поручил тебе.

Извек замер с клешнёй в зубах. Прищурился, отложил еду, поправил меч.

— А вам что за дело, кто, кому и что поручил. Не у вас же скрал. А своё — куда хочет, туда и прячет…

— Да ты успокойся, — засмеялся рыжий. — Нам чужие яйца без надобности. Ты ешь, ешь, а перепрятать успеешь, мы тебе даже поможем.

Сотник с сомнением отхлебнул вина, выжидающе молчал, пока незнакомец не продолжил.

— В вещице этой огромная сила схоронена, и нам хотелось бы знать, что она упрятана хорошо и надолго. Тем паче, что яйцо это у Кощея не всегда было, и до того, как он туда свою смерть упрятал, в скорлупе уже много чего понапихано было. В нём же полмира уместиться может, только сумей открыть и закупорить.