Сотник недоверчиво кивнул, поглядел на неторопливый прибой.

— А помочь как собираетесь? Вместе со мной поплывёте, или на берегу, коня стеречь останетесь?

— Поплывём! — ответил Рыжеволосый. — Чего коня стеречь? Тут, на полдня вокруг, ни души не сыщешь.

Он глянул на спутника.

— Как там у нас с лодочкой?

Мыслитель оторвался от дум. Рассеянный взор скользнул по берегу и вернулся к огню. Веки закрылись, тело обмякло и застыло, как осенний омут. Через некоторое время пошевелил пальцами на ногах, разомкнул губы.

— Уже не далече. — проронил он задумчиво и оглянулся.

Сотник тоже обшарил глазами синюю полоску на стыке воды и неба, но ничего не увидел. Рука незнакомца поднялась и ткнула пальцем вдоль берега.

— Ага, — улыбнулся рыжеволосый. — Идёт потихоньку. Пождём малость, уже скоро.

Извек таращил глаза в указанном направлении, но видел лишь рябь на поверхности воды, да чаек, мельтешащих над волнами. Иногда казалось, что различает тёмную точку, но не был уверен, что не мерещится. Наконец, устав щуриться, вернулся к еде. Когда догрыз четвертую лапу, снова бросил взгляд на море и замер. Неясная точка выросла и превратилась в лодью с обрывками паруса. Корабль лихо сёк воду острым носом и, раскачиваясь от боковой волны, быстро приближался. Что-то в этом неуклонном движении настораживало. Сотник отложил круглый панцирь, не сводил глаз с моря, пока не понял, в чём невидаль. На приближающейся посудине, ни на носу, ни у руля, ни за прибитыми вдоль борта щитами не было ни души. Лодья с драконьей мордой плыла сама по себе, будто бы не замечая волн и встречного ветра.

Ярл Якун как-то рассказывал о дракарах, что долгие годы странствуют по морям без команды. Но тогда Извек не поверил, приняв всё за хмельные байки и сказки северного народа. Теперь вовсю таращился на такое чудо и не верил глазам. Будто ведомый крепкой рукой, корабль шёл к ним. Едва нос посудины проскрёб полоску берега, незнакомцы поднялись. Рыжий мотнул головой.

— Пойдём прокатимся, пока не уплыл.

— А пойдём. — ответил Извек, вставая.

Достав из сумы яйцо, двинулся к морю. Подождал пока оба заберутся на борт, передал Кощееву реликвию и, подтянувшись, перенёс тело на палубу. Не успел оглядеться, как под днищем скрежетнула береговая галька и дракар двинулся от берега. Помня научение Кощея, Сотник вперился взглядом в скалы. Как и было обещано, столбы медленно заползали один на другой и скоро остались видимыми только два ближайших к воде.

— Табань, приехали! — пробурчал Извек, и тут же почувствовал, как доски дёрнулись из-под ног. Едва успев ухватиться за ближайший щит, со страхом глянул на спутников, но пальцы рыжего цепко держали кругляк скорлупы. Корабль замер, как выпь посреди осоки. Оба незнакомца сгорбились над яйцом. По ушам жахнуло, будто над головой лопнула гусельная струна, толщиной в руку. Палубу на миг заволокло дымом. Когда ветерок сдул белые клубы, в ладони мыслителя покоилась узкая вершинка яйца, напоминающая чашу. Внутри было черно, как в бездне. В руках рыжеволосого сияла другая часть. В открывшемся срезе искрились чёрные кристаллы, мелькали непонятные пятна, проблёскивали части незнакомых вещей. Мыслитель вытянул вторую руку, разжал кулак и во все стороны брызнули лучи ослепительного света. Сотник зажмурился, а когда открыл глаза, это яркое уже впихнули в скорлупу. Едва лучи утонули в мерцающем хаосе, мыслитель выдернул руку обратно. От резкого движения, из яйца выпала и покатилась белая бусина. Извек остановил ногой, подобрал, протянул обратно. Рыжеволосый отмахнулся.

— Возьми себе, пригодится, их тут и так выше крыши, аж вываливаются, — он захлопнул скорлупу. — Порядок!

— А это чё за горох? Как жемчуг, а не блестит.

— Желанья. Вернее, исполнение желаний, причем любых. Одна бусина — одно исполнение, а почему не блестит, не знаю. Вон у него спроси.

Он кивнул на молчаливого. Тот поднял голову, глянул на бусину и негромко, будто оставаясь во власти печальных дум, заговорил:

— Заблестит, когда исполнится. Только… чёрной станет, — он умолк, но, поймав непонимающий взгляд Сотника, пояснил: — От гнева богов почернеет. Нам не по нраву, если что-то без нашего ведома проходит. А над людскими желаниями боги власти не имеют.

Он опять ушёл в себя, потеряв к разговору всякий интерес.

— О, как! — подмигнул Рыжеволосый. — Береги теперь. Такой горох под ногами не валяется и в огороде не растёт. А теперь швыряй. Да не желание, яйцо швыряй!

Извек потрясённо шагнул к борту, заглянул в чёрную воду. Подержал Кощееву драгоценность на вытянутой руке и разжал пальцы…

В голове молотами стучали последние слова незнакомца: …нам не по нраву… без нашего ведома… От судорожной догадки потемнело в глазах, так который же из них. Захлопнул рот, собрался духом, оглянулся и опять уронил челюсть. На дракаре никого не было. Посудина сама собой разворачивалась к далёкому берегу.

Ворон топтался у кромки воды, отступал, когда шипящая пена норовила подобраться к копытам и игриво отскакивал от брызг. Дождавшись, когда хозяин спрыгнет с дракара, потрусил к нему. Сотник взобрался в седло, повертел в руке белую бусину и, развязав шнурок Мокшиного кошеля, кинул подарок к монетам, авось пригодится. Миновав каменные столбы, оглянулся. Корабль резал волны, направляясь прочь от берега.