«Он врал! Врал, чтобы выбить тебя из колеи, завязать свару и дать Баггеру время смыться» – настаивало любящее сердце.
«А если он прав? что тогда?» – холодно спрашивал рассудок.
«И ты сможешь задать этот вопрос Илоне? – Сердце кипело, негодовало. – У тебя рот откроется спросить такое у самой лучшей девушки?»
«Как иначе ты узнаешь правду? – Разум безжалостно гнул своё. – Без неё ты обречён на недоверие. Навсегда. Оно отравит любовь».
Влад повернул к эллингам.
За спиной носились шёпоты:
– Врезал.
– Не врезал.
– Этот не простит!
– Лучше Бену сменить место службы.
«Сокола» только начали готовить к послеполётной профилактике. Влад, не останавливаясь, бросил механику:
– Скафандр мне. Где Хват? Пусть грузится. Готовь на старт.
– Владислав Сергеич, так машина не заправлена! – озадаченно крикнул тот вдогонку.
– Ерунда, заправляли с запасом; мне полбака хватит. Оформи одиночный испытательный полёт. Доложи в диспетчерскую – и по-быстрому.
– Вроде, вы сказали, «Сокол» вёл себя прилично… Надо ли испытывать?
– Бегом! Учебная тревога! – заорал Влад. Все забегали, как муравьи на пожаре.
Вырвавшись из пусковой, он постарался взять себя в руки и отвлёкся на перекличку с диспетчерами орбитальной зоны. Слежение за экранами немного охладило его, но заноза торчала в душе колющей болью, поворачивалась и раздирала сердце. Вот за такие муки клеветников и убивают! Беда в другом – даже когда лжец издохнет, клевета останется.
Что за мерзость – ложь!
Хуже неё только чистая правда.
Наверное, поэтому в жизни столько вранья. Все лгут. ТВ, газеты, правительства, партии, церкви, учебники, жёны, мужья. Кто-то сосчитал: средний человек лжёт семь раз в день. Выходит, мы живём в толстой оболочке лжи, не видя даже крошки правды. Зачем?
«Если Локс обманул, – с усилием подумал Влад, поворачиваясь по оси «Сокола» над чёрной, ледяной стороной Иньяна, – то я расквасил ему нос за дело. А если сказал правду – тем более. При первом слове, едва он назвал имя, надо было свернуть ему челюсть. Чтоб и не звучало. Даже слышать этого нельзя! Есть вещи, которые касаются только двоих».
«Может, вас было больше, – усмехнулся разум. – Может, о твоей первой ночи с Илоной политпсихолог докладывал лично Дееву?»
Анализируя поступки и события, очень легко рехнуться. Поэтому мыслящие люди – слегка не от мира сего, а кое-кто в процессе мозгового штурма переходит ту границу, которую сторожат локсы.
– От-Иньян, я Сокол. Неполадки в насосной системе. Сажусь на станции Гора.
Из вечного электрического света базы – в вечный иньянский день. Странное дело! кругом космос, тьма кромешная, тёмные годы пути от звезды до звезды, а тут приходится выключать лампы и зашторивать окна, чтобы глаза отдохнули.
Горящим болидом пронзив атмосферу, «Сокол» опустился на искусственный базальт ВПП. Сквозь дымку накала и хлёсткие щелчки ионизации к нему прянули громадные чёрные машины обслуги, вытягивая хоботы и клешни манипуляторов. Под днище всунулись опоры великана-подъёмника.
– Мы на вашей стороне, Сокол, – пожал руку знакомый инженер-валлиец. – Не принимайте выходки КП близко к сердцу. Через неделю у ирландцев день святого Патрика. Они зовут всех. Вы будете лучшим гостем вечеринки. Правило одно – зелёный трилистник в петлице.
– Спасибо, подумаю. Посмотрите у моей птички насосы.
– До утра дело терпит? – с пониманием взглянул инженер. – Когда вы отзвонились на подлёте, я подумал – вам пригодится мини-коптер до Небесного. Пилот ждёт.
– То, что надо, камрад.
Чем ближе был посёлок вирховских телеметристов, тем тяжелее становилось у Влада на сердце. Когда внизу показались коттеджи, залитые алым светом Глиз, он едва не сказал пилоту: «Поворачивай обратно».
«Я не хочу знать ответ. Чёрт, почему нельзя открутить время назад? В конце концов, не обязательно было говорить Локсу всё, что я о нём думаю. Он экстрасенс, пусть даже через раз – должен читать по лицу, по глазам. И промолчал бы, скот! Нет, мне теперь одна дорога. Сколько ни виляй, придёшь к её дверям».
Улица Героев Иерусалима, пятый коттедж, вход слева.
«Иду, как из могилы – ни снятый, ни повешенный» – Влад обратил внимание на свою походку. Ноги еле волочились. Кто увидит – не узнает Сокола.
Рука потянулась к звонку и замерла, не коснувшись сенсора.
* * *
731-ый вошёл без предупреждения, как обычно. Локс его не приветствовал – это входило в их порядок повседневных отношений, – и продолжал заниматься у зеркала своим лицом.
– Извини, что так поздно.
– Ведь знаешь – я не люблю фэшл своими руками. Особенно в скверные дни.
Сняв лёгкую коричневую куртку, герр Безымянный остановился, издали наблюдая за отражением лица Локса.
– Да, плохой день. Что у тебя с носом?
– Меня ударили.
– И ты не…
– Он должен был ударить. Я его нарочно спровоцировал.
– Не верю. Зачем ты хитришь?
– По привычке. О… ты начал вычислять – кто?
Безымянный мысленно вычеркнул отсутствующих на базе, избегавших Кошкина Дома, находящихся на боевом дежурстве и в первой степени готовности, вялых, нерешительных и добрых. Барана и стриженого «господина» – тоже. Это профи, всегда трезво взвешивающие свои поступки. Овцы? Локс не позволит овцам уронить свой рейтинг. Смит и Алим мертвы, Райт слишком осторожен… остаётся один.
– Ракитин. Ты… завлёк его, чтобы прикрыть Бена.
– Ты хорошо обучался в Рок-оф-Кашеле, – угасшим голосом похвалил его Локс.
– Да сгинет день, когда я туда приехал.
– Кем бы ты был без Пасеки? Рядовым из Аненербе. Пешкой.
– Я накажу Ракитина. Нападение на офицера Пасеки при исполнении…
– Запрещаю. – Локс повернулся вместе с креслом. – Майор, ты помнишь, что такое – гейс? 1
– Но почему?
– Я не отвечаю на бессмысленные вопросы.
– Отойди от зеркала и ляг в постель. – Безымянный подошёл к шкафу и начал доставать оттуда спецодежду. – Надеюсь, ты не слишком пристально в него смотрелся?
– Если ты нашёл меня сидящим, реагирующим на беседу…
Вставая, Локс вдруг остановился на середине движения, полусогнутый. Покрытое гримом лицо не изменило цвет, но глаза выдали возникшую боль.
– Быстрее ложись, – очень сдержанно велел 731-ый, насторожённый и готовый придти на помощь.
– Ничего. Сейчас пройдёт. – Преодолевая боль, Локс медленно разделся и переместился на кровать. Гелевая перина колыхнулась, принимая его своим податливым телом. – Три раза в день, терпимо. Перегрузка сказывается…
Он перешёл на шёпот. Тело постепенно обмякло, словно сливаясь с периной.
Безымянный, убедившись, что Локс лежит спокойно, стал надевать комбинезон, затем перчатки, защитный лицевой щиток на обруче.
Раньше, на Земле, в ирландском замке, перчатки были кольчужными, а щиток дополнялся густой шлем-сеткой, вроде маски пчеловода – из-за неё сотрудников и стали звать когда-то пасечниками. Их питомцы иногда кусались и плевались, и могло так оказаться, что плевок очковой змеи безопаснее. Пока ещё узнаешь, кто из них на что способен!.. Но регламент частью оставался в силе и сейчас.
Переобувшись в мягкие тапочки, он, бесшумно ступая, обошёл ложе капитана погранвойск, установил в изголовье тонкие ароматические свечи, как можно тише зажёг их и вернулся к сумке, оставленной на входе в комнату.
Ленивые сизые струи благовоний поплыли по воздуху, наполняя покои Локса запахами стран, которых давно нет на свете, которые спят глубоко под водой. Веки Локса слабо затрепетали, крылья носа едва шевельнулись, на губах расцвела еле заметная блаженная улыбка. Он забывал о боли.
731-ый надел плоскую поясную ёмкость, развернул шланг с насадкой и, что-то напевая без слов, не разжимая губ, начал ходить вокруг ложа, плавными движениями осыпая Локса почти невесомыми жемчужными шариками, шуршащей струёй лившимися из наконечника. Касаясь кожи, они с едва слышным пшиканьем исчезали, превращаясь в белесоватую пыль, которая оседала на коже и, словно по волшебству, всасывалась в неё. Мерцая улыбкой и поворачиваясь, Локс нежился под тихим химическим дождём, будто купаясь в нём, а тонкое белёсое марево обтекало его со всех сторон.