Проезжая рынок, султан повелел бросать в толпу мелкие деньги. Дети и взрослые бросались в пыль, хватая царские даяния и восхваляя щедрость Мухаммада.

Среди рыночного люда в окружении воров и проходимцев стояла некая женщина – прямая, горделивая и смуглая, в невзрачном запылённом платье и сирийском головном платке; на бронзовой опояске её была цепочками прикреплена чаша из металла, похожего на латунь, оправленная почерневшим серебром. Жулики Аль-Кахира взирали на женщину с почтением, она же смотрела свысока.

– По нраву ли тебе наш город, Гиза?

– Что ж, айяры 1, он побольше Дамаска, – снисходительно молвила смуглая женщина. – Здесь обитает множество людей, которые хотят узнать о своём будущем. Я утолю их жажду, напою их истиной из своей чаши.

Процессия султана приближалась к скопищу воров. Женщина, которую назвали Гизой, вдруг ахнула и прижала руки к груди:

– О айяры, кто это рядом с царём? Тот отрок, подобный четырнадцатидневной луне – кто он?

Айяры заговорили наперебой:

– Это его приближенный гулям 2, Юсуф Драгоценный. Султан купил его в Дамиетте за великую цену, не считаясь с расходами.

– Мухаммад всегда держит его при себе и не желает расставаться с ним.

–Говорят, это наглый и умный юнец, одарённый всеми достоинствами юности и всеми ухищрениями зрелости, рождённый для удачи и поживы. Он вводит казну в разорение и огорчает жён султана.

–Вытрясти ларцы, куда он складывает дары Мухаммада – вот мечта вора!

Юнец-красавец, гарцевавший на прекрасном белом жеребце, придержал скакуна, заглядевшись свысока на самоцветное ожерелье, которое протягивал ему краснобородый перс с возгласом: «Прими в дар, о всадник, обликом равный ибн Якубу 3 !»

Угадав, что выпал миг приблизиться к другу султана, смуглая женщина проворно метнулась и – чёрные невольники оплошали, – ухватилась за стремя горделивого гуляма:

– Юсуф, я нашла тебя! Глазам не верю! Радость моя, сердце моё!..

– Гоните прочь эту сквернавку! – злобно огрызнулся юнец, посылая коня вперёд. Мускулистые зинджи схватили женщину, оторвали от стремени и, надавав ей ударов рукоятками плетей, швырнули назад в толпу.

Оказавшись среди своих, Гиза разрыдалась. Айяры сгрудились вокруг неё.

– Только скажи нам, Чаша Придорожная – мы отплатим за твою обиду! Одно твоё слово, и нынче же ночью этот спесивый гулям захлебнётся своей кровью. Мы знаем ходы во дворец, все лазы и норы. Ему не уйти от ножа. Ну?

– О воры, да удержит вас Аллах от этого поступка! – ещё в слезах, сильно встревожилась Гиза. – Даже кончиком пальца не троньте его!

– О мать гадалок, что ты болтаешь без ума? Он заслужил кару, он велел зинджам поднять на тебя руку. Удальцы Аль-Кахира таких дел не прощают.

– Я сама разберусь в этом деле, – строго молвила айярам Гиза. – Завтра же я пойду туда, где заседает диван султана, и закричу о несправедливости. Я не успокоюсь, пока не добьюсь царского решения.

Одни айяры ворчали и шептались между собой:

– О проклятая, о шлюха и дочь тысячи шлюх! По пути из Дамаска солнце напекло ей голову и лишило разума. Когда надо искать мести, она ищет царской милости. Это не в правилах нашего братства.

Другие рассуждали:

– Не иначе как Гиза надумала пойти на службу к Мухаммаду Синеглазому. Султаны привечают ушлых и пронырливых бабёнок для секретных дел. Жаль! а мы-то думали, она будет гадать нам об удаче…

* * *

– На другой день султан в диване принимал посольства франков и румийцев, – говорил Локс, – а приезжие купцы подносили ему дары: ткани, благовония и редкостные вещи…

Он умолк и после паузы сказал с поклоном, лукаво улыбнувшись:

– Но тут Шахерезаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

– Ну, Ло-о-окс, пожалуйста! – умоляюще заныла кают-компания. – Что было дальше? Кто этот мальчишка? Гиза пришла к царю или нет?

– Об этом я поведаю вам в следующий раз.

* * *

Девять часов на возвращение. Унылая субсветовая скорость. Такова цена стремительного вылета из системы.

Реакторы базы способны дать мощность для обратного скачка через тоннель, но прокладка незримой трубы и удержание кольца входа – сложная, энергоёмкая затея. Деев и Макартур приняли бы таким способом фрегат с эскадрильей на броне. А звено, да вне боя…

Влад легко представил, как заскрипят энергетики: «Мы зависим от привоза изотопов. Если будем строить тоннель для каждой тройки, через месяц в резервуарах одно эхо останется».

Жмоты, иначе не скажешь.

Похоже, именно с оглядкой на интендантство большие корабли носят свои генераторы, танки с топливом, и сами себе тоннель прокладывают. Боятся услышать: «Жжёте горючку почём зря. На вас не напасёшься!»

А сирианам, к стыду наших учёных головастиков, изотопы не нужны! Или они их меньше потребляют. Иначе бы давно охотились на танкеры.

– Что скажешь, Вальтер?

– С каждым танкером летит фрегат. Это не шуточно.

«Их «линзы», «топоры» и «огурцы» заправляются от космоносцев или колоссалей. Те несут какие-то реакторы. Логично? На Оранже говорили: «Гран-линкоры заряжаются от звёзд». Вроде, они отследили, как Герцог Альба прошёл через хромосферу Секунды, сквозь протуберанцы. Но это и наши тяжёлые рейдеры могут… Призраки перекрывают нас по энергетике. И, как доказал Сэр Пятый, по наглости».

Четырнадцать часов в пилотском кресле. Если при облёте сектора был кураж, хотелось драки, то на обратном пути всё заслонила скука. Пошарили над поясом астероидов – ноль, дрейферы омертвели. Осталось перемалывать в голове старые мысли и детские впечатления.

«Хоть бы налетел кто. Эй, где вы, призраки? Глядите – нас мало, мы слабенькие…»

– Можно спать по очереди. Кто первый?

– Разрешите мне, товарищ капитан?

– Давай, Шон.

– Внимание, Сокол. Пилотирование «Либры» принял кибер-дублёр.

– Полагаю, мы к обеду не успеем.

– Съешь зелёную таблетку, Вальтер. Ты забудешь о голоде.

– Я хочу довезти его до базы. Он называется «аппетит».

Застывшая алая Глиз впереди, неподвижные звёзды, ритмичные пульсары маяков. Мозг погружается в ровное, дремотное безвременье.

«Значит, Прощённое воскресенье кончилось. Что сегодня? – Влад заставил таймер вспомнить веру православную. – Ага, Чистый понедельник. Опохмелка, кулачные бои… мытьё в бане. Обязательно под душ. Столько времени в скафандре…»

Он напрягся, воскрешая детские впечатления. Оттуда посыпалось вперемешку: сожжение чучела, клятва на знаке Ярл, ходки к патриотам в лес, целование с девчонками на Пасху, батюшка с причастием, освящение знамён и прочая армейская обрядность.

«Пошёл Великий Пост. Подписаться, что ли, на него в столовой?.. Нет уж! «Француз» – ни рыба ни мясо, значит – кошерный, а если на силос перейти, мозги в бою откажут».

Влад глазами нашёл на лобовом стекле трёхзарядник – Богоматерь-Спас-Никола. Это у пилотов строго. Этим всё и ограничивается.

Наконец, на фоне планеты возникла и стала расти радужная колючка От-Иньяна. Глухо лязгнули ворота пусковой камеры. Прибыли. Можно выбраться из скафандра, размять ноги.

Как водится, Шона встречала верная Нгуен Тхи Лан. Она каждый раз ждала его на выходе из сектора, когда вьет возвращался с боевого задания. Оставляла бизнес на старательных Ань Хаев и приходила сюда. Телепатия у них, что ли?..

Влад с завистью смотрел, как они молча обнимаются.

– Я постоянно посылаю Ромми маленькие письма, – вздохнул Вальтер, – а также текстовые сообщения. Кажется, она охладела ко мне.

– Да мы из работы не вылезаем. Какая тут взаимность? Когда дадут отпуск…

«…я увезу Илонку на Землю. К дьяволу красное солнце, тяготение и эту коловерть с боями. Надо развеяться как следует».