Все это находит себе яркое и наглядное подтверждение в перечислении богодухновенным Автором обязанностей, вменявшихся трём категориям левитов, для удобства читателя приводимом нами дословно. Ничто, в сущности, не может сравниться с подлинным языком Священного Писания.
"И сказал Господь Моисею в пустыне Синайской, говоря: Исчисли Сынов Невинных по семействам их, по родам их; всех мужеского пола от одного месяца и выше исчисли. И исчислил их Моисей по слову Господню, как поведено. И вот сыны Левиины по именам их: Гирсон, Кааф и Мерари. И вот имена сынов Гирсоновых по родам их: Ливни и Шимей. И сыны Каафа по родам их: Амрам и Ицгар, Хеврон и Узиил. И сыны Мерари по родам их: Махли и Муши. Вот роды Левиины по семействам их. От Гирсона род Ливки и Шимея; это роды Гирсоновы. Исчисленных было всех мужеского пола, от одного месяца и выше, семь тысяч пятьсот. Роды Гирсо-новы должны становиться станом позади скинии на запад. Начальник поколения сынов Гирсоновых Елиасаф, сын Лаелов. Хранению сынов Гирсоновых в скинии собрания поручается скиния и покров её, и завеса входа скинии собрания, и завесы двора, и завеса входа двора, который вокруг скинии и жертвенника, и верёвки её, со всеми их принадлежностями" (гл. 3,14-26). "И сказал Господь Моисею, говоря: Исчисли и сынов Гирсона по семействам их, по родам их, от тридцати лет и выше до пятидесяти лет, исчисли их всех способных к службе, чтобы отправлять работы при скинии собрания. Вот Работы семейств Гирсоновых, при их служении и ношении тяжестей: Они должны носить покровы скинии и скинию собрания, и покров её, и покров кожаный синий, который поверх его, и завесу входа скинии собрания, и завесы двора, и завесу входа во двор, который вокруг скинии и жертвенника, и верёвки их, и все вещи, принадлежащие к ним; и все, что делается при них, они должны работать. По повелению Аарона и сынов его должны производиться все службы сынов Гирсоновых при всяком ношении тяжестей и всякой работе их, и поручите их хранению все, что они носят. Вот службы родов сынов Гирсоновых в скинии собрания, и вот, что поручается их хранению под надзором Иоамара, сына Аарона, священника" (гл. 4,21-28).
Таково было служение Гирсона. Он и брат его Мерари должны были переносить скинию, между тем как Каафу поручено было носить "святилище", как мы это читаем в 10-й главе: "И снята была скиния, и пошли сыны Гирсоновы и сыны Мерарины, носящие скинию.... Потом вышли сыны Каафовы, носящие святилище; скиния же была поставляема (очевидно, сынами Гирсоновыми и Мерариными) до прихода их" (гл. 10,17-21). Служение, порученное Гирсону, и служение Мерари были тесно между собой связаны, хотя, как мы это увидим из следующего постановления, обязанности их существенно отличались друг от друга.
"Сынов Мерариных по родам их, по семействам их исчисли. От тридцати лет и выше до пятидесяти лет, исчисли всех способных на службу, чтобы отправлять работы при скинии собрания. Вот, что они должны носить, по службе их при скинии собрания: брусья скинии и шесты её, и столбы её и подножия её, и столбы двора со всех сторон и подножия их, и колья их, и верёвки их, и все вещи при них и все принадлежности их; и поимённо сосчитайте вещи, которые они обязаны носить. Вот работы родов сынов Мерариных, по службе их при скинии собрания, под надзором Иоамара, сына Аарона, священника" (гл. 4,29-33).
Все было точно разграничено. Гирсону не было дела до перенесения брусьев скинии и кольев; Мерари же не касался покровов скинии и завес её. Тем не менее, служения эти были тесно между собой связаны, в высшей степени друг от друга зависимы. "Брусья и подножия столбов" оказались бы совершенно бесполезными без "завес скинии"; а последние не принесли бы пользы без брусьев и подножий столбов. Что же касается "кольев", какими бы незначительными они ни казались, кто мог достаточно оценить их необходимость при связывании между собою всех этих принадлежностей скинии вместе для поддержания видимого единства всей скинии? Таким образом, все работали над доведением работы до конечной цели, и цель эта достигалась добросовестным выполнением работы отдельных лиц. Если б одному из сынов Гирсоновых вздумалось, оставя в стороне заботу о "завесах скинии", заняться прилаживанием "кольев", он оставил бы своё дело невыполненным и вмешался бы в дело сынов Мерариных. Это неминуемо повредило бы успеху всего дела. Порядок работы оказался бы нарушенным, тогда как соблюдение Божественного устава вносило безупречную стройность в общий труд.
Чудное впечатление должна была производить на всякого постороннего зрителя эта организация работы служителей Божиих в пустыне. Всякий оставался на своём месте и действовал в сфере, предназначенной ему Богом. Потому лишь только поднималось облако, как только подавался сигнал к снятию скинии с занимаемого ею места, всякий знал, что именно ему следовало делать, и не принимался ни за какую другую работу. Никому не Дано было право действовать по-своему. Иегова решал все. Левиты назвались "Господними"; они подчинились авторитету Божию; и это составляло основание всего их Дела, всего их служения в пустыне. При подобном взгляде на вещи совершенно безразлично было, занимался ли человек хранением гвоздя, или же ему поручалась забота о завесах или золотом светильнике. Для всякого в отдельности и для всего общества важно было знать одно: "Моя ли это работа? Мне ли именно поручил Господь это дело?"
Это кладёт конец всякого рода недоумениям. Если б решение вопроса представлялось уму и воле человеческой, один человек пожелал бы избрать одно служение, другой - другое, третий - третье. Как бы совершались при подобных условиях переселение скинии и правильная её постановка среди пустыни? Это было бы немыслимо. Допустимо было существование одной лишь высшей власти, а именно Самого Бога-Иеговы. Он распределял все, и все обязаны были Ему подчиняться. Человеческой воле места не оставалось. И в этом заключалась замечательная милость Божия. Она устраняла возможность всякой борьбы, всякого колебания. Необходимо оказывать безусловное подчинение Богу, сломить свою личную волю; необходимо добровольно признать авторитет Божий; иначе настанет порядок вещей, о котором упоминается в книге Судей: "Каждый делал то, что ему казалось справедливым." Сын Мерарин мог говорить или думать про себя так: "Как! Лучшую пору своей земной жизни - дни моей молодости и силы - я должен отдать заботе о каких-то нескольких кольях? Неужели только для этого я и родился? Не должна ли иная, высшая цель руководить моей жизнью? Неужели это дело должно быть моим вечным занятием от тридцати до пятидесяти лет?"
Можно было двояко ответить на подобный вопрос. Прежде всего сыну Мерарину довольно было вспомнить, что Иегова поручил ему это дело. Уже одно это должно было прибавить цены тому, что почиталось плотью самым последним и низким делом. Неважно, что именно мы делаем; важно только, чтоб мы всегда исполняли порученную нам Богом работу. Человек может избрать себе карьеру, которая покажется людям блестящей, он может отдать свою энергию, своё время, свои способности, своё состояние служению интересам, которые мир сей считает великими и славными; и между тем вся жизнь его может оказаться блестящей мишурой. С другой стороны, человек, по велению сердца исполняющий волю Божию, какова бы она ни была, и соблюдающий заповеди Господни, что бы эти заповеди ему ни предписывали, идёт по стезе, освещённой лучами присутствия Божия, и дело его припомнится тогда, когда преданы будут вечному забвению великолепнейшие предприятия детей века сего.
Но кроме нравственного значения, всегда присущего выполнению возложенного на него дела, всякое занятие сына Мерарина носило ещё на себе и печать особенного достоинства, хотя бы ему приходилось иметь в своём ведении только "колья" и "подножия столбов". Все, относившееся к святилищу, заключало в себе высокое значение и представляло наивысший интерес. Ничто в мире не могло сравниться с этим дощатым святилищем и с его исполненными таинственного значения принадлежностями. Позволение прикасаться хотя бы к кольям, входившим в состав этой чудной скинии в пустыне, должно было почитаться высокой честью и святым преимуществом. Несравненно славнее было быть сыном Мерариным, заведующим кольями скинии, чем носить скипетр Египта или Ассирии. Сын Мерарин, судя по смыслу своего имени, мог, правда, казаться бедным, "огорчённым" и усталым человеком: но труд его был связан с жилищем Бога Всевышнего, Владыки неба и земли. Он держал в своих руках предметы, образцы которых находились на небе. Всякий колышек, всякий столб, всякое покрывало, все завесы были прообразными тенями великих будущих благ - символическим образом Христа.
