"А сам он возьмёт живую птицу, кедровое дерево, червлёную нить и иссоп, и омочит их и живую птицу в крови птицы, заколотой над живою водою; и покропит на очищаемого от проказы семь раз, и объявит его чистым, и пустит живую птицу в поле" (ст. 7). Кровь была принесена в жертву, и это давало священнику возможность немедленно приступить к своему служению. До сих пор мы видели, что он "приказывал". Теперь он начинает действовать сам. Смерть Христа есть основание Его священнического служения. Войдя во святилище со Своей собственной кровью, Он соделался нашим Великим Первосвященником, давая нашим душам возможность воспользоваться драгоценными последствиями Своего искупительного подвига и вводя нас во всю Божественную полноту положения, дарованного нам принесённой Им жертвой. "Всякий первосвященник поставляется для приношения даров и жертв; а потому нужно было, чтобы и Сей также имел, что принёс. Если бы Он оставался на земле, то не был бы и священником" (Евр. 8,3-4).
Трудно найти более совершенный прообраз воскресения Христова, чем прообраз, представленный нам в "живой, выпускаемой в поле птице". Она получает свободу лишь после смерти другой птицы; потому что обе птицы представляют Того же Христа в два момента Его благословенного подвига - в минуту Его смерти и в минуту Его воскресения. Тысячи отпущенных на свободу птиц не принесли бы ни малейшей пользы прокажённому. Только живая птица, возносившая к небу на своих крыльях знаменательные следы уже совершенного искупления, возвещала, что дело было окончено, почва была расчищена, основание положено. То же относится и к Господу нашему Иисусу Христу. Его воскресение возвещает славное торжество искупления. "Воскрес для оправдания нашего." Вот что подкрепляет утомлённое сердце, что успокаивает тревожную совесть. Писание удостоверяет, что Иисус был пригвождён к кресту, понёс на Себе мои грехи; но то же самое Писание свидетельствует и о том, что Он вышел из гроба, не имея на Себе ни одного из этих грехов. И это ещё не все. То же Писание возвещает мне, что все, доверяющиеся Иисусу Христу, так же свободны от вменённого им греха, как и Он; что для них, как и для Него, нет более осуждения; что гнев Божий не угрожает им; что они пребывают со Христом, составляют одно с Ним, приняты в Нем, оживотворены с Ним, совоскресли с Ним и посажены на небеса. Таково благословенное свидетельство Слова истины, таково Божие свидетельство, навеки непреложное (см. Рим. 6,6-11; 8,1-4; 2 Кор. 5.21; Ефес. 2,5-6; Кол. 2,10-15; 1 Иоан. 4,17).
Но ещё и другая, также существенная истина представляется нам в шестом стихе нашей главы. Мы не только находим в образе живой птицы аллегорическое изображение нашего полного избавления от вины и осуждения; мы находим в нем также прообраз нашего полного освобождения от всех привязанностей земли и от любого влияния плоти. "Червлёная нить" является выражением первого, "кедровое дерево и иссоп" изображают второе. Крест есть конец всякой земной славы. Бог представляет крест таковым; так на него смотрит и верующая душа. "Я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, Которым для меня мир распят, и я для мира" (Гал. 6,14).
Что касается "кедрового дерева и иссопа", они представляют собою, так сказать, две конечные точки господствующей в нас власти плоти. Соломон "говорил о растениях, от кедра, что в Ливане, до иссопа, вырастающего из стены" (3 Цар. 4,33). Начиная с величественного кедра, венчающего склоны Ливана, и кончая скромным иссопом, две эти предельные точки и все, что между ними находится, все человеческое естество во всех его разветвлениях - все должно подчиниться силе креста; таким образом, в смерти Христа верующая душа усматривает конец своей греховной виновности, конец всякой земной славы, конец всей жизни по плоти, всего ветхого человека. Чем же следует ей быть занятой? Тем, Кто прообразно изображён этой живой птицей, перья которой окроплены кровью искупления и которая возносится на отверстые ей небеса. Драгоценная, славная, умиротворяющая душу мысль! Мысль о Христе, воскресшем, восшедшем на небеса, Христе торжествующем, прославленном, вознёсшемся на небеса, запечатлённом печатью совершенного Им искупления. Именно с Ним мы имеем дело. Мы сокрыты в Нем. На нем Одном покоится благоволение Божие. Вокруг Него группируются все радости неба, Его воспевают ангельские хоры. Мы не имеем нужды ни в какой земной славе; мир потерял для нас свою привлекательность. Смерть Христа отстранила от нас все это, равно как и наши грехи. Мы легко можем обойтись без служения миру и плоти, получив взамен их "неизречённые богатства Христовы".
"И покропит на очищаемого от проказы семь раз, и объявит его чистым, и пустит живую птицу в поле" (ст. 7). Чем более мы изучаем содержание 13-й главы, тем более убеждаемся, как был бессилен прокажённый сделать что бы то ни было для своего очищения. Он мог только покрыться "до уст", мог только восклицать: "Нечист, нечист!" Только Один Бог мог создать и исполнить дело, всецело снимавшее с больного проказу; Он Один мог объявить прокажённого "чистым". Вот почему написано: "Священник покропит на очищаемого и объявит его чистым". Не говорится: "Прокажённый покропит на самого себя и объявит себя чистым или вообразит себе, что он чист." Этого не могло случиться. Бог был Судьёй, Бог был Врачом, Один Бог очищал от всякой нечистоты. Он Один знал, что такое проказа, как от неё можно было освободиться и когда прокажённый делался чистым. Прокажённый мог оставаться больным этой болезнью в течение всей своей жизни, и при всем этом не знать её характерных симптомов. Слово Божие, Слово истины, Божественное свидетельство открывали всю истину относительно проказы; и ничто, кроме этого, не могло объявить прокажённого нечистым; это свидетельство основывалось на смерти и воскресении. Драгоценная связь существует между тремя поименованными в 7-м стихе предметами: прежде всего совершается кропление кровью; затем прокажённый объявляется чистым, а птица отпускается на свободу. Ни слова не говорится о том, что сам прокажённый должен был делать, говорить, думать или чувствовать. Достаточно было, что он был прокажённым, был с головы до ног покрыт этой болезнью, был полностью осуждён. Этого было с него довольно; все остальное было делом Божиим.
Для человека, всею душою ищущего мира, очень важно хорошо усвоить истину, изложенную в этой части изучаемой нами главы. Есть много душ, поверженных в тяжкое испытание благодаря тому, что они воображают, или другие убеждают их, что необходимо чувствовать, ощущать или уметь присвоить спасение вместо того, чтобы, как это случалось с прокажённым, понять, что кропление кровью было столь же Божественно и совершалось столь же от него независимо, как и пролитие этой крови. Не сказано: "Прокажённый подвергнет себя действию крови, постигнет или осуществит это действие." Нет. План освобождения дышал Божественностью; жертва, положенная в его основание, была Божественная жертва; Божественны были и её плоды; словом, все было Божественно.
Это не значит, что мы должны с пренебрежением относиться к ощущению, или, вернее выражаясь, к присвоению силою Духа Святого всех драгоценных для нас последствий совершенного для нас дела Христова. Нисколько; мы вскоре увидим, какое место отведено ему в домостроительстве Божием. Но ощущение этого не даёт нам спасения, как сознание очищения не делало чистым прокажённого. Спасение приносит нам Евангельская весть: "Христос умер за грехи наши по Писанию... погребён был и воскрес в третий день, по Писанию" (1 Кор. 15,3-4). Здесь речь идёт не об ощущении нами фактов. Конечно, блаженны мы, их ощущая. Человек, который только что избежал опасности утонуть, счастлив, видя себя в лодке спасения; но спасает его, очевидно, лодка, а не его сознание. То же относится к грешнику, верующему в Господа Иисуса. Он спасён смертью и воскресением Христа. Потому ли, что он это ощущает? Нет, потому что это говорит Бог. Это совершилось по Писанию. Христос умер, Он и воскрес, и на этом основании Бог признает грешника омытым от грехов.
