Жизнь была проще без чувств. Без чувства вины. Без горя от потери единственного человека, без которого я не могу жить. Если бы я мог поменяться с ней местами, я бы это сделал. В одно мгновение.

Не могу сказать, что мне никогда не приходила в голову мысль присоединиться к ней. Затем, закрыв глаза, я вижу ее улыбку, и появляется слабый проблеск надежды. Момент, когда я позволяю себе мечтать о том, что однажды, возможно, мне удастся вернуть ее. Что каким-то чудом я проснусь и пойму, что все это было просто гребаным кошмаром.

Я перевожу взгляд на часы на стене. Сейчас чуть больше двух часов ночи. Звуки пищащих аппаратов и запах больничного антисептика отходят на второй план, когда я поворачиваюсь, смотрю на кровать и вижу, что на меня смотрят пронзительные голубые глаза. Те самые, которые, как мне казалось, я больше никогда не увижу. Вот только... они не те.

Они пустые.

— Люси? — Спрашиваю я, думая, что она все еще может быть не в себе. Ведь она пролежала в коме две недели.

Чувствует ли она себя потерянной?

— Чт... — Она пытается ответить, но не может вымолвить и слова.

— Черт, не говори. Давай я позову доктора. — Я нервно нажимаю на кнопку на стене, боясь прикоснуться к ней.

Она выглядит напуганной. Смущенной. Ошеломленной. Я должен взять ее за руку, но я слишком труслив. Я боюсь, что как только прикоснусь к ней, она исчезнет. И все это перестанет быть настоящим.

Вбегает целая команда врачей и медсестер, толпясь вокруг ее больничной койки. Я неподвижно стою в углу, боясь пошевелиться.

— Вы всех нас здорово напугали, мисс Кристиансон, — говорит доктор.

— Я... Что случилось? — Голос Люси тихий, а ее глаза перебегают с одного человека на другого.

— Ты попала в аварию, детка. Ты не помнишь? — Спрашивает ее мама.

Люси качает головой, и я испытываю облегчение от того, что она не помнит аварию. Потому что это, блять, не дает мне покоя ни днем, ни ночью.

— Я скоро вернусь, чтобы проверить вас, — говорит доктор и выходит из палаты, ободряюще кивнув в нашу сторону. Теперь здесь только родители Люси, ее брат, Шардонне... и я.

Я все еще стою в стороне. И не знаю, что делать. Я отказывался отходить от нее с тех пор, как мне наложили гипс на руку. Каждый день Акс приносил мне одежду. Две недели я сидел в этой больничной палате и ждал, когда она очнется. И теперь, когда она наконец очнулась, я не имею ни малейшего представления о том, что делать.

Взгляд Люси осматривает каждого члена ее семьи, а затем останавливается на мне. Ее брови в замешательстве хмурятся, когда она прищуривает взгляд.

— Вы... вы доктор? — Спрашивает она меня.

Я моргаю раз, два, прежде чем до меня доходят ее слова.

— О, дорогая, нет. Ты знаешь...

— Нет, не доктор. Я, должно быть, ошибся палатой. Извините. Я оставлю вас всех наедине, — говорю я, прерывая ее маму на полуслове.

— О, хорошо, — говорит Люси, после чего я разворачиваюсь на пятках и ухожу.

Какого черта? Она не помнит. Она не помнит... меня.

— Доминик, подожди, — окликает меня Ксавьер.

Я оборачиваюсь, сжимая руки в кулаки, которые прячу в карманах джинсов.

— Куда ты идешь? — Спрашивает он.

— Домой, — говорю я ему.

— Ты просто собираешься уйти? Сейчас? Она очнулась...

— Она не знает, кто я. Лучше, если она и не вспомнит.

— Мы можем рассказать ей. Шардонне расскажет ей, — настаивает он.

— Нет, не надо. Как я уже сказал, ей лучше держаться от меня как можно дальше.

— Знаешь, я тоже когда-то так думал, — вздыхает он. — Но за последние несколько недель я увидел, как сильно ты любишь мою сестру. Сам был тому свидетелем.

— Она заслуживает лучшего. — Я ухожу, пока не передумал и не побежал со всех ног обратно в ту комнату.

Глава 2



— Почему вы все выглядите так, словно кто-то умер? — Спрашиваю я. Мои родители и Шэр смотрят на меня так, будто у меня выросла еще одна голова.

— Мы подумали, что ты могла... — Мама начинает плакать.

Папа обнимает ее.

— Все в порядке. Ты в порядке. С тобой все будет в порядке, — говорит он, повторяя эти слова снова и снова. Поэтому я думаю, что далеко не все в порядке.

Ксавьер возвращается в палату, и мои глаза расширяются, когда он встает рядом с моей лучшей подругой и берет ее за руку.

— Что я пропустила? Как долго я была без сознания? — Спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого, пока тянусь за стаканом со льдом, который стоит на столе рядом со мной. В горле так сухо, что кажется, будто я проглотила горсть песка.

— Ты спала две недели, — говорит папа.

— Подожди... а как же экзамены? Черт, неужели я их пропустила? — Я чувствую, как у меня сжимается грудь и нарастает паника.

— Люси, что последнее ты помнишь? — Спрашивает меня Ксавьер.

— Эм… — Я думаю о том, чем занималась до того, как очнулась здесь. — Я помню, как ходила на занятия, — говорю я. Единственное, что приходит на ум, – это смутные воспоминания о том, как я сидела в лекционном зале.

— Сейчас декабрь, Люси. Ты сдала экзамены два месяца назад, — говорит мне мама, кивая. — Нам нужно позвать доктора.

— Я позову его, — предлагает Ксавьер, а затем что-то шепчет на ухо Шэр, после чего выходит в сопровождении моих родителей.

— Я проснулась в другой вселенной. Что у тебя с Ксавьером? — Шепчу я Шэр, как только закрывается дверь.

— Эм, Люси, ты сказала, что не против, чтобы я с ним встречалась. Ты помогла нам съехаться. Разве ты не помнишь? — Она озабоченно вскидывает брови.

— Нет, но значит ли это, что мы теперь сестры? — Улыбаюсь я ей, надеясь хоть немного уменьшить ее явное беспокойство.

— Мы всегда были сестрами, Лулу. И всегда будем, — говорит она, взяв меня за руку.

— Что случилось, Шэр? Почему я ничего не помню? — Спрашиваю я ее.

Она открывает рот, чтобы ответить, но тут входит доктор и начинает задавать мне кучу вопросов. После этого меня увозят в другую комнату на МРТ. Я хочу сказать всем, что со мной все в порядке. Ну и что с того, если есть несколько деталей, о которых я не знаю? Например, то, что моя лучшая подруга живет с моим братом. Я же не забыла ничего такого важного. Верно?

Мне сказали, что я выжила в авиакатастрофе и что мне невероятно повезло выбраться оттуда без серьезных травм. Куда я вообще летела? Кто еще был со мной в самолете? Это был семейный самолет? Все эти вопросы проносятся в моей голове, пока я неподвижно лежу в аппарате, делающем снимки моего мозга.

Через два часа я снова нахожусь в палате с мамой и Шэр. Папа и Ксавьер ушли за едой.

— Куда я собиралась? — Спрашиваю я их.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашивает мама.

— В самолете, куда я летела?

— Я не уверена. Ты не говорила нам, что собираешься куда-то лететь, — говорит она.

— Вы что, не смотрели записи? Не позвонили сотрудникам и не спросили, куда мы направлялись? — Я знаю, это звучит как допрос, но я совершенно ничего не понимаю.

— Это был не наш самолет. Ты была с другом, — объясняет она.

— С каким другом? Что с ним случилось? — От мысли, что я выжила, а кто-то другой нет, у меня сводит желудок.

— О, ты видела цветы, которые прислала твоя бабушка? Они прекрасны, — вмешивается Шэр, указывая на букет желтых подсолнухов.

Они яркие. Их цвет напоминает мне пчелу. В голове всплывает образ крошечного насекомого, которое жужжит и садится на верхушку цветка.

— Так и есть, — соглашаюсь я, закрывая глаза и погружаясь в сон.



Я просыпаюсь, а глаза сканируют окружающую обстановку. Затем приходит осознание. Я нахожусь в больнице. Я оглядываю комнату и вижу, что мой брат спит в кресле в углу. Там же, где он спал последние несколько ночей. Я стараюсь не разбудить его, но мне действительно нужно встать и пописать. Сбросив с себя одеяло, я спускаю ноги с кровати, хватаюсь за перила и пытаюсь перенести свой вес на ноги. Я замираю, пока не проходит головокружение.