Мне становится нечем дышать. Я натужно сглатываю, переводя взгляд на отца.

— Но почему ты перестал ходить на мои матчи? — на мои плечи сваливается вина.

— Сынок, — после долгой молчаливой паузы, наконец-то отвечает он. — Однажды, я услышал фразу: «А его отец такого бы не допустил», после первого проигрыша твоей команды в молодежке.

Воспоминания резко дают под дых.

— Тогда я и решил, лучше будет не приходить на матчи и не маячить людям глаза. Я хотел, чтобы видели и замечали только тебя, твои умения и навыки. Хотел, чтобы в тебе видели не моего сына, а способного хоккеиста.

— Почему ты не сказал мне об этом прямо? Почему заставил думать, что стыдишься меня? Что разочарован мной?

— Прости, сынок, — родитель тяжело вздыхает. — Я решил, если не заострять на этом внимания, то ты меньше будешь переживать о том, что думают другие люди.

— Решил он, — рявкаю я. — А ты обо мне подумал? О том, что чувствовал я в тот момент? Ты хоть можешь представить через, что я прошел? Сколько наслышался из-за твоего решения?

— Я меньше всего на свете хотел, чтобы ты себя так чувствовал, если бы я знал к чему приведет мое решение, давно бы отказался от него.

— А почему даже дома ты вел со мной разговор только о хоккее? — я делаю пару шагов к окну, образовав дистанцию между нами. — Почему забыл, что я твой сын?

— Я никогда не забывал этого, — он искренне удивляется. — Мы отдалились, и я не знал как с тобой себя вести, а хоккей оставался единственной точкой соприкосновения.

— К Мишель ты всегда знал подход, — бросаю я, поворачиваясь к нему лицом.

— С твоей сестрой всегда проще, потому что она сама тянется ко мне, а ты стал колючим и взрывным. Кто же знал, что виной этому был я.

В комнате повисает тишина. Я смотрю на отца и наше сходство просто зашкаливает. Я полностью его копия, только моложе. Те же темные волосы, точеные скулы, темно-карие глаза. Да даже характером пошел в него. Сколько всего мы упустили, решив каждый для себя, как будет лучше для другого.

— Я всегда думал, хоккей для тебя важнее, — первым нарушаю молчание я.

— Сынок, — отец встает с кресла и подходит ко мне. — Хоккей — это игра, хоть и легендарная, но игра, а ты — мой сын, моя семья. Мне не важно проигрывает твоя команда или выигрывает, капитан ты или нет, я чрезвычайно горжусь твоими успехами. Я горжусь тобой, сынок.

У меня резко щемит в глазах и заканчивается весь воздух в легких. В горле не остается слюней, чтобы сглотнуть.

— Сынок, прости меня, если сможешь, за то, что был для тебя плохим отцом, — он сжимает своей массивной ладонью мое плечо. — За то, что вселил в тебя все эти чувства.

— Я даже не знаю, что сказать, — признаюсь я, опустив взгляд вниз. — Наверное, мне стоило сказать тебе все это раньше.

— Марк, если бы я знал, — он сильнее сжимает плечо, заставляя посмотреть на него.

— Прости, что усомнился в тебе как в отце. Я не должен был такого говорить, ты защищал меня.

— Сынок, — он обнимает меня, а я продолжаю стоять не двигаясь. На самом деле, наши отношения столько всего упустили, и я сейчас не знаю будет ли уместным обнять его в ответ.

— Даже не обнимешь старика? — спрашивает он, читая мои мысли.

— Я не знаю, будет ли это уместно? — слегка улыбнувшись, отвечаю я.

— Никогда не поздно признать собственные ошибки и попробовать начать все сначала.

— Наверное, ты прав, — я обнимаю отца в ответ. Он, чуть выше меня ростом, поэтому объятия выходят неуклюжими.

Мы отстраняемся друг от друга, и родитель протягивает мне руку.

— Попробуем стать друзьями?

Я понимаю, что нам потребуется время и усилия, чтобы восполнить упущенное, но мысль о том, что отец гордится мной, приносит облегчение и словно снимает с моих плеч тяжёлый груз.

— Только не проси делиться личной жизнью, — усмехаюсь я и пожимаю его крепкую ладонь.

— На счет личной жизни, — он пристально смотрит на меня, не расцепляя рукопожатия. — Я никогда не вмешивался в твои дела, сразу знал, ты парень умный и все делаешь правильно, но Андрей очень недоволен тем, что ты вчера забрал его дочь.

— Пап, ты когда-нибудь хотел сродница с дядей Андреем? — весело уточняю я.

— Марк! — он опускает руку. — Предупреждаю тебя сразу, чтобы ты свои фокусу на счет Даши оставил.

— Не могу, — я пожимаю плечами. — Влюбился.

Дарья

Боже. Боже. Я действительно провела ночь с Марком.

Жалею ли я? Нет, не жалею.

Это желание было таким правильным и верным, что никаких сомнений не осталось. Я хотела его. Впервые в жизни мне самой захотелось проявить инициативу, позабыв о стеснении и скованности. Никогда не думала, что я могу быть такой решительной и смелой, но рядом с Марком мне хотелось откинуть все мысли и сомнения из головы и насладиться моментом. Я видела и чувствовала, что нужна ему, а он был нужен мне.

Между нами давно летали взаимные искры, но я была слишком загружена, чтобы распознать их. Но как Марк смотрел на меня, целовал и ласкал, до сих пор сводит меня с ума. Мне впервые было так хорошо и спокойно.

Однако, стоя сейчас перед своим отцом, я испытываю дикий стыд. Не знаю, почему. Я уже взрослая и сама могу отвечать за свои слова и поступки, но только рядом с ним я снова становлюсь маленькой. Именно поэтому я выпустила руку Марка. Если бы родитель это увидел, то вопросы были бы и к парню, и ко мне.

— Даша, — отец подходит ко мне, обнимая. — Все хорошо?

— Да, папуль, — я целую его в небритую щеку. — Вы хоть спали?

— Спали, — отвечает он. — А где были вы?

От пристального взгляда отца мне становится не по себе. Ему нравится Марк, как человек, но не как кандидат на роль парня его дочери. На самом деле, я сама не знаю, как изменятся наши отношения после случившегося. С одной стороны, Марку не привыкать менять девушек. От мысли, что я очередная в его списке, желудок неприятно заворачивается в узел. Но с другой, то, что он пообещал поговорить со мной, дарит мне маленькую надежду на что-то большее. Он знает, я не способна на интрижки.

«А он не способен на серьезные отношения», — болезненно напоминает мне мое подсознание.

— Андрей, оставь их в покое, — подходит к нам Юля, целуя меня в щеку. — Дело молодое.

— Дело, то может и молодое, но оно касается моей дочери.

— Пап, — начинаю я. — Все хорошо. Марку просто нужен был друг.

Я слегка обнимаю его, кладя руку на талию.

— Ты учил меня быть хорошим человеком и не бросать друзей в беде. Вот и не бросаю.

— Ладно, — пускай и с недоверием, но он обнимает меня за плечо и притягивает к себе, целуя в макушку. — Но я все равно поговорю с Марком.

— Как скажешь.

Секунды тянутся как минуты, а минуты как часы. Я сижу на диване рядом с Мишель и ее мужем Максом. София Леонидовна, пытаясь занять себя хоть чем-то, печет блины, Юля и папа сидят на втором диване в обнимку. Хорошо, что Антошка еще спит.

— Спасибо, — шепчет Мишель.

— За что? — также шепчу я.

— За то, что пошла с ним. Это много значит для него, да и для нас тоже.

— Я не могла поступить по-другому.

— Могла, — она сжимает мне ладонь. — Но послушала сердце.

Я молча киваю.

— Я знаю, мой брат не самый лучший парень на свете, но, когда он захочет, он свернет горы ради любимого человека, — Мишель резко подносит руки к животу.

— Что случилось? — испугано спрашиваю я.

— Ничего. Просто запах маминых блинов заставляет меня хотеть есть.

— Это же хорошо, — улыбаюсь я.

— Я так быстро поправлюсь и буду похоже на бегемота.

— На самого красивого и милого бегемота, — Максим целует ее в висок.

— Да ну, тебя, — отмахивается она, пряча улыбку.

— Вы еще не сказали? — тихо интересуюсь я.

— Нет, — девушка качает головой. — Хотели вчера, но ты сама понимаешь.

— Понимаю.

— Может мне сходить к ним? — в гостиной появляется София Леонидовна. — Я уже и прибралась на кухне и блины испекла, а их все нет.