Марк

Подождав, пока девушка умоется, наденет теплый серый костюм с брюками клеш и заберет волосы в высокий хвост, мы выезжаем от жилого комплекса. На улице стоит солнечная погода и в воздухе приятно пахнет морозной свежестью. По мере приближения к родительскому дому, неприятные ощущения в моем животе начинают расти. Хорошо, что я не стал ничего есть, иначе все содержимое давно попросилось бы наружу.

Паркуюсь возле дома и выключаю зажигание и, поворачиваюсь к Даше и наши лица оказываются так близко, что я чувствую ее горячее дыхание и за пару секунд забываю, где нахожусь и зачем приехал.

— Один поцелуй на удачу? — прошу я, включая в работу свою фирменную улыбку.

— В лоб будет достаточно? — шутит Даша.

— Как покойника что-ли? — недовольно ворчу я.

Девушка быстро смеется и слегка, почти невесомо касается моих губ.

— Нет, так не пойдет, — говорю я и нежно прижимаюсь к ее губам, притягивая девушку ближе. Она без сожаления отвечает на поцелуй.

Мы вместе выбираемся из теплого салона. Я ставлю машину на сигнализацию, переплетаю наши с Дашей пальцы, и веду нас к забору. Мы без труда попадаем на территорию дома, открывая ворота собственным ключом. Я нажимаю кнопку дверного звонка и внутри дома разносится продолжительный звон.

Я делаю глубокий вдох, готовя себя на неприятный разговор. Но происходит то, чего я не ожидаю, Даша расцепляет наши пальцы прямо перед тем, как мама открывает дверь.

Недовольно свожу брови на переносице и поворачиваю голову в сторону девушки, на что она опускает глаза. Это вообще, что такое сейчас было?

Ладно. Сначала разговор с отцом, потом с ней.

— Марк, — родительница почти делает шаг вперед.

— Ма, на улице холодно, — я не даю ей выйти на крыльцо, первым заходя внутрь, целуя ее в щеку. — Все хорошо.

— Дашенька, еще раз здравствуй, — мама приглашает Дашу зайти внутрь.

— Доброе утро, — застенчиво улыбается она.

Пока мы снимаем обувь и верхнюю одежду, мать продолжает стоять возле нас. Боится, я убегу что ли?

Все это время Даша избегает встретиться со мной взглядом, и мое настроение стремится к нулю.

— Ма, да никуда я не уйду, — говорю я ей, выдавливая улыбку. — Можешь ослабить надзор.

— Да, прости, — она топчется на месте. — Но у меня сердце разрывается за вас двоих. Сначала ты, потом Дима. Я его впервые таким грустным вижу.

— Грустным? — со злостью усмехаюсь я. — Ну да, конечно.

— Марк… — начинает мама, но я не даю ей продолжит.

— Я понял, идем, — мы втроем молча выходит из прихожей. Когда родительница уходит чуть вперед, я наклоняюсь к уху девушки и шепчу. — Не знаю, что изменилось и почему ты отпустила мою руку, но выброси это из головы.

Она наконец-то встречается со мной взглядом и медленно кивает.

— Вот и чудно.

Мы заходим в гостиную и на нас направляются взгляды всех присутствующих. Андрей Владимирович смотрит на меня, хмуря брови, но затем смягчается, когда видит рядом со мной свою дочь. Мишель улыбается, хоть и качает головой. Макс приветствует, слегка наклонив голову и обнимая сестру за талию.

— Где отец? — обращаюсь к матери.

— У себя, — негромко произносит она.

— Я пойду с тобой, — говорит Мишель, вставая с дивана.

— Не за чем тебе слушать мужские разговоры, — отвечаю я, метнув взгляд на ее мужа. — Макс, проследи за сестрой.

— Хорошо, — кивает он и нежно берет за руку Мишель, усаживая обратно рядом с собой.

Я молча выхожу из гостиной, и иду по длинному светлому коридору в кабинет отца. Страшно вспомнить, когда я в последний раз бывал у него. В детстве он всегда звал меня к себе и любил рассказывать про свои увлечения помимо хоккея. После того как отец перестал посещать мои матчи, я перестал бывать у него в кабинете. Я знал, ему нравятся наши вечерние беседы отца с сыном. Поэтому специально искал причины и предлоги не ходить к нему, тем самым обижая его так же, как делал это он. Со временем он бросил все попытки и перестал звать меня вовсе. На самом деле, мне самому нравились наши разговоры, но я ничего не мог с собой поделать, обида пересилила меня.

Я негромко стучусь в темно-коричневую дверь.

— Сонь, это ты? — слышу я тихий голос родителя.

— Нет, это не мама, — я открываю дверь и наши взгляды встречаются. И на меня наказывается невероятная усталость. Не злость, а именно усталость. Я так устал бороться за его внимание и похвалу, так устал ждать от него какой-либо поддержки.

— Марк, — отец резко встает со своего кресла. — Проходи.

Я захожу внутрь кабинета и закрываю за собой дверь. Обстановка в комнате осталось совершенно такой же. Те же коричневые широкие панели, тот же деревянный паркет в цвет стен, тот же огромный дубовый стол, то же кожаное кресло, тот же диван у панорамного окна, завещанного жалюзи и те же стеллажи с книгами. Все осталось на тех же местах, как и в последний наш совместный вечер.

Родитель садится обратно в кресло, а я же сажусь на кожаный диван напротив него. Я поднимаю решительный взгляд и замечаю, на сколько уставшим выглядит отец. Небольшие круги под глазами, опущенные плечи и слегка затуманенный взгляд.

— Ты что не спал что ли? — хмурюсь.

— Не спал, — отец невесело улыбается.

— Почему? — если он хочет, чтобы я чувствовал себя виноватым, то не дождется.

— Я много думал этой ночью, — он поднимает голову и встречается со мной взглядами. — И пришел к выводу, что мне нужно извиниться перед тобой.

Чего? Чего?

От неожиданности я чуть подаюсь вперед. Что он хочет сделать? Извиниться?

— Я прошу прощения за то, что все эти годы отсутствовал на твоих играх, — продолжает отец, видя мою растерянность. — За то, что не поддерживал, в каких-то местах давил на тебя и не разговаривал с тобой по душам. Если бы я только знал, что ты чувствуешь, то поступал бы совершенно по-другому. Я ни в коем разе не хотел, чтобы ты думал, что я разочарован или стыжусь тобой.

Он замолкает, и что-то сильно сжимает мне грудь.

— Но ты стыдишься меня, я знаю это, — нахожу в себе силы ответить отцу. — Поэтому ты перестал помещать игры и открытые тренировки. Когда ко всем парням приходили оба родители, ко мне приходила только мать.

Его глаза округляются, и он глубоко вздыхает, собравшись уже что-то мне сказать, я выставляю ладонь, дав понять, что не закончил.

— Ты хоть знаешь какого это, пытаться доказать что-то человеку, который даже не присутствует на играх и не видит твоих успехов? Когда я окончательно понял, что ты стыдишься меня, как хоккеиста, я пообещал себе сделать все возможное, чтобы не быть похожим на тебя и стать еще лучше, чем ты есть.

— Марк, — просит он.

— А что Марк, а? — спрашиваю, а отец опускает голову. — Я искренне удивлен, что ты просишь прощения, но я не понимаю к чему они? Я не престану разочаровывать тебя, а ты не станешь гордится мной.

Я замолкаю, переводя дух. Но то, что я слышу дальше приводит меня в шок. На несколько мельчайших секунд мне кажется, мое воображение решает поиграть со мной. Покачав головой, я понимаю, что я действительно слышу и вижу, как мужчина передо мной плачет. Никогда в жизни не видел его слез.

Этот звук так отрезвляет меня.

— Па? — неуверенно начинаю я. — Ты чего?

— Неужели ты и вправду так думаешь? Неужели я заставил тебя думать, что не горжусь тобой? — он поднимает на меня взгляд полного сожаления.

— А разве я сказал не правду?

— Конечно же, нет, — тихо говорит отец. — Позволь мне кое-что показать тебе.

Он пару раз водит компьютерной мышкой по столу, заставляя экран монитора загореться.

— Подойти, пожалуйста, — просит он, шмыгая носом. Я делаю глубокий вдох, встаю с дивана и подхожу к креслу. — Посмотри сюда.

Родитель щелкает два раза по папке на рабочем столе и на мониторе появляются несколько сотен, а может и тысяч, видеофайлов.

— Я смотрел и сохранял каждую твою игру, начиная с самого начала, когда ты только изъявил желание заниматься хоккеем, — он вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Это видео, когда ты первый раз встал на коньки. Это — первая игра в молодежке. Это — когда ваша команда взяла кубок. Это — твоя первая игра в профессиональной лиге. А это, — он указывает на очередной видеофайл. — Ваша последняя игра в этом году… точнее уже в том.