Решение начальством было принято. А по Славогорску уже к вечеру поползли слухи о том, что произошло на полигоне. Люди шептались о внезапно появившейся на лугу немецкой базе с казармой, складами и эшелонами, и о том, как шагающие роботы Вайсмана разгромили врагов и даже уничтожили вражеский танк. Но главное, — все теперь знали: немцы каким-то образом пронюхали про «Разрядник» и пытаются создать нечто подобное, чтобы пробраться в каверну. И… в распространении всех этих слухов был виноват не в меру хвастливый Антон, который в столовке рассказал обо всем Косте, Сергею и Ленке.

Утром мы прибыли на место, начав приготовления. Расставив пробойник и расположив молниевые отражатели по периметру, мы надеялись переместить во времени сюда в каверну весь концентрационный лагерь. И тут очень многое зависело от точного позиционирования. Мы находились на том же полигоне, но на этот раз, — на другом его конце, подальше от разгромленной немецкой казармы и складов, где наши военные меньше, чем за сутки уже устроили свою базу. А наши инженеры провели последние расчеты, пытаясь определить точные координаты концлагеря в 1941 году.

— Если верить показаниям пленных, лагерь должен находиться всего в километре от места, где стояла их лаборатория, замаскированная под склад. И сам лагерь достаточно большой, — объяснял Штерн, разворачивая карту.

— Тогда нам нужно увеличить радиус действия пробойника до максимума. Иначе мы рискуем переместить только часть территории, — сказал Никольский, который тоже выехал на место эксперимента вместе со своим отладочным компьютером, с помощью которого теперь мы настраивали параметры оборудования.

Мы с Антоном тем временем, следуя указаниям инженеров, расставляли отражатели, сильно увеличив их количество по сравнению с прошлым разом. Теперь они образовывали не вытянутый ромб, а правильный прямоугольник, внутри которого должен был возникнуть хронопробой.

— Ты веришь, что у нас получится? — спросил Антон, в последний раз перед запуском проверяя надежность контактов в отражателях.

— Если Вайсман говорит, что шансы на успех имеются, значит, так и есть, — пожал я плечами.

Но, мой напарник был настроен скептически:

— А если мы промахнемся, переместив не только заключенных, но и охранников? Или, скажем, немецкую бронетехнику, которая там, наверняка, есть поблизости?

— Тогда придется снова воевать всерьез, — усмехнулся я.

Но, Антон не смеялся. Он нервно постукивал пальцами по корпусу отражателя, словно ожидая подвоха. Мы с ним уже возились с последними настройками отражателей, проверяя их ориентацию. В этот раз их было больше — целых восемь. Отдельно стоял пробойник, но его конструкцию тоже слегка модифицировали: добавили дополнительные стабилизирующие контуры, чтобы точнее контролировать зону воздействия.

— Готово? — спросил Штерн, подходя к нам.

— Еще антенны проверить, — ответил я, протирая пот со лба.

Наш начальник выглядел недовольным:

— Быстрее. Вайсман нервничает. По радио все время вызывает…

Все нервничали. И было отчего. Если в прошлый раз мы переместили случайный кусок территории с немецкой лабораторией, то теперь требовалось «вырезать» из 1941 года именно концлагерь, не зацепив лишнего. А главное, — надо было постараться отделить людей, содержащихся в лагере, от периметра охраны, чтобы немецкие головорезы не расстреляли заключенных в последний момент.

— Представляешь, если мы переместим сюда вышки с пулеметчиками или танки? — хмыкнул Антон.

— Ничего, наши военные и роботы быстро разберутся, — ответил я, но сам понимал: лучше не рисковать.

К полудню все было готово. На этот раз меры предосторожности усилили: кроме бойцов НКВД и красноармейцев, вооруженных до зубов трофейным немецким оружием, найденным в перемещенных эшелонах, на опушке леса замаскировали даже минометы и две 45-мм пушки. А наши три боевых андроида стояли наготове, чтобы защитить нас в случае опасности. Их антенны починили, а их «умная» броня уже за это время подлатала себя сама.

— Проект «Карточная колода», второй запуск! — наконец объявил Штерн, подняв руку. — Начинаю обратный отсчет!

Досчитав до нуля, он щелкнул тумблерами, и пробойник загудел, набирая мощность. А в ясном небе безоблачного летнего дня засверкали молнии и мощно загремел гром. Но, на этот раз зеленые молнии били не хаотично — они ударяли точно в отражатели, создавая между ними мерцающую энергетическую завесу, участки которой, быстро соединяясь между корректорами-отражателями, образовывали ослепительно-яркий молниевый периметр сплошного разряда.

— Контур стабилен! — крикнул инженер Никольский, следя за показаниями на своем компьютере.

— Подаю максимальную мощность! — крикнул Штерн, щелкнув еще парой тумблеров на пробойнике.

Воздух внутри периметра задрожал, затем начал искриться. И вдруг произошла ослепительная зеленая вспышка. Когда свет погас, перед нами стояли ряды бараков, обнесенные колючей проволокой.

Но, вышек с охранниками не было. Весь периметр с охраной словно отрезало. Впрочем, так и было. Ведь все эти заборы из колючей проволоки с пулеметными вышками теперь охраняли в 1941 году лишь луговые травы, поскольку вся внутренняя территория лагеря переместилась к нам в каверну. Так что расчет позиционирования, произведенный Никольским на его компьютере, оказался на удивление очень точным.

— Получилось! — воскликнул Антон, радостно улыбаясь.

Но, его радость была преждевременной. Из большинства бараков, услышав грохот и увидев зеленые вспышки, выбегали люди — изможденные, в основном, военнопленные в изодранной грязной форме бойцов РККА с оторванными знаками различия. Но, из некоторых строений выходили заключенные в полосатых робах. Они озирались, не понимая, где оказались. То были, видимо, гражданские. Вдруг из одного барака, каменного, в отличие от других, деревянных, вышли несколько человек в гражданской одежде и с интеллигентными лицами. И мы сразу поняли, что это и были наши пленные ученые!

У одного из них, лет сорока и темноволосого, над левой бровью виднелся старый шрам.

— Коваль среди них… — проговорил Штерн.

— Внимание! — рявкнул Виктор в мегафон, стоя на трофейном броневике с нанесенными на бортах красной краской большими звездами поверх немецких крестов, который тут же выкатился на перемещенную лагерную территорию. — Люди из лагеря, построиться в шеренги и стоять на местах!

Но, тут раздались выстрелы. Один из заключенных, — здоровенный детина в робе, — рванулся в сторону, выхватил пистолет и попытался попасть в Виктора. Но, спецназовец вовремя пригнулся. И пули срикошетили от борта броневика.

— Это провокатор! Среди нас эсэсовцы… Они под видом зэков… — закричали освобожденные.

Тут из каменного барака застрочил пулемет. Причем, пулеметчик явно целил в спины ученых. Один из них сразу упал замертво, другой схватился за плечо. Но, Виктор среагировал вовремя. По его команде броневик рванул вперед, развернувшись бортом и отгородив спасенных ученых от пулеметного огня.

— Освобожденным лечь на землю! Огонь на поражение! — крикнул спецназовец в мегафон, пригибаясь под пулеметными очередями в открытом сверху кузове трофейного немецкого броневика на полугусеничном ходу.

И тут же с разных сторон застрочили пулеметы красноармейцев. Вскоре плотные пулеметные очереди скосили стрелявшего и еще двоих эсэсовцев. Остальные оставшиеся охранники и надсмотрщики предпочли добровольно сдаться красноармейцам, справедливо опасаясь, что иначе бывшие заключенные сами расправятся с ними на месте, что называется, без суда и следствия.

— Прекратить огонь! — скомандовал Виктор, когда скоротечный бой закончился.

Наступила тишина, в которой было слышно, как стонут раненые. Впрочем, санинструкторы быстро оказывали им помощь. А лейтенант госбезопасности Семенов сразу начал фильтрационные мероприятия, с помощью красноармейцев снова загоняя освобожденных заключенных в бараки до выяснения, так сказать. И только Виталий Коваль и другие уцелевшие ученые были отделены от других. Они поднялись от бронетранспортера, за которым легли по команде на землю, чтобы спрятаться от пуль во время короткого боя, и направились в нашу сторону, сопровождаемые автоматчиками из НКВД. Лицо у Коваля было бледным, но глаза горели.