— Гхм… Князь, вы всерьёз считаете, что международные ростовщики имеют сношения с Сатаной?

Александр внимательно посмотрел на кайзера: тот выглядел предельно серьёзным. Ему действительно было важно знать мнение своего необычного собеседника.

— Если честно, ваше величество, то я не верю в существование персонализированного Сатаны. Я считаю, что антипод Бога живёт в… как бы это сформулировать… в разобщённом состоянии, и место его обитания — человеческие души. Это мы своими мыслями, словами, действиями и бездействиями подкармливаем каждый свою частичку общего Сатаны. И если большинство из нас вырастит эту частичку до критической массы, то количество зла перейдёт в качество: Сатана придёт в мир.

— Это очень сложный образ, но он многое объясняет. Вы считаете, что нынешнее поколение международных спекулянтов являются его пособниками?

— Не думаю, что это служение осознанно. Я считаю, что большинство из этих людей являются достаточно усердными прихожанами своих храмов. Кто-то ходит в католический храм, кто-то в синагогу, кто-то в англиканский молельный дом или куда там ходят протестанты.

— И при этом они служат другой стороне?

— Именно так, ваше величество. Видите ли, совершенно неважно, какие слова ты произносишь при посторонних. Главное — что ты думаешь и что реально делаешь. Главное то, к чему ведёт сама логики твоих повседневных действий.

Помолчали. Кайзер глубоко задумался, вглядываясь в огонь камина. Генрих Прусский что-то писал в большом блокноте, а Александр взял в руки сигариллу и крутил её в пальцах размышляя: прикурить или нет.

— Князь, вы верите в то, что король Великобритании, сбросив со своей державы ответственность за колониальную империю, сохранит жизненные силы своего народа?

— Ваше величество, скажу откровенно: я не уверен. Я могу привести самые разные аргументы, но все они будут сводиться к одному: Англию покинули красота тела и духа, высший класс воспитан в признании перверсий нормой жизни. Собственно этого довольно. Но я приветствую попытку короля Генриха и его команды вернуть корабль своей державы на верный курс.

— Князь, а как вы посмотрите на идею сближения Германской и Русской империй, имеющей перспективой слияние в едином государстве?

— Необычайно сложный вопрос.

— И всё же попытайтесь ответить, и по возможности кратко.

— Если кратко, то пока плохо. Видите ли, ваше величество, последние десятилетия немцев воспитывали в презрении к славянам. Забавно, что при этом вы заразились от славян поляков идеологией сарматизма, хотя и назвали её на свой лад. А в России, как вы знаете, существует другая беда: презрение образованного слоя к русскому народу. Я бы не хотел, чтобы в результате слияния держав русский народ оказался в положении презираемого раба.

— Процесс нужно начать с перестройки сознания образованного класса наших государств?

— Да, ваше величество. Второй важной вещью я считаю выравнивание уровня жизни: в России он чудовищно низок.

— Какую же цель мы должны поставить перед возникающей сверхимперией?

— На первых порах — освоение планет Солнечной системы.

— Вы даже на мгновение не задумались. Такое впечатление, что вы, князь, этот вопрос для себя решили давным-давно.

— Это действительно так, ваше величество. Кроме всего прочего, в процессе выхода в межпланетное пространство мы создадим летательные аппараты такой величины и мощи, что сможем контролировать земную поверхность до квадратного метра. Это решающее военное превосходство над всеми имеющимися и потенциальными противниками. Тут главное оседлать волну и стать лидером, а там аутсайдеры сами будут финансировать наше развитие.

— Хорошо, князь. Я хорошо обдумаю вопрос, дам задание аналитикам, а с результатами на руках нанесу визит в Россию. Обещаете присутствовать на переговорах?

— Обещаю, ваше величество.

Шолто Тавиш снова проснулся, едва только Александр вышел из кабинета кайзера. Что всполошило матёрого бандита, пока было неясно. Но Александр, чисто на всякий случай, удвоил бдительность и даже натянул внешне изящные, но вполне герметичные перчатки. Мало ли какой злодей намажет спинку стула, на который решит опереться Александр, ядом контактного действия… Вероятность невеликая, но она есть.Вокруг он стал смотреть внимательнее, и благодаря этому заметил заинтересованные, полные непонятного ожидания, взгляды трёх, судя по одежде и отношению окружающих, весьма высокородных дам. Угрозы с их стороны Александр совершенно не опасался уже потому, что Шолто едва не вывернуло от взгляда: «Самки! Мерзкие похотливые самки».

И сразу возникла мысль: чем же таким отвратительным было сопряжено общение юного Шолто с женским полом, что он воспылал самым неподдельным отвращением? В сущности, в жизни Александра было кое–что, способное отвратить его от женского пола. Первая учительница, кстати довольно безобразная баба предпенсионного возраста, всё тёрлась вокруг него, оставляла на какие-то дурацкие дополнительные занятия… И воняло от неё премерзко. Нет, рукам она волю не давала — упаси боже! — за такое в советское время лепили и по пять и по семь лет усиленного режима. Разве что в советское время всё делалось тишком, и о сути тех или иных происшествий знали лишь те, кому это положено, да и они давали подписку о неразглашении.

Когда Александр перешел из младших классов в среднюю школу, первая учительница весь четвёртый класс отлавливала его в коридорах школы и настойчиво предлагала помощь в учёбе. Наконец, слава всем богам, завуч сделала замечание безумной бабе и лавстори прекратилась. И надо сказать, что никто на историю не обратил внимания: ну кому придёт в голову следить за отношениями второклассника и сорокалетней тётки? В числе прочих на эти отношения не обратила и мать Александра: что бы там ни врали про материнскую любовь и внимание, чаще всего это всего лишь пустые слова.

Много лет спустя Александр расстался с очень хорошей, умной, доброй и вообще необыкновенно приятной женщиной — от неё пахло как от Барбары Петровны. Вернее так: женщина была необычайно чистоплотна, но в определённые моменты появлялись нотки запахов, воскрешающих память о младшей, трижды проклятой школе.

Видимо нечто подобное случилось с Шолто Тавишем, разве что завершилось не так легко и не так быстро. Педерастия как полноценное отклонение вообще-то довольно редка. Чаще, как в случае с Шолто, это результат несчастливого стечения обстоятельств и педагогической запущенности. Или наоборот — целенаправленного воспитания. Александр вспомнил, как за бутылкой (и и далеко не единственной) его приятель, крупный предприниматель вхожий в высокие этажи власти, внезапно пустился в откровенности. Оказывается его родители, включив немалые связи и потратив серьёзные деньги пристроили любимое чадо в престижную закрытую школу на Восточном побережье США. Главной фишкой школы было «традиционное английское воспитание», включая пресловутую «жёсткую верхнюю губу». Об уровне заведения достаточно сказать, что из этих стен вышло пять вице-президентов СШР и два десятка федеральных министров. Одно не понравилось новому ученику: не афишируемые нравы, царящие в этом заведении от директорского кабинета до домиков охраны и технического персонала.

— Как же ты выжил среди этого ужаса и как сам не стал педерастом? — удивился тогда Александр.

— Меня спасла ненависть. Не моя ненависть, а ко мне. Меня там все ненавидели и боялись. Я ведь русский. Не жид, не хохол, не нацмен из Европы, не полукровка, а настоящий русский, прямой продолжатель линии русских и татар. В России на это не обращали внимания, а в Америке видели, что я потомок опричников царя Ивана и нукеров Чингисхана. Словом, настоящий русский. Сибиряк! Это не только видели, но и говорили. Знаешь, сколько раз они хотели меня убить? За семь лет было не меньше двух десятков покушений, но как видишь, я жив. В этом смысле школа пошла мне на пользу. Ну и в том смысле, что я для них стал своим. Не знаю, как это объяснить: человек одного круга, одного уровня, свой хоть и враг. В России, слава богам, нет такого. У нас не лучше и не хуже, просто всё по-другому.