Не обращая внимания на воду, Роман присел на корточки, начал ощупывать руками стенки. Они были холодные и осклизлые. Сама подземная труба, по которой стекала вода, достигала примерно полуметра в диаметре. Роман понял наконец, куда он попал, убегая от охотников. Никакой это не дзот, а часть мелиоративной системы. Наверное, та обширная поляна, на которой остановился вездеход, была когда-то болотом, и его осушили много-много лет назад, возможно, еще при царе-батюшке. Потом систему забросили и, скорее всего, вообще о ней забыли. Но подземный дренаж сохранился, и по нему все еще стекала вода.
Теперь надо было решать, в какую сторону идти. Вниз, вверх? Если пойти вниз, то, скорее всего, труба выйдет к озеру и, возможно, оборвется где-то под водой. Сумеет он выплыть на поверхность? А если выход будет преграждать решетка?
Надо двигаться наверх, решил Роман. Возможно, где-то там есть либо такая же надземная будка, построенная для профилактического ухода за дренажем, либо колодец. Во всяком случае, какой-то выход на поверхность должен существовать.
Он встал на колени и на локти, ибо передвигаться можно было только таким первобытным способом, и пополз вперед. Он ничего не видел и не мог видеть, находясь метров на пять ниже уровня земли. Слышал только журчание воды и, увы, ощущал ее руками и ногами. Хорошо, что по дну тек только маленький ручей. А не то бы он насмерть закоченел. Ледяная вода бултыхалась в сапогах, текла под локтями и коленями. Сапоги, доверху налитые водой, мешали ползти, то и дело сползая с ног, но Роман не сбрасывал их и упорно волочил за собой, зная, что, если ему посчастливится выбраться наверх, они еще пригодятся.
Скоро он начал понимать, что из одной могилы попал в другую, холодную и мокрую. Он полз очень медленно, потому что труба местами была разрушена и ему приходилось разбирать склизкие, тяжелые завалы, прежде чем появлялась возможность двигаться дальше. Сил оставалось все меньше, а сколько еще ползти, он не представлял даже приблизительно. Может, там, куда он ползет, его ждет непроходимый тупик, и тогда он сдохнет в этой тесной трубе…
Понимая, что снова начинает поддаваться отчаянию, Роман попытался ползти быстрее. И снова уткнулся избитыми руками в завал. Пришлось опять, неловко двигаясь в узком пространстве, разбирать кусок за куском мокрый, осклизлый кирпич и отбрасывать его назад, пропихивая себе под руку и отгребая еще дальше ногами.
От этой тупой, мучительной возни в кромешной темноте хотелось завыть волком. Но Роман, сжимая до боли зубы, очистил кое-как проход от кирпичного лома и комьев осыпавшейся земли и пополз дальше.
Иногда он надолго останавливался, чувствуя, что сейчас ляжет в ручей и больше не сдвинется ни на шаг. Сил не было, надежды тоже. Им овладевала апатия. Он находился в этой проклятой трубе уже не один час, а все еще не нашел выхода наверх. Правда, прополз он едва ли больше пяти, ну, от силы, семи сотен метров. Но одолеть еще столько же он уже вряд ли сможет…
Он прополз бы мимо этого места, если бы в последний миг не почувствовал спиной какой-то холодок. Отупев от усталости и уже помышляя о том, чтобы размозжить себе висок углом кирпича, он вяло, просто по инерции, полз по трубе, ни на что не обращая внимания. Восприимчивость притупилась до того, что он вообще перестал на что-либо реагировать. И этот холодный поток, идущий сверху, он сначала не заметил. Только продвинувшись дальше, отметил какую-то странную разницу температур.
Пришлось пятиться по-рачьи назад.
Он едва не пропустил колодец, выходящий наверх. Он-то настроился на что-нибудь наткнуться и не проверял руками потолок. Поэтому не заметил, что в нем был спасительный проем.
Роман, не веря себе, поднялся на дрожащих ногах, с недоверием выпрямился во весь рост. Ощупал стены колодца. По одной стороне вверх шли небольшие, источенные ржавчиной скобы.
Роман посмотрел вверх. Та же темень, что и внизу. Может, там – тупик?
Он ухватился за скобу и осторожно начал подниматься. Если скобы не выдержат и обломятся, он может запросто себе что-нибудь сломать. Тогда лучше уж сразу шею, чтоб избавить себя от последних, самых тяжелых, мучений…
Нет, скобы держали нормально. Роман поднимался все выше, крайне осторожно проверяя рукой каждую скобу, прежде чем за нее взяться, а потом поставить на нее ногу. Его страшно угнетала неведомая темнота вверху, но он все так же медленно продолжал подъем.
И внезапно ощутил, что скобы нет, а вместо нее он держится за край колодца.
И куда он вылез, если вокруг все так же темно? В другой подземный склеп, запечатанный тоннами земли?
Он поднялся на одну скобу выше, пошарил рукой над колодцем. И наткнулся на что-то твердое. Вроде крыша. Над чем вот только?
Подняв голову над краем колодца, Роман почувствовал, как в лицо ему тянет чистым, до одури свежим воздухом. Он протянул руку туда, откуда шел воздух. И рука его вдруг легко протолкнулась наружу…
Роман лег грудью на край колодца, начал выталкивать землю вперед. Теперь он понял, в чем дело. Колодец был накрыт сверху крышкой, а крышка присыпана землей. Но присыпана она была не полностью, и сквозь изрядную щель под ней в колодец шел воздух извне.
Роман выбрался из колодца и протиснулся под крышку.
И оказался на траве. На самой настоящей траве. Стояла ночь, холодная, неприветливая ночь, небо было затянуто густыми облаками, дул холодный ветер – но счастливее Романа не было в этот миг человека на земле. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и тихо смеялся.
Он не знал, где он и куда ему идти, он был одет хуже и беднее любого бродяги и не имел ни копейки денег, он изнемогал от холода, голода и усталости – но он знал, что спасен.
Спасен!
Минут через десять он все-таки поднялся. Крышка колодца, почти целиком засыпанная землей, торчала куцым козырьком из бока крутого холма.
Вокруг, судя по сильному ровному ветру, было открытое пространство, и задерживаться на нем Роману – даже ночью, даже в безлюдном месте – не стоило. Мало ли кто осматривает местность в бинокль, оснащенный прибором ночного видения? Островок-то, надо думать, отсюда недалеко. Вдруг Сом оставил на всякий случай наблюдателей?
