Девушка, на груди которой на небольшой планкетке было написано «Тереза», очевидно, так и подумала.

– В мире так много изолированных островов, мадам. Не могли бы вы несколько сузить область поиска?

– Хорошо… там должно быть тепло. Но не слишком жарко, – во всяком случае, не экватор или что-то в этом роде. Чтобы до него было непросто добраться. Я не хочу, чтобы ко мне туда приезжали гости.

– Вы намерены прожить там… где вы выберете… некоторое время?

– Если понравится. Но сначала я съездила бы туда отдохнуть. Отдыхают же люди в солнечную зиму, не так ли?

– О да, разумеется, мадам. Но они обычно знают, куда хотят поехать.

– Да. Извините меня. Может быть, у вас есть какие-нибудь рекламные листки.

– У нас есть брошюры… – доставая с полки рекламные проспекты, Тереза сделала на этом слове особое ударение, – рассказывающие о Багамах, Бермудах, Канарских островах, Мадейре, Вест-Индии…

– Нет, меня это не интересует. – Мэг начала испытывать легкое волнение. – Может быть… да, вот этот проспект. Греция… отлично. Но не Вест-Индия. Это слишком далеко.

– Но вы же подчеркивали недоступность. – Тереза выглядела довольной своими словами и с улыбкой вынула из них жало.

Мэг улыбнулась ей в ответ.

– О, Тереза, извините. Не правда ли глупо, но я не смогу узнать, чего я хочу, пока не увижу!

Тереза была завоевана улыбкой, но поставлена в неловкое положение словами.

– А, – сказала она уклончиво.

Мэг взяла проспекты и пообещала вернуться на следующей неделе. Вновь заметив отражение собственного глупо улыбающегося лица, она приняла серьезное выражение.

Единственная трудность, вызванная этим странным состоянием нового счастья, состояла в том, что она с большим трудом могла приняться за работу – причем за любую работу. Вернувшись домой, она как раз и обнаружила работу, опущенную в почтовый ящик. Мэг открыла огромный конверт, посмотрела на гранки, которые предстояло прочитать, прежде чем приступать к планированию иллюстраций, и засунула их обратно.

– Позже, – сказала она, обращаясь к пустой комнате.

Она приготовила крепкий чай, включила газ на полную мощность и села с подносом перед телевизором. Когда зазвонил телефон, Мэг с удивлением обнаружила, что уже полностью стемнело.

Звонила Миранда.

– Мэг, у тебя все в порядке?

– Конечно.

Мэг вытянула телефонный шнур на всю длину, чтобы закрыть шторы и включить свет в комнате.

– Я собиралась звонить в те часы, когда расценки на телефонный разговоры самые низкие.

– Сегодня суббота. Низкие расценки весь день. Во всяком случае, сейчас восемь часов!

– О, Миранда, извини. Как вы там, дорогая?

– У нас все в порядке. Но я начала беспокоиться, Мэг. Ты не позвонила вчера, поэтому я подумала, что ты где-нибудь остановилась. Затем подождала, когда была уверена, что ты будешь дома, и звонила, звонила…

– Ближе к полудню?

– Не знаю. Во всяком случае, давно. Где ты была?

– Ходила в магазин. В доме хоть шаром покати.

Только молоко, что я привезла от вас. Миранда, мне, право же, неудобно.

– Ничего. Не хочу, чтобы ты думала, будто должна заботиться о нас все время. Однако это было так не похоже на тебя.

– Знаю. Сейчас я чувствую себя немного по-другому. Может быть, вся эта ужасная история дала и кое-какие положительные результаты, Миранда.

– Да. Когда мы здесь говорили об этом раньше, мне казалось, что ты говоришь это, чтобы… понимаешь, подбодрить. А теперь, когда тебя нет рядом, мне кажется, ты была права.

– Хочешь сказать, что ты чувствуешь то же самое?

– Понимаешь, не уверена, сестренка. Но я стала другой. Я это знаю. Сначала я думала, что это все еще продолжается шок, что меня вогнали в землю. Подчинили. Сломили.

Мэг ждала продолжения. Голос Миранды также изменился: он стал легче, в нем появились нотки сомнения. К тому же теперь она подыскивала слова – то, чего прежняя, уверенная в себе Миранда никогда не делала.

– Когда ты уехала, Мэг, мне казалось, что я распадусь на куски. Но ничего, цела. – Миранда рассмеялась. – Представляешь, сегодня утром я поднялась в семь часов и для всех приготовила настоящий завтрак. Я думала, что делаю это ради тебя, но потом… Мэг, мне это понравилось. Когда мы все вместе сели за стол, я чувствовала себя отлично. Не то чтобы счастливой. Но какой-то… удовлетворенной.

Мэг почувствовала, как ее глаза вдруг наполнились слезами.

– О, сестренка.

– Да. Совсем на меня не похоже, не так ли? Я думаю, неужели часть тебя… если мы… заимствуем, что ли, друг у друга.

Мэг прижимала трубку, страстно желая рассказать Миранде о ребенке. Затем Миранда сказала:

– Теперь все здесь на моих плечах, дорогая, поэтому могу сказать, чего не могла сказать прежде. Мы… должны выбросить кое-что из наших отношений, не так ли? То ужасное дело, что было в 1965-м… его необходимо – какое это слово? – искупить?

Мэг повторила совершенно спокойно:

– Да. Искупить.

– А теперь все кончено. Не правда ли? Кончено и пережито. Мы опять можем быть близнецами, и ничего не будет стоять между нами.

Мэг оперлась спиной на спиральную лестницу, ведущую на второй этаж.

– Да, – не задумываясь ответила она. Миранда спросила:

– Когда ты сможешь приехать к нам снова? Приедешь на Пасху? Пожалуйста!

– Постараюсь.

Произнеся это слово, Мэг почувствовала собственный эгоизм, но это ее не волновало. Так же, вероятно, чувствовала себя Миранда, когда состояла в труппе «Третейский судья» и отклоняла приглашения Мэг приехать в Плимут.

– Кое-кто на работе настаивает, чтобы я немного отдохнула в Греции. Где именно, пока не знаю. К Пасхе, разумеется, я должна вернуться.

– Мэг! Замечательно! Кто же это?

– На работе. Ты его не знаешь. Кроме того, сама не знаю, поеду ли.

– Тебе нужно ехать. Поездка пойдет тебе на пользу, дорогая. После проведенного тут Рождества тебе необходимо как следует отдохнуть! – Миранда рассмеялась, а затем сказала:

– Только что с футбольного матча вернулся Алекс и хочет с тобой поговорить. Мэг, береги себя, пожалуйста.

– Ты тоже. Алекс, как прошел матч? Ты мне о нем ничего не говорил, когда я жила с вами.

– Я и не собирался ехать. Этот матч был посвящен празднику святого Валентина. Однако Кэти очень хотелось съездить, а мама сказала, что отпустит ее только со мной. А она не такая уж плохая девчонка, не так ли?

– Совсем неплохая.

– Тетя Мэг, когда ты к нам вернешься?

– Сразу же, как только смогу. У меня накопилось много работы. Можешь сделать мне одолжение?

– Да.

– Присмотри за мамой и Кэти. Алекс понимающе рассмеялся.

– А как насчет отца и Себа?

– О них позаботятся мама и Кэти. – А как насчет меня?

– Кто-то должен быть ответственным в семье. Алексу это понравилось.

– Я могу объявить, что ты считаешь меня главным?

– Только в том случае, если возникнет необходимость.

Алекс вновь рассмеялся.

– О'кей. Пока, тетя Мэг.

– Пока, Алекс.

Мэг осторожно опустила трубку и вернулась на прежнее место к огню. Она посмотрела на толстый конверт, лежащий у камина. Завтра она приступит к работе. Теперь нужно зарабатывать на двоих; она должна начать работать.

Но она так и не начала. Вместо этого во время плотного завтрака она просматривала проспекты, затем оделась и пошла в церковь. Вернувшись домой, она увидела машину Чарльза, припаркованную на обочине; самого его в ней не было. Мэг купила отбивных котлет на субботу и воскресенье и, обложив их овощами, поставила в духовку. Когда в дверь постучал Чарльз, на подносе у камина стояла бутылка хереса и как раз поспевал яблочный пирог.

– Я пришел пригласить тебя на ленч, – бодро проговорил Чарльз, вдыхая ароматы, просачивавшиеся с кухни.

– Дай мне еще двадцать минут, и все будет готово, – пообещала Мэг. – Тем временем, если ты не против, вместо своих газет взгляни на эти вот проспекты. Выбери что-нибудь, что с твоей точки зрения подойдет мне.