Наконец, Верн упал на колени, колотя свободной рукой по плечам и спине Эдрика.

— Хватит! — голос Фенрира прорезал общий шум. — Он доказал своё право.

Эдрик разжал зубы и отстранился, тяжело дыша. Верн держался за руку, из которой сочилась кровь. Его глаза горели ненавистью, но смешанной с нотой уважения.

— Не думал, что у маменькиного сынка хватит яиц, — проворчал он, перевязывая рану грязной тряпкой.

Фенрир хлопнул Эдрика по плечу.

— Добро пожаловать в Крысиное Братство. Теперь ты один из нас.

Братство — странное слово для этой банды отверженных детей. Но впервые с момента, когда стражники ворвались в их дом, Эдрик почувствовал нечто похожее на надежду. Не все было потеряно. У него был шанс выжить. И, может быть, однажды понять, что случилось с его родителями и почему их обвинили в измене.

В ту ночь, сворачиваясь калачиком на куче тряпья в дальнем углу подземелья, слушая сопение и храп других детей, Эдрик впервые осознал, что его прежняя жизнь исчезла безвозвратно. Слезы текли по щекам, но он не издавал ни звука, сжимая в руке материнский медальон.

Образы проносились в его голове — отец, объясняющий, как правильно держать иглу; мать, заваривающая лечебные травы; смех за семейным столом; тепло родительских объятий. И последние образы — страх в глазах матери, стойкость отца перед лицом стражников, боль от осознания, что он, возможно, больше никогда их не увидит.

Перед тем как провалиться в тревожный сон, он поклялся себе, что выживет. Выживет и найдет способ спасти родителей, чего бы это ни стоило.

И еще одну клятву он дал в ту ночь — клятву мести. Тем, кто разрушил его семью, кто забрал у него родителей, кто превратил десятилетнего мальчика в беспризорника. Королю Родерику III и его приспешникам. Эта клятва, произнесенная беззвучно, запечатлелась в его сердце раскаленной печатью, ставшей семенем ненависти, которой предстояло вырасти в нечто ужасающее.

Он еще не знал, что уже на следующее утро Королевский Трибунал приговорит Генриха и Анелю Лайонелл к смертной казни через повешение, и что их тела будут выставлены у городских ворот на всеобщее обозрение как предостережение всем, кто посмеет бросить вызов власти короля Родерика III.

Он не знал, что через пять долгих лет его путь пересечется с артефактом, который изменит его судьбу навсегда.

Он не знал, что однажды его имя будут шептать со страхом и уважением не только в Нисенхейме, но и в мрачных землях, о существовании которых он даже не подозревал.

А пока он был просто мальчиком, потерявшим всё и оказавшимся на дне общества, где действовал только один закон: сильные выживают, слабые умирают.

Пять лет спустя солнце все так же неохотно проникало в туманы Нисенхейма, но мало что осталось от того ранимого мальчика, которым некогда был Эдрик Лайонелл. Пятнадцатилетний юноша с жесткими чертами лица и глазами, в которых застыла настороженность дикого зверя, проскользнул между торговыми рядами на Жнивном рынке — крупнейшей торговой площади Восточного квартала.

Он двигался с грацией хищника — плавно и бесшумно, несмотря на потрёпанные сапоги с прохудившейся подошвой. Худощавое, но жилистое тело скрывалось под слоями поношенной одежды, маскируя истинную силу, развившуюся за годы выживания в Подбрюшье. Волосы, некогда ухоженные заботливыми руками матери, превратились в спутанную гриву цвета воронова крыла, перехваченную кожаным шнурком.

Время изменило его, закалило, как сталь в кузнечном горне. Пять лет в Крысином Братстве научили его воровать, драться, лгать и выживать любой ценой. Ночи, проведенные без сна от голода и холода, дни, наполненные постоянной борьбой за место в непрощающей иерархии подземного мира — всё это выжгло в нём детскую невинность, оставив лишь пепел и решимость.

Единственное, что осталось неизменным — серебряный медальон с волком, который он носил под одеждой, не снимая даже во сне.

Эта реликвия была последней связью с родителями, с прошлой жизнью. Иногда, в редкие моменты покоя, Эдрик доставал медальон и подолгу вглядывался в вычеканенного волка, словно ища ответы на вопросы, которые не давали ему покоя. Почему родители никогда не говорили ему о своей деятельности? Были ли они действительно предателями или жертвами чьего-то заговора? И можно ли было их спасти, если бы он действовал иначе той ночью?

Жнивный рынок всегда был лучшим местом для воровства — множество лавок, суетящиеся покупатели, перекрикивающие друг друга торговцы. В утреннем тумане, смешанном с паром от котлов уличных торговцев, легко затеряться, став невидимым для вездесущих Городских Стражей в бордовых мундирах.

Эдрик медленно обходил торговые ряды, выискивая идеальную цель. Сегодня был особенный день — пять лет с момента казни его родителей. Хотя он никогда не видел их смерти, не стоял среди толпы у эшафота, не слышал глухого щелчка ломающихся шейных позвонков, этот день всегда отзывался болью где-то глубоко в груди.

Каждый год в этот день он совершал свой личный ритуал: крал что-то ценное и относил к руинам старого храма на окраине города. Там он сжигал добычу, шепча имена родителей, словно дым мог донести его слова до их душ. Это было глупое, суеверное действие, но оно давало ему подобие покоя.

В этом году он решил взять что-то по-настоящему ценное. Нечто, достойное пятой годовщины. Нечто, кража чего будет настоящим ударом по системе, которая отняла у него семью.

На протяжении пяти лет он пытался найти объяснение тому, что произошло, выяснить, в чем именно обвиняли его родителей. Кусочки информации, которые ему удалось собрать, складывались в странную мозаику. Его отец, скромный портной, по слухам, перешивал секретные послания в подкладку одежды, которую отправляли через границу в соседнее королевство Акантор. Мать, травница, якобы использовала свои знания не только для лечения, но и для создания специальных чернил, проявляющихся лишь при нагревании, и ядов, способных имитировать естественную смерть.

С годами Эдрик начал понимать, что слухи, вероятно, были правдой. Родители принадлежали к сопротивлению — подпольной сети, работавшей против тиранического правления короля Родерика III. Их связь с Акантором была не предательством родины, а попыткой найти союзников в борьбе за свободу.

Это осознание принесло странное облегчение. Его родители не были предателями — они были героями, боровшимися за лучший мир. Но вместе с этим пришла и тяжесть наследия. Эдрик был сыном революционеров, чья кровь теперь требовала мести и продолжения их дела.

Правда это или домыслы — Эдрик не знал. Память сохранила лишь образы любящих родителей, теплый дом и запах свежевыпеченного хлеба по утрам.

Он тряхнул головой, отгоняя непрошеные воспоминания. Сентиментальность была слабостью, а в Крысином Братстве слабым не место. За эти годы Эдрик поднялся в иерархии банды, став правой рукой Фенрира. Не раз и не два ему приходилось доказывать свое право на это место кулаками, зубами, а порой и ножом.

Фенрир, тот самый рыжий мальчишка, который привел его в Подбрюшье, стал не просто лидером — почти братом. За пять лет его рыжие волосы потускнели, а на лице добавилось несколько новых шрамов, включая длинный след от ножа через всю щеку — память о столкновении с конкурирующей бандой "Глазастые". Но его глаза сохранили ту же острую проницательность, а улыбка — ту же хитрую хищность.

Под их с Фенриром руководством Крысиное Братство выросло из простой банды беспризорников в организованную структуру с собственной территорией, правилами и даже чем-то вроде кодекса чести. Они не трогали бедных, не обижали детей и стариков, не грабили тех, кто сам боролся против режима. Их целями были богатые торговцы, приближенные короля, коррумпированные чиновники — те, кто наживался на страданиях простого народа.

Его внимание привлек богато украшенный прилавок с золотыми и серебряными изделиями. Мастер Вильгельм — пожилой ювелир с трясущимися руками и подслеповатыми глазами — как раз отвернулся, чтобы достать что-то из сундука за спиной.