Еще по пути успели немного поторговать в маленьком уютном кочевье из трех гэров, разбитых у склона лесистой сопки. Еще издалека заметив торговцев, все население кочевья с радостными воплями выбежало навстречу.

– Сонин юу байнау? – приветствуя, кричали на скаку юноши-пастухи, а седые, умудренные годами старики в теплых дээлах из белой верблюжьей шерсти приветливо щурились.

Гость в дом – радость в дом!

Баурджин, конечно, предпочел бы сначала сделать дело – расторговаться, – а уже потом пить кумыс и арьку, однако поступить так означало нанести большую обиду всем жителям кочевья, а ссориться с кем бы то ни было вовсе не входило в планы небольшого отряда. Пришлось, тщательно соблюдая все традиции, войти в главный гэр, принять на голубом хадаке кумыс, выпить и долго – почти до самого вечера – вести неспешную беседу о всех степных новостях.

Старый Хартойлонг, старейшина рода – седенький, но вполне еще крепкий дед, – улыбаясь гостям, расспрашивал о больших тангутских городах, откуда якобы приехали купцы, о чжурчжэнях… и о Темучине-Чингисхане – уж мимо его кочевий торговцы никак не могли бы проехать.

Про тангутские города, как и о чжурчжэнях, много и с подробностями рассказывал Гамильдэ-Ичен, откуда только и знал про все это? Наверное, когда-то вычитал в древних книгах. Слушать его было интересно не только хозяевам, но и самим «торговцам», впрочем, старик Хартойлонг все же старательно переводил беседу на монголов Темучина, по всему чувствовалось, что эта тема волнует его куда больше, нежели описания чжурчжэньских чернооких красавиц и тангутские города.

После пары-тройки прямых вопросов было бы невежливо молчать об этом и дальше, а потому, поймав вопросительный взгляд Гамильдэ-Ичена, Баурджин решительно взял разговор в свои руки. Опустил пиалу, улыбнулся:

– Ты спрашивал о Темучине, Хартойлонг-гуай? Не знаю, что и сказать… Да, конечно, мы проезжали краем его кочевий, торговали, разговаривали с людьми. Много людей у Темучина, много!

– Говорят, с ним часть найманов? – поинтересовался старик. – Это правда?

– Правда, – согласно кивнул гость. – Не только найманы, но и множество других племен.

Старик удивленно покачал головой:

– И как же так получается? Найманы – поклонники Христородицы и Иисуса Христа, а монголы – язычники. Говорят, Темучин принуждает христиан поклоняться черным богам, а кто отказывается, тому ломают хребет. Так?

– Не слышал, – Баурджин отвечал уклончиво, хорошо понимая, что наверняка кто-то в роду – если не сам старик – доносит обо всех событиях Джамухе или его приближенным. Донесут – уже донесли – и о торговцах. Ничего подозрительного, но если купцы будут хвалить Темучина… вряд ли они доберутся дальше на север, к диким берегам Аргуни.

– И что, у Темучина в самом деле много народу?

– Много… Хотя в точности-то мы и не знаем, нас ведь это не интересовало. Но покупали монголы охотно. Кстати, Хартойлонг-гуай, а сможем ли мы проехать с возами к кочевью Великого Джамухи? Говорят, это очень многолюдное кочевье, и мы, я думаю, смогли бы там неплохо расторговаться.

– Проехать можно, – подумав, ответил старик. – Только вас туда не пропустят. Джамуха не пускает чужих. Мой вам совет, если не хотите неприятностей – завтра, добравшись до кочевья Чэрэна Синие Усы, поворачивайте-ка обратно.

– Чэрэн Синие Усы? – задумчиво переспросил Баурджин. – А кто за ним, дальше, к северу?

– В северных лесах живут людоеды.

– Хо, надо же, людоеды! – удивился князь. – И что, многих съели?

Старик, не реагируя на вопрос, продолжал:

– В сопках – пастбища Оэлун Ихке – Дикой Оэлун – молодой вдовицы, к ней не заворачивайте – больно уж народ у нее разбойный. Не купят – ограбят!

– Что, прямо такие лиходеи? – удивился нойон.

– Уж точно, – старик ухмыльнулся, – лиходеи – верно ты сказал, уважаемый. Мы недавно тут, так люди из рода Дикой Оэлун уже умудрились угнать у нас трех лошадей! Мы жаловались великому Джамухе, но ведь те отвертелись – не мы, мол.

– Ну, да, не пойман – не вор.

– Но мы-то знаем – они это они, больше некому! Не люди – волки!

– Так дали бы отпор!

– И дали бы… – Старейшина воинственно затряс бородой. – Не сомневайтесь, дали бы… если бы не Джамуха, под страхом смерти запретивший все распри. Конечно, если б мы поймали Оэлун с поличным – другое дело, а так… Так получится, что мы первые напали.

– И Джамуха немедленно пришлет сюда войско, дабы примерно наказать ваш род, – понятливо улыбнулся Баурджин.

– Не обязательно войско… – Старик с явным испугом передернул плечами. – Пошлет отряд Кара-Мергена… А это куда хуже, чем войско. Кара-Мерген не ведает жалости!

– Кара-Мерген? – живо заинтересовался гость. – А кто это? Судя по имени, он, верно, откуда-то с далекого запада или с севера – там когда-то были большие и богатые страны. Кара-Мерген… Черный Охотник…

– Да мы и не знаем о нем ничего. – Хартойлонг махнул рукой, но в черных глазах его явственно виднелся испуг.

И больше, несмотря на все расспросы гостей, никто в гэре не заговаривал о Черном Охотнике, а старейшина, судя по всему, корил себя за одно упоминание этого имени – перебрал арьки, старый дурень, разговорился…

Гостей проводили с почетом, как и принято. Вообще, кочевники отличались поразительным гостеприимством, что очень облегчало любые перемещения по степи – каждый путник мог быть уверен, что найдет еду и ночлег в любом гэре. Правда, существовали еще и разбойники, и постоянно враждующие роды, и просто изгои, не упускавшие случай поправить свое материальное положение за счет раззяв-путешественников.

Вечерело, и тени сопок вытянулись далеко в долину длинными черными языками. В небе, пока еще не черном, а бледно-синем, повис серебристый месяц и белые звезды. За дальними горами садилось оранжевое солнце. Вокруг было так красиво, что Баурджин невольно залюбовался окружающим пейзажем: черные тени сопок, оранжевое солнце, синее, уже начинающее темнеть небо. Высоко в небе, подсвеченная лучами заходящего солнца, висела черная тень орла.

– Сонин юу байнау?

Откуда он взялся?! Одинокий всадник на белом коне. Ведь не было слышно ни стука копыт, ни лошадиного фырканья, ничего… Такое впечатление, что этот парень просто таился за деревьями на склоне сопки.

– Как стада? Полны ли угодья? – незаметно положив руку на спрятанный под рогожей лук, Баурджин пристально разглядывал незнакомца. Впрочем, в наступающей темноте мало что было видно. Тощий, в лисьем малахае, судя по голосу – молодой, но не особо. Так, лет двадцати пяти – тридцати. За спиной – лук, на поясе – сабля. Зачем мирному скотоводу сабля? А лук? Кто это – припозднившийся охотник? Но почему – один, где люди из его рода?

– Мы – торговцы из Баласагуна, – вежливо произнес Баурджин. – Собираемся останавливаться на ночлег, если хочешь – можешь к нам присоединиться.

– Охотно. – Всадник спешился, похоже, он был весьма рад предложению. Вероятно, на него и рассчитывал. – А куда вы едете?

– На север, – неопределенно махнул рукой нойон.

– На север?

– Да, к Аргуни. По-моему, именно так называется тамошняя река.

Баурджину показалось, что незнакомец вздрогнул:

– К Аргуни?!

– Да, мы хотим там поторговать. Говорят, там много кочевий.

– Кочевий там и вправду, много… Только мне с вами не по пути.

Назвав себя, Баурджин улыбнулся:

– Какого ты рода?

– Меня зовут Барсэлук. Барсэлук из рода Белой Скалы, – наконец представился незнакомец. – Что ты делаешь?! – В испуге подняв глаза, он воззрился на забряцавшего кремнем и огнивом Жоржа.

Погонщик пожал плечами:

– Разжигаю огонь. А что?

– Не разжигайте! – Барсэлук умоляюще сложил руки. – Прошу вас, не разжигайте – пламя слишком далеко видно в ночи. А в сопках много разбойных людей.

– Как? – делано удивился нойон. – Насколько мне известно, великий хан Джамуха извел всех разбойников в Хантайских горах и на берегах Аргуни.

– Джамуха – сам самый главный разбойник! – с неожиданным гневом выкрикнул Барсэлук. – Опасайтесь его!