А может я, с ума сошёл уже? Но кто решает, что такое норма? Гуляю по столице в неглиже. А может у меня такая форма, Или поэт сегодня в кураже. Смешно о вкусах спорить и фасонах. Но что же неприличного в кальсонах? Нас держит этикет от — сих до — сих, Но ведь поэт всегда немного псих. Вы можете в уме прикинуть сами. Какой нормальный говорит стихами? Но был ведь тот огромный жирный кот, Все было перед ясными очами. Меня от страха все ещё трясёт. Такое будет приходить ночами, И будет бить меня холодный пот. Но всё равно, хоть это неприятно, Становится доступно и понятно. Ведь там не обошлось без сатаны, Все остальные мысли не важны. А я сижу в заношенном халате, И думаю о Понтии Пилате. А по Москве гуляет Сатана, И я остановить его не в силах. Милиция ловить его должна, Кого ещё сведёт злодей в могилу, И будет в этом и моя вина. Мы все должны на зло искать управу. Нельзя быть в стороне, идет бой правый. Столкнуться с силой должен лиходей. Ведь фронт проходит по сердцам людей. Поэт всегда протест, мятеж, крамола. Он должен жечь сердца людей глаголом. Мы подлость, трусость видели не раз. На свете у добра врагов немало. Порою жадность, зависть мучит нас, И отступать пред ними не пристало. Тем более в такой тяжелый час. И отказаться от борьбы неверно, Обязаны стихами бить мы скверну. Должны весь мир поставить на ребро. Ведь без борьбы не победит добро. Подняться на борьбу должны поэты, Чтоб вылечить безумную планету. Размышления Берлиоза
О, чёрт, какой нелепый реверанс, Когда разлито масло на дороге. Безжалостный электро-дилижанс Грохочет близко, поскользнулись ноги Забрав, последний безнадёжный шанс. Мелькает мостовая пред глазами, Как будто мяч пинают сапогами. А голова моя как этот мяч, По грязной мостовой несётся вскачь. Какое это сладкое мгновенье — Познать такое быстрое движенье. От торса отделилась голова. На рельсах тело бренное забыто. Но коль роятся мысли и слова, И даже не лишился аппетита, Пожалуй, голова моя жива. Я словно оказался в колыбели, Хотя кружится всё как в карусели. Но существует разум мой и нрав, А значит — «иностранец» был не прав. Хоть что-то здесь, пожалуй, и нечисто: Не всё понятно мне как атеисту. Судьбу мою поведал точно он, Грядущее раскрыв как очевидец. Как будто правду был осведомлён. Кто он оракул, маг, пророк, провидец, Или простой болтун и фанфарон? Он словно видел в будущее двери, И в сказанное им так твёрдо верил. Но как же можно будущее зреть, Когда и прошлое ведомо лишь на треть. А может и от трети десятина, Или совсем неверная картина. Что знаю о Христе наверняка? Пожалуй, ничего. Известна свету Легенда, что прошла через века. Но как рискую я судить об этом? Ведь даже Марк, Матвей или Лука, Не видели мессию на Фаворе. А этот «немец» в откровенном споре (при этом, не боясь попасть туда, откуда псих не выйдет никогда) Твердил, что видел это сам на склоне, Укрывшись у Пилата на балконе. В одном он прав — нельзя своим глазам Довериться, никто понять не может Того, что не под силу и богам. А также слепо доверять негоже И отрицать что не подвластно нам. Тот, кто сравнять решил себя и Бога, Немало удивиться в час итога. Я понял это в свой последний час, Пред тем как свет в моих очах погас. Как правило, тех ждёт удел, печальный Кто мнит, что он судьбе своей начальник. Кто думает, что он судьбы творец, Тот зрит природу в искажённом виде. Ведь даже кролик, если не глупец Не может вертел и огонь не видеть. И это его мудрости венец. Не только жизнь не можем видеть ясно, Но даже смерть нам людям не подвластна. Мы оставляем выбор палачу — Петле доверить шею иль мечу. А может быть идти на гильотину? Никто не властен над своей кончиной. Размышление буфетчика Пожалуй, очень странен тот артист, Но, несомненно — видный он мужчина. Любого прочитает словно лист. Да, тут не обошлось без чертовщины, Хоть я и убежденный атеист. Но неужели жить осталось мало. Всего каких-то жалких три квартала. А что потом — покой, или беда? Об этом я не думал никогда. Обидно не услышать церкви звона, Когда в сберкассе четверть миллиона. Понять мне это нужно самому, Не думаем о том, пока мы живы. Такое не желаю никому. Работал я всегда не для наживы. А для чего? И сам я не пойму. Тюрьмы с сумой боялся словно рока, Но обошлась со мной судьба жестоко. Тюрьма с сумой пока что далеко, Но все равно мне очень нелегко. Страшней не знаю для людей расплаты, Чем знать наверняка кончины дату. |
