— Кого там бес несет? — буркнул мужик, потянувшись за своим молотом на всякий случай.
— Добрый человек, пусти усталого странника переночевать? — ответили из-за дверей.
— А ну, малый, — приказал кузнец, — сходи, посмотри — сколько их там притаилось?
Спрыгнув с лавки, мальчонка подбежал к затянутому мутным пузырем узкому оконцу и некоторое время всматривался в темень, затем он показал хозяину два пальца.
— Что ж ты, странничек, один просишься? А дружка-то своего не позовешь?
— Это точно, хозяин, мой верный конь и правда лучший друг мне, чем иной человек! Возьмешься ли ты поутру подковать его? Я не останусь в долгу и щедро расплачусь! — рассмеялись за дверью.
Кузнец почесал затылок и глянул на немого пацана, тот кивнул, словно подтверждая слова нежданного гостя.
— Ну, открывай тогда, да поживее, растяпа! — выругался мужик, — Не видишь, путник наш промок!
Мальчик с большим трудом отомкнул тугой засов и пропустил неизвестного внутрь.
— Спасибо, Иггволод,[60] и здравствуй тысячу лет! — услышал хозяин жилища — Будь мил, позаботься о моем боевом скакуне.
— Откуда ты, путник, знаешь, что этого хлопца кличут Ингвеальдом, когда он слова вымолвить не в силах, да и знака вычертить не научен? — подивился кузнец.
— Мы, странники, много чего знаем. Каждый достоин имени, даже последняя тварь, а уже человек и подавно. Да, ты, хозяин, сперва бы обсушил меня, накормил-напоил, потом и расспрашивал.
— Прости, незнакомец! Что это я в самом деле? — спохватился кузнец, ибо всяк, будь он мурманин, свей али венд, должен чтить законы гостеприимства.
Сказано — сделано, не успел Иггволод, промокший, как мышь, вернуться, а хозяин уж выложил на стол угощение. Оно вряд ли могло удовлетворить изысканный вкус, но тому, кто голоден тот ужин показался бы несказанно богатым.
Гость скинул длинный с капюшоном серый плащ и кузнец развесил одежу на веревке у очага. Тут он сумел, наконец, рассмотреть своего незнакомца. Это был сухощавый высокий мужчина лет сорока пяти, скорее всего воин, о том свидетельствовала пустая левая глазница и некоторая хищность в чертах лица. Рыжеватые косматые волосы странника стягивал серебристый обруч с руническими резами, тут кузнец мог вполне положиться на немалый жизненный опыт и взгляд мастера, словом он был готов поклясться, что от самой Уппсалы до Вендских пределов вряд ли сыщется наследник искуссного Вёлунда,[61] способный сварганить эдакое украшение. Рыжая с проседью окладистая борода незнакомца закрывала бычью шею, раздваиваясь на конце вилами, и спускаясь на мощную грудь. Разворот могучих плеч и толстые, словно поленья, руки викинга говорили о неимоверной силе. Но ночной гость, не иначе, был из знатных, потому как персты незнакомца венчали богатые перстни, а уж кто-кто, кузнец разбирался в том получше любого из хуторян.
Странник на удивление совсем ничего не ел, зато пил он неумеренно, да совсем не хмелея.
— Где ж ты был прошлой ночью? — спросил кузнец гостя, слегка робея, и сам не понял, почему.
— Да, недалече тут — в долине Медальдаль.
— Ну, сочиняй, да не знай меру! — осмелел хозяин, полагая, что чужеземец все-таки пьян. — Этого никак не может быть. Видать, ты большой шутник, Странник! До нее неделя пути — не меньше.
— Все может статься, — возразил гость резонно. — Но у меня, как помнишь, славный конь, единственный в своем роде!
— Так твоему скакуну впору летать! — захохотал кузнец.
— И я ему о том же говорил! — весело ответил тот, ничуть не обидевшись.
Выпили раз. Стукнули кружки. Выпили еще. А потом еще.
Инегельд, который, быстро управился с чудесным скакуном, сидел тихо в уголке и теперь во все глаза смотрел на ночного гостя.
— А ну, хлопец! Подь сюда! — поманил кузнец.
Видя, что хозяин изрядно пьян, Иггволод с опаской подошел поближе.
— Так, ты у нас Ингеальд? — погладил кузнец мальчугана по голове — Имя чудное?
— Обычное имя. Варяжское! — уточнил незнакомец.
— И откуда ты про то все знаешь? Может, ведаешь, кто родичи?
— Отца твоего хлопца звали Ругивладом, а мать — Ольгою. Была она поляницей, стала женою верною.
— Не звучит. Не звучит… — молвил кузнец и уронил голову на стол.
Проницательно глянув на выпивоху, его ночной гость вдруг усадил ребенка к себе на колено и, взяв за тонкие ручонки, сказал то ли ему, то ли себе:
— Ну вот! Пора все заново начинать! Поедешь со мной?
— Поеду! — улыбнулся гостю мальчонка.
— Тогда помни — тебе путь до конца пройти надо!
Утром работалось кузнецу из рук вон плохо, подковы выходили из-под молота столь огромными, что таких на хуторе еще никто не видывал. Казалось мастеру, вроде их и четыре, а вроде — и все восемь! Ковал мужик, да зарекался:
— Надо меньше пить!
Когда же кузнец их примерил, то они пришлись скакуну как раз впору.
— Бывают еще чудеса на Белом Свете! Пожалуй, я поверю, что с эдакими копытами он обставит любого коня, — молвил кузнец, — Но откуда ж ты тогда приехал, незнакомец, и куда держишь путь?
— Явился я с севера и пока гостил тут, в Норвегии, но думаю податься ныне в Свейскую державу, а оттуда — в Хольмгард. Я много ходил морем, но теперь снова надо привыкать к скакуну. Тебе он по нраву?
— Я не смыслю в хороших лошадях, — уклончиво ответил кузнец, а сам подумал, что вопрос этот неспроста.
И вот удача! Ночной гость оправдал его предположения:
— Слушай, хозяин! Мне подходит твой мальчуган. Я возьму его с собой.
— Как это так? — не понял мужик, но от предчувствия удачи у него по спине побежали мурашки.
— Мы поняли друг друга, — продолжил незнакомец, — Ты назови цену, я готов выкупить этого хлопца.
— Видишь ли, — отвечал кузнец, — человек я неученый. Если мой Ингеальд и в самом деле готов услужить, то ничего я с тебя не возьму. Грех наживаться на убогом, и неволить мальчика не стану! Думаю, разве, на старости лет трудно мне придется без хорошего помощника.
— Молодец, хозяин! — похвалил кузнеца одноглазый гость, да и снял с пальца золотой перстень с изумрудом, — Возьми! Пусть это несколько скрасит твое одиночество! Зови мальчишку — нам пора в путь!
Кузнец отправился за пацаном, но про себя отметил такую странность, что чужестранец, еще вчера рыжебородый, ныне сед, как лунь, и лет ему на взгляд совсем немало. Впрочем, он не долго размышлял над эдакими перевоплощениями, поскольку прошлым вечером изрядно перебрал — могло померещиться и не такое.
Сияющий Иггволод занял место впереди незнакомца, крепко держась тонкими белыми пальчиками за повод. Конь укоризненно глянул на людей добрыми синими глазами.
— Не притворяйся, бездельник, что тяжело. Ни в жизнь не поверю тому, — усмехнулся всадник.
— Где же ты собираешься быть к вечеру? — спросил кузнец.
— Мне нужно на восток, я буду в Спармерке, не успеет и стемнеть, — ответил гость.
— Это уж верное бахвальство, туда и за семь дней не добраться… — возразил кузнец своему недавнему гостю. — Да, чуть не забыл! Как зовут тебя? Потому, явись отец ребенка — соседи болтливы — что мне надо ему рассказать?
— Слышал ли ты о Харбарде,[62] кузнец?
— Еще бы, Седовласа у нас часто поминают.
— Теперь ты можешь его видеть. И если снова мне не веришь — так смотри!
Мужик только рот открыл, а таинственный гость пришпорил коня, и тот перелетел через высокую ограду, ничем не задев ее. Да уж колья той ограды были в восемь локтей.
— О родителях мальчика не беспокойся. Их больше нет среди живых, они умерли в один день. Уж мне ли это не знать! — услышал кузнец сквозь грохот копыт…
Так сказывают старые люди, но правда ли это иль небыль — никому не ведомо, кроме того Седобородого, что у нас, у славян, зовут Велесом.
