Она вышла наружу, едва не задев спящего Свенельда, и присела на зеленую шелковистую траву. Старик дремал, уронив голову на колени. Не допуская и тени мысли, что пища отравлена, девушка еще раз с беспокойством взглянула на древнего воина, но и ее веки, словно повинуясь чьей-то воле, смежились. Она пыталась сопротивляться чарам, но побежденная волшебством, тоже уснула. Последнее, правда, что могла углядеть Ольга сквозь слипающиеся ресницы — это крошечный прозрачный человечек. Он приложил к губам столь же маленькую трубочку и дул в нее, целясь девушке в воображаемую точку меж очей. Там, где сходятся надбровные дуги, она и впрямь ощутила приятный холодок: «Что же, пусть так и будет, если вы хотите…»
— Дело сделано, госпожа! — молвил альв, отвешивая поклон Доле.
— Спасибо, Нокке, — ответила волшебница и добавила, — Спи, бедное дитя!
ГЛАВА 16. КРЕПКИ УЗЛЫ НА НИТИ ПРЯХ
Пробудившись ото сна, Ольга с удивлением обнаружила, что укрыта легким, но теплым покрывалом из неизвестной ей серебристой ткани. Свенельд спал, как убитый, на ступенях бесконечной лестницы, по которой, быть может, им еще предстояло долго идти. Даже птицы, и те не нарушали мудрого покоя, царящего ныне на вершине Прях. Вот только неугомонный ручей во глубине яблоневого сада по-прежнему нес в долины хрустальную божественную влагу. Скинув одежды, обнажив стройный стан, девушка шагнула в студеный поток, испытав несказанное блаженство за все минувшее время с тех пор, как они оставили Домагощ. Вода и впрямь оказалась ледяной, точно Тур с серебряным копытцем уже побывал здесь раньше срока.
Маленькие худенькие плечики, белоснежные руки, упругая девичья грудь, плоский живот, округлые бедра — все трепетало в водах этого удивительного источника. Ручей журчал, брызгался, щедро делясь с девушкой первозданной радостью бытия. В таком неописуемом состоянии восторга и застал Ольгу приход Доли. Та улыбнулась смертной и спросила:
— Хорошо ли почивала, дочь моя?
— Сном младенца! — ответила Ольга и приветствовала кудесницу низким поклоном, не стыдясь наготы.
Она быстро оделась и, приблизившись к владычице, поцеловала ей руку.
— Нам многое открыто про тебя, и потому не утруждайся напрасным пересказом. Ты хочешь спросить нас о многом, но что-то мешает? Скромность делает девушке честь. И все же, раз ты преодолела страх, последовав за клубком Пряхи — победи и смущение, оно сковывает слова!
— Что со мной? Найду ли я то, что потеряла?
— Идем! Мы заглянем в грядущее, коль ты и в самом деле решилась сразиться с посланцем Чернобога. Но сперва о прошлом, ведь, без него нет и настоящего. Делай все, как я скажу, и ничего не бойся! А сейчас, закрой глаза и открой глаза!
Ольга так и сделала. Теперь они находились в просторном пустом зале, впрочем, оглядеться девушке не пришлось. Волшебница усадила ее на край мраморного ложа и приказала положить ладони на колени. Сама кудесница встала рядом. Опустив кисть в громадную чашу, она молвила:
— Следи за звуком! Считай звук!
Зазвенел сладкозвучный колокольчик, но делал он это размеренно, выверяя мгновения и паузы:
— Динь-динь, динь-динь!
На десятом ударе холодные мокрые пальцы Пряхи заскользили по девичьему лицу, начиная со лба, от бровей и до самого кончика подбородка. А колокольчик все также ритмично исполнял свою партию:
— Динь-динь, динь-динь!
Вот персты коснулись глаз, вот очерчен контур маленького прямого носика. Все повторялось, звенел колокольчик, мокрые пальцы не спеша скользили… Она и сама не поняла, сбившись со счета, на каком же ударе провалилась в небытие, но голос предсказательницы девушка слышала отчетливо. Та повторяла нараспев, может и не повторяла, а только какой-то глас, очень похожий на голос самой Ольги, вещал ей:
«На беду тебе встретился путник в Ничто.
Хоть он молод на взгляд, но ему сто веков.
Сам возводит преграды и бьется о них,
Кто душою — ребенок, рассудком — старик.
Пусть силен и коварен, ученый и шут,
Но он Времени раб, словно тлеющий трут.
Кто с судьбой всегда на ножах — тот беглец,
но ему не сбежать!
Потому и неиствует злоба в груди,
Потому и страшатся Рогволда враги,
Потому и тебя он навек потерял,
Потому не нашел он того, что искал!
Волхв в гордыне своей не признается нам,
Одержим и безумен, кровь льется из ран…
И в бессилии себя побороть —
лижет раны да пьет эту кровь».
…— Что ты с ней сделала? — воскликнул Свенельд.
Битый час руг искал спутницу в тенистых волшебных садах Прях, пока не обнаружил вход в ту часть святилища, где властительница Доля «спрятала» Ольгу от его глаз.
— Стой, где стоишь, Свенельд! И не смей входить с мечом! — услышал он и застыл на ступенях.
Но и оттуда вся зала была как на ладони, и воин, разглядев среди мрамора, белое, как мел, лицо Ольги, немного успокоился.
— Я же сказала, витязь — здесь вам никто не угрожает. Она слышит то слово, какое хотела бы услышать. Очередь за тобой, Свенельд!
— То, что было со мной — я и так знаю. Ну, а что случится — того не миновать, со временем станет ведомо и это, — отвечал старый воин.
— Мудрые речи. Тогда оставь нас и приготовься к дальней дороге. Вскоре понадобятся все твои знания и весь твой опыт, — посоветовала кудесница.
— Далеко ходить не надо, память со мной всегда! — отозвался суровый Свенельд, но вложил меч в ножны.
— До свидания, витязь, нам еще предстоит последняя встреча — да не признаешь меня в тот час. Ступай! Ты найдешь судьбу у Готского моря.
Ольга смотрела пророческие сны. Ей грезился громадный песчаный вал, за которым словно в самую бездну спускались круги, и бесконечные толпы пленников брели по ним во тьму. В тряпье и рванине, в грязи и шерсти, и лица их не выражали боле ничего человеческого. Били барабаны, толпы выстраивались в колонны и снова шли, шли… Вниз, вниз! Случалось, кто-то вырывался из строгих рядов и пытался одолеть песчаную стену, но то был Вал Отчаяния. Вдруг, она, совершенно отчетливо, представила себе какую-то сухощавую фигуру в черном. Она стояла на самом дне гигантской песчаной воронки, а вокруг по-прежнему копошились пленники. Девушка попыталась разглядеть лицо незнакомца, да капюшон плаща скрывал лик, только зеленые глаза светились в тени мрачной одежды. По кому же этот траур?
И тут края песчаного конуса начали осыпаться, осыпаться, а пленные и их стражи карабкались вверх, но накатывающиеся желтые волны возвращали всех назад. Черная фигура раздвоилась, растроилась, она множилась, рождая близнецов. Закипел бой, ужасный по жестокости и бессмысленности. Демоны не щадили никого, но на них и кидались все, по щиколотку, по пояс, по горло в смертельном песке, а всё равно бросались в страстном порыве — укусить, загрызть, растерзать в клочья. Чернецы делали свое дело, вертелась кровавая мясорубка, а пустыня смыкалась над головами дерущихся… Кто-то рванул за плечо, вовлекая в сумасшедшую, бешеную сечу. Прочь!
— Это он! Я узнала! — воскликнула Ольга, но больше уже ничего не видела, она очнулась.
— Ты и так проведала многое. Не всякая смертная сумела бы выстоять, соприкоснувшись с самой Навью. Тебе это удалось. Только ты сумеешь усмирить посланца Черного бога, он и сам того хочет, — разъяснила Пряха.
— А что же Вы, могучие и древние боги не смирите эту Силу? — удивилась Ольга.
— Она должна быть! Так установлено Родом. Навь можно успокоить, но победить ее невозможно — так устроен мир. Иди же, дочь вятичей! Пусть враг не спасется от твоих не знающих промаха стрел, но пощади больного, исцели раненного, не тронь того, кто способен испытывать боль, — так молвила богиня, едва они покинули залу и шагнули в густой, невесть откуда принесенный в эти заоблачные сады туман.
