Редкие кусты вереска подставляли едва уловимому ночному ветерку слабые листочки, и он ласково гладил поросль, благословляя травы. В их тихом шелесте девушке и почудилась божественная, неземная музыка. Она навевала легкую лень, увлекая за собой все ночные страхи и сомнения, она несла покой и безвременье.
В воздухе, невдалеке от стоянки, сгустилась молочная пелена — то пряди Волосынь[49] коснулись земли. Девушка заметила, как из небесного молока выкристаллизовался незнакомый силуэт и заскользил вниз под все те же божественные переливы и сладкоголосый перезвон. Ей сразу бросилась в глаза растрепанность и бесшабашность этого удивительного путника, что шагал себе вниз по одной из серебристых троп, как ни в чем не бывало. Незнакомец носил серый, подобный паутине с запутавшимися в ней звездами, плащ. Он шел, как-то сильно согнувшись, выставив голову вперед, высоко поднимая короткие слегка кривоватые ножки, а от того выглядел уродцем. Но вскоре девушка поняла, что его ступни даже не касаются лунной пыли, из которой сложилась тропа, а как бы отталкиваются от пустоты. Он приближался, а вместе с карлом ей навстречу спешил звон чудесных колокольчиков.
Да то и не карлик! Как раз напротив, незнакомец был гибким и тощим, словно жердь. Он подкатил на прозрачном, как стекло, колесе, чьи хрустальные спицы приводил в движение длинными худыми ногами. Удерживая равновесие, незнакомец стряхнул с одежды, коей действительно был грязный, изрядно потрепанный плащ, звездную пыль и снял шляпу:
— Три, два, один! Добрая ночь, дитя! Не так ли?
Ольга опешила и смогла лишь согласиться с ним:
— В эту пору все ночи такие…
Тут она снова замешкалась, так как не сумела ответить на простой вопрос: «Сколько же лет страннику?» Будь он старик, она бы обратилась к нему «дедушка», если бы незнакомец выглядел молодо — назвала бы «красным молодцом», но длинноволосый мужчина на хрустальном колесе не был ни стар, ни молод, он вообще не имел возраста, а потому Ольга немного испугалась. Немного, ведь не гарпия же это! Две ноги, две руки… Одет, правда не по-нашему, да, может, варяжский гость! К тому же — это только сон…
— Не будем терять времени! Один, два, три! У меня под полой заяц, который пригодился бы тебе, дитя!
Ольга знала, зайцы бывают белыми и серыми, еще иногда солнечными, но этот уродился на свет черным, как ночь. Хозяин хрустального колеса полез рукой под лунную материю и вытащил оттуда что-то большое, мягкое, пушистое. Оно моментально расправило четыре лапы и хвост, да фыркнуло, едва опустившись на траву.
Незнакомец улыбнулся, Ольга улыбнулась в ответ, существо на проверку оказалось котом, который уморительно чихал и фырчал, пытаясь освободиться от засевшей в густой шкуре всякой небесной всячины.
А хрусталь все звенел, и звуки его, колокольчиками, этими маленькими озорными музыкантами, тревожили тишь мертвого плоскогорья:
«Из ночи соткан день,
А потому — любите ночь!
У сказок — добрый конец,
Иначе — это быль…»
— Грустная песенка, — заметила девушка, осмелев.
— Что же в ней грустного? Шесть, семь, восемь!
— Время течет, и все меняется.
— Время стоит на месте, а текут события, — возразил незнакомец.
— Вот так и путешествуете? — вежливо спросила она.
— А разве плохо?
— Ладно! Подвез! И кати себе дальше, ума палата! — подал голос Баюн, прокашлявшись, — А то совсем ей мозги запудришь!
— Так, кто же он? — изумилась девушка.
— Чему тебя только старая ведьма учила! Это ж Повелитель Чисел! Слыхала, наверное, — продолжал кот, гнусавя и передразнивая, — «Священные Числа правят миром…»
И тут она, действительно, вспомнила слова того священного гимна, что частенько заставлял учить отроков дряхлый Станимир:
«Сюда ты придешь,
И тут же служитель откроет врата,
И пустит тебя
В прекрасный сей Ирий.
Течет Ра-река там,
Она разделяет небесную Сваргу и Явь.
И Числобог наши дни здесь считает.
Он говорит свои числа бога,
Быть дню Сварожьему, быть ли ночи,
Время ли спать,
Поскольку он Явий
И сам в божьем дне».
— Ну, мне пора! Я и так задержался! — молвил Числобог и крутанул что-то ногами.
Колесо зазвенело, затренькало, завертелось все быстрее и быстрее, да так, что, покачиваясь из стороны в сторону, стало медленно и уверенно взбираться вверх по Млечному пути, оставив по боку неясные очертания скал, увлекая ввысь своего водителя.
— Где ж мне равняться с вами, — подумала Ольга, глядя ему вслед, но затем, словно спохватившись, крикнула, — Не откажешь ли в ответе, мудрейший? Где нынче Ругивлад, черный волхв? Я невеста его!
— За поворотом Судьбы! — услыхала она.
— Будь счастлива! — донеслось мгновения спустя уже из какого-то звездного скопления.
— Хорошо вам, герои, парить в небесах! На нашу долю выпадают вполне земные заботы, — промолвила Ольга.
— Любая девушка становится такой, какой ее видят мужчины, — возразил ученый кот, — Вернее такой, какой они хотят видеть возлюбленную. Свенельд, это он там спит, если глаза не врут? Твой спутник снисходителен, ты заменяешь ему убитого сына. Но всё равно, для него ты баба, которая обязана чистить рыбу и готовить мясо. Ругивлад просто втюрился в тебя — а у глазах влюбленного — каждая покажется богиней… Для меня ты — источник пищи и тепла. Эти насекомые жутко кусаются! Ну, будь хорошей девочкой — почеши спинку! — мурлыкал усатый нахал.
Ольга схватила было зверя за шкирку, но одумалась и положила Баюна, где взяла:
— И что, по-твоему, мне следует сделать, если я хочу остаться собой!?
— Прежде всего — отпустить меня!.. Спасибо, — добавил кот, приземлившись. — И это молодая ведьма, постигшая секреты ворожбы, спрашивает бедного Баюна?
— Ведьмой мне быть не приходилось, но сейчас… — Ольга вскинула руки к небу, и рассмеялась, вспомнив, как неуклюже колдовал Ругивлад тогда на дороге, сотворив трехголовое чудовище.
— Э! Осторожнее! Не подпали мне шкуру! Она единственная в своем роде.
Но уже вскоре зверь оставил юродство, он выгнул спину и тихонько заурчал, довольный ласками. Ольге очень хотелось расспросить Баюна о том, что давно не давало покоя, но он свернулся на груди клубком и задремал, утомленный своими путешествиями. Девушка не поверила усатому обманщику, уши его по-прежнему хищнически ходили на макушке, выискивая опасность. Имея такого сторожа, можно было спать спокойно, если она вообще просыпалась…
— Очнись! Ольга, очнись!
Девушка открыла глаза. Над ней склонился Свенельд, он был уже полностью готов и тревожно поглядывал в сторону ущелья.
— Доброе утро! — потянулась она.
— Ты чуешь тревогу!? В воздухе повисла смерть! Здесь находиться опасно. Давай-ка быстро перекусим, да и уходим!
— А где кот?
— Какой кот? — не понял старик.
— Значит, это только сон? — огорчилась девушка и увидела, как Свенельд ловко орудуя ножом, разделывает закопченную конину.
— Как бы не так, — промурлыкал Баюн, облизываясь.
— Вот и он!
— Ну, Свенельд! Не жадничай! Я голоден, вечно голоден! Мне, пожалуйста, вон то ребрышко, — немало не смущаясь, зверь показал острые белые клыки.
— Погоди, а где же твой хозяин? Где Ругивлад, черный волхв?
— Почем я знаю! — с ожесточениемя чавкая, кот разделывался со своей долей, — Дайте пожрать спокойно! Когда я ем — я глух и нем.
Девушка глянула на Свенельда, тот подцепил на острие ножа дымящийся аппетитный ломтик и отправил в рот. Все-таки подобное злодейство было для нее через чур. Ольга порылась в переметных сумах и нашла обломки лепешек, они и составили завтрак. Древний воин ел методично, пережевывая конину маленькими порциями. Кот кромсал мясо, наклоняясь мордочкой к куску так, что когда левая часть кошачьей челюсти уставала, Баюн поворачивался другой стороной и продолжал трапезничать, блаженно закатывая глаза. Наконец, он прекратил жевать, и, уже вылизывая роскошный иссиня-черный мех, зверь вступил в перепалку со Свенельдом.