— Слава взору Сварожича! — грянули ратники.

По совету опытного Свенельда, Ругивлад метнул еще несколько пекельных «снарядов»… С ужасным свистом огненные ядра понеслись в гущу неприятелей. Обезумевшие люди катались по земле, тщетно пытаясь сбить пламя. Печенеги отхлынули, а до защитников долетел запах горящей плоти.

Хан смекнул в чем дело: раз в силе Сварожич, покровитель непокорных туземцев, никому не выдержать пламенного взора его очей…

На покрытых пеплом южных подступах остались лишь стрелки. Они лихо гарцевали на мохнатых лошаденках в чистом поле, дожидаясь глупца, который бы загляделся на их скок. Такой, к сожалению, то и дело находился средь молодых славян, желающих поспорить в искусстве стрельбы с опытными воинами. Но не успевал иной славянин отпустить тетивы, как в горло или грудь кусала его ядовитая печенежская гадина, и он срывался вниз под горестный стон женщин. Но теперь враги стреляли против солнца.

— Сумеешь ли передвинуть катапульты? — поинтересовался Свенельд.

— Увы и ах! Быстро этого не сделать. Я не Архимед.

— Кто это? Почему не знаю?

— Грек такой был, в прежние времена.

— Тогда поспешим к Северным вратам! — бросил одноглазый воин. — Печенеги все ж перехитрили, коли близко подошли — уже неуязвимы для твоих механизмов. Смекаешь?

Ругивлад, обходя сновавших тут и там защитников крепости, решил во что бы то ни стало найти Ольгу. Последовав совету воеводы, он направился вдоль стены, на Северный конец. Там не стихал гул яростной сечи. При машинах словен оставил подоспевшего Кулиша.

Руны на мече вспыхнули и засветились, предостерегая. Металл, точно зеркало, отразил три фигуры. Воины настойчиво преследовали чужеземца. Узнав телохранителей Дороха, волхв круто развернулся и крикнул:

— Здорово, братцы! У вас что, дело ко мне имеется?

— Смерть чужаку!

Он уклонился — в вершке над ухом просвистел нож. Рыча, убийцы разом бросились на словена. Но один из негодяев споткнулся, другой приотстал… С каждым случается, хотя волхв и шевелил губами.

Ругивлад принял на меч размашистый удар третьего. Крепкий парень попался. Словен скользящим движением отвел устремленное в грудь острие и внезапно оказался за спиной врага. Клинок разрубил кольчугу и, повизгивая от удовольствия, пустил кровь.

— Скверная рана, но ты сам напросился! — заметил волхв. — Жаль, коль лекарство не по нутру.

Тут подоспели еще двое. Они слаженно атаковали чужака. Словен чуть ли ни одним движением парировал коварные удары, утекая, извиваясь, огибая бойцов, хоть стена была и не так широка.

Один с разбегу сам напоролся на зловещий дар Седовласа. Клинок вошел ему в шею. Не в силах кричать, враг захрипел и, захлебываясь кровью, осел на доски. Во второго угодила «случайная» стрела. Боец безуспешно пытался выдрать ее из бока.

В следующем ударе не было никакого изящества. Меч Ругивлада со страшной силой обрушился на противника. Голова его раскололась, словно спелая тыква, и вятич замертво рухнул с высокой стены. Ругивлад глянул вослед.

Проклятье! Печенеги сумели тараном высадить Северные врата. И на улицах, и на стенах, и под ними кипела яростная сеча. Ряды защитников таяли, как снег по весне.

Ругивлад видел сверху, как на городище из-за леска неудержимо надвигается серая конная масса печенегов. Преодолев утыканный стрелами вал лошадиных и человечьих трупов, степняки устремились к захваченному проходу. Там по-прежнему шла кровавая схватка. Груды хладеющих тел, подрагивающих в конвульсиях.

Внезапно павшие ожили! Вскочили, кинулись навстречу конной лаве с леденящим кровь боевым криком. Казалось, их ждет немедленная смерть. Но славяне присели. Нырнули под скакунов, подсекая ноги и распарывая брюхо то одному, то другому несчастному животному.

Едва всадник слетал на землю, на нем оказывался вятич и коротким движением добивал проклятого врага.

— Русь! Русь! — таков был клич берсерков Арконы.

Именно он неожиданно грянул внизу.

— Русь! — воскликнул Ругивлад, и от этого ярого крика кровь закипела в его венах.

Славяне вторили: «Вятко! Вятко!». И меткие стрелы косили степняков десятками.

Ругивлад заметил неистового богатыря. Он дрался один с десятью противниками, ловко отражая удары наседавших печенегов двумя неестественно белыми прямыми клинками. Высокий и статный, этот воин то стоял твердо, словно могучий вяз, то пускался кружить, насколько это позволяли тела, беснующиеся в предсмертных муках

Ругивлад вспомнил, что где-то уже встречал этот удивительный цвет. Но размышлять некогда! Он бросился на выручку. Обтекая диковинного воина, через северную брешь в крепость вливались все новые и новые враги. Словен кинулся в самую гущу схватки, заботясь не о том, чтобы непременно убивать, а лишь бы калечить.

Его колдовской меч радостно принял на себя этот труд. Клинок Седовласа отсекал кисти, вскрывал жилы, впивался в непрочную плоть смертных. Справа и слева на трупы валились трупы. Средь них возвышался Родомысл, и с каждым мощным ударом боевого топора к ногам вятича падал сраженный враг.

Груды изрубленных тел покрывали улицы города. Ржавая кровь обратила землю в сплошное месиво.

На словена налетел печенег, целясь коротким кривым мечом прямо в горло. Но ему достался искусный и страшный противник. Не дожидаясь удара, Ругивлад быстро уклонился. Колдовской клинок взметнулся, сверкнув молнией. Холодное к людской боли железо разрубило голову, отсекая следом руку по самую лопатку.

— Кровь за кровь! — прохрипел словен.

Другого печенега он достал секущим ударом через грудь.

Прыгнул в сторону, и снова обрушил Седовласа на ближайшего врага, тут же принимая на меч новый сулейманов клинок.

Могло показаться, что какая-то волшебная сила охраняет словена от печенежских мечей и стрел. Но то лишь казалось его соратникам. Он пропустил сильный удар в спину, потом в грудь. Волхв отметил их как данность, но живя боем, не мог уже остановиться. Броня плотно облегала тело. Из-под пластин сочились грязные ручейки. Рубаха уже сто раз взмокла и липла к коже. Струйки едкого пота стекали со лба, смывая запекшуюся кровь. Шлем брошен — не привык, больно тяжел. Налетавший то и дело ветер рвал волосы и размазывал ковавую жижу по лицу.

Меч сам увлекал руку, а словену приходилось лишь сдерживать клинок, чтоб не вырвался. И он тоже вертелся вЬюном, отражая удары, сыпавшиеся, казалось, со всех сторон.

Сплетение разноязыких криков, испуганное ржание степных конец, жуткий клубок человеческих тел. Здесь, захлебываясь кровью, плевались, проклинали, крушили и резали. Здесь корявые пальцы находили вражье горло, а нож — мягкое брюхо.

Сквозь застилавший глаза кровавый туман Ругивлад видел рубящихся плечом к плечу жупана и его воеводу. Кольчуга на Владухе была рассечена в двух-трех местах, и кровь струилась по ней. Левая рука жупана висела плетью. Перебили ключицу. Предводителю особое внимание!

Ольга с бледным лицом. В руках сломанный лук. Дорох, поражающий противника в горло хитрым ударом… Затем было еще что-то, привлекшее внимание словена, и еще, но все это он плохо помнил… Млада в разодранных одеждах, и Медведиха, принявшая на вилы похотливого печенега. Родомысл в такой же, как и сам Ругивлад, окровавленной броне и с громадной секирой на плече.

Удары рождали ритм, даже не ритм — то была слышимая лишь ему, черному волхву, мелодия схватки. В такт пульсировали виски. Словен начал подпевать бою. Постепенно наращивая темп, взвинчивая его до невозможности… Он танцевал, меняя партнеров каждый раз, когда они ему пытались помешать! За ним не поспевали… Тогда он вновь находил их, слабых, и резал, уставших от танца.

И треклятый дар Седовласа, вторил черному волхву! Он выводил Песнь Сечи!! Упоенно, самозабвенно, восторженно, неистово!!!

Очнулся словен от боли. Вокруг была знакомая и незнакомая горница, в которой жили голоса без тел.

— Тогда сын Ильдея и говорит: «Пришла пора посчитаться! Тебе конец!» — да как размахнется бичом. А Свенельд встать-то после удара не мог, так он толкнул клинок в сторону печенега. Меч послушный. Ему довольно оказалось, вошел паршивцу в живот по самую гарду.