Лев вновь закрыл глаза, надеясь, что про него забудут и он уснёт в холоде подземелья. Раствориться во сне. Когда ему подумалось, будто мольбы его услышаны, над ним склонились. Душок палёных волос и резкий запах медицинской перевязки не глушили лёгкий аромат духов.
— Нужно вытащить тебя отсюда, Лев, — сказал Киноварный.
Он показал знак, так как сразу две пары крепких рук оторвали мальчика от земли и уложили на носилки. Молча они добрались до подводного подъёмника. Молча ждали, пока он вернётся с поверхности. Киноварный хорошо сладил с чарами страты Воды.
Двое городовых нервно переступали под скрипучее пение, с каким толща воды сжимала корпус подъёмника. Киноварный оставался невозмутимым, словно они вновь едут со Львом на поезде из Златолужья. Только сейчас в полутьме он всячески обделял мальчика вниманием, и вместо франтоватого сюртука на нём висела одна разорванная сорочка. Облик у него был точно после нападения дикого зверя.
— Вероятно, в наш край прибыл поезд, забитый под завязку возбуждёнными служителями Опричнины, — поведал Киноварный. — Не стоит их дразнить. В особенности если они осведомлены о случившемся с их передовым отрядом.
— Да, сударь, — подал голос один из городовых. — Господин Белов упоминал в своём инструктаже.
— Мы как никак сейчас в средоточии знаний и учений Осколочного мира, — скромно улыбнулся Киноварный. — И как гласит мудрость одного отдалённого Края: повторение — есть мать учения.
Городовой пристыженно потупился. Зря, ведь, как верно догадался Лев, напутствие предназначалось лишь безразличному ко всему трубочисту.
Когда подъёмник остановился и отворил двери, то дрожащий яркий свет ворвался внутрь. Лицо Киноварного посуровело, и он выставил трость вперёд. Её наконечник засверкал остротой металла.
— Оставайтесь здесь! — Поверенный выбежал из кабинки.
Лев прислушался, до него доносились стоны.
— Выходите! — вскоре приказал Киноварный.
Теперь мальчик не притворялся спящим. Носилки поставили на берегу, совершенно не заботясь о том, что сырой песок мигом пропитал их.
Развалины у пруда освещались горящими кустарниками. Вокруг были разбросаны тела, в основном бесчувственные. Те, кто находился в сознании, не могли подняться на ноги.
— Что произошло? — бесцеремонно потребовал Киноварный у угрюмого кромешника. Волосы на его голове тлели там, где не были залиты кровью.
— Летучий Змей… — прохрипел поверженный агент. — У старухи водилась ещё одна тварь…
— Госпожа всегда славилась запасливостью, — проговорил Киноварный и прикрыл глаза. Промах явно был его.
— Железяка с крыльями обрушилась на нас, как только мы вышли из воды. Забрала старуху и улетела к прибывшему поезду.
Ветер поднял в воздух лоскуты истлевшего платка. Нигде в округе не поблёскивала от огня серебряная перчатка.
— Поздние гости вряд ли получат радушный приём от хозяйки, — Киноварный поглядел в сторону врат. Его усмешка не выражала ни малейшего сочувствия к опричникам.
В ночном небе за стеной подёрнулось зарево. Что-то горело.
— Похоже, сторожка Остапа попала под горячую руку. Что ж, на Маревую дорогу у Кагорта давно затаила обиду.
— Все живы, сударь, — доложил один из тех городовых, что несли Льва. — Пару человек в тяжёлом состоянии.
— Займитесь ими. Я же доставлю нашего трубочиста в лазарет и отправлю к вам здешних лекарей. Они лучшие в своём деле, потому за здравие сослуживцев не стоит переживать.
Киноварный бодро подошёл ко Льву и легко поднял его на руки. В прорези сорочки Лев заметил перевязь на рёбрах.
— Господин, ваши раны! — городовой попытался остановить Киноварного.
— Благодарю за заботу. И всё же оставьте её тем, кому нужнее.
Когда Поверенный и трубочист Собора ушли далеко, чтобы не слышать треск огня и стоны раненых городовых, их окружила на удивление мирная летняя тишина. Башня выглядела такой же, как в обычную ночь.
«Стены Трезубца не меняются», — вспомнил Лев.
Ему оставалось лишь признать, что его трагедия — одна из многих, что происходили в башне. Даже если его жизнь разрушена, то стены Трезубца всё так же прочны.
На полпути в дыхании Киноварного проскочил хрип. Льву как раз успела наскучить роль бесхозного мешка с брюквой. Особенно его угнетало молчание.
— Я сам смогу идти.
Киноварный без лишних слов поставил его на ноги. Он вежливо дал мальчику пройти с десяток шагов. Помимо затёкшего тела, на Льва давил неведомый груз. Однако подобие гордости не позволила ему просить помощи у рыжеволосого франта.
— Быть может, тебе лучше опереться на меня…
— Вы дрались? — перебил мужчину Лев.
— Пришлось дать бой Главам, — Киноварный и бровью не повёл на бестактность трубочиста. — Когда явились городовые из Златолужья, Бор хотел пробудить защитные устройства Собора. Гама же настаивал заполнить этаж с его личной лабораторией газом, который он там разрабатывал. Случилось бы множество невинных жертв. Как же я не переношу насилие.
Киноварный печально выдохнул, и вновь они двинулись в тишине. Лев шёл впереди сутулясь, его пальцы впились ногтями в ладони. Гнев, обида, разочарование грозили выплеснуться в ночное спокойствие. Мальчик желал оказаться в оглушительном громе разрушающегося подземелья, там бы никто не услышал его крик.
— Наверное, у тебя накопилось много вопросов, Лев? — позади спокойно спросил Киноварный.
— Так вы всегда знали, кто я такой? — сдерживаясь, прошипел мальчик.
— С того момента, когда увидел твой блюститель на крыше дома госпожи Вежды. Мне не ведомо, как Кагорта прознала о том, что я проводил Софью Лукину обратно в мир полых. Лишь знаю, что встречей с её сыном она хотела испытать меня. Или же это были её чудные шутки…
— Как вы познакомились с моей мамой? Как она вообще попала на Осколки?
Задумчивая заминка манила Льва оглянуться на рыжебородого притворщика. Он сдержался.
— Начну с того, что во время длительного пребывания Вылко по ту сторону Пелены его отношение с Софьей укрепились. Как только твой отец узнал о беременности возлюбленной, он сразу догадался о способе ее перехода на Осколки. Полагаю, ты знаком со стражами коридоров?
— Так вот какая сила способна обмануть тех крошек, — Лев припомнил слова филина, произнесённые в подвале заброшенного магазинчика на неизвестной улочке Златолужья.
— Именно. Стража пропустила Софью, которая вынашивала дитя чаровника. Однако по эту сторону Пелены влюблённым не суждено было обрести счастье. Главу рода Инецгоев убили, а единственного наследника обвинили в его смерти и прокляли. Софья вдруг оказалась брошенной в нашем мире, и о ней стало известно могущественным людям. Мне было поручено разыскать женщину из мира полых, я же помог ей сбежать на родину. Вроде бы обычный приказ, который я выполнил бы с будничной скукой, но…
Киноварный затих на полуслове и продолжил, будто превозмогая себя:
— Признаюсь, до сей поры я ищу мотивы, которые подтолкнули меня к этому сумасшедшему поступку. Лев, знай: я не славился храбростью, и всё же беззащитность твоей мамы подтолкнула меня к ссоре с организацией, пугающей царей.
— Мама… Что она чувствовала тогда?
Шаг Льва укоротился, и Киноварному пришлось остановиться, чтобы не столкнуться с ним.
— До твоего рождения оставались считаные дни. Она отдала мне янтарь, не желая, чтобы что-то связывало её с миром чаровников. После того перехода я более не видел Софью.
— Вы оставили маму одну!
— Она была в родном мире. У неё была родня.
— Мама была настолько напугана, что не встречалась с ними и пряталась в чужом городе. Она даже документы мне не делала, боясь, что вы найдёте нас.
— Поверь, Лев, моя помощь могла бы навлечь на вас опасность гораздо раньше. Ослушавшись приказа, я сам оказался в бегах. Предложил янтарь и свои услуги Кагорте взамен на безопасность. Дал ей козырь в игре…
— В которой вы её переиграли.
Лев повернулся на Киноварного. Впервые они взглянули друг другу в глаза. Потрёпанный мужчина совсем как обычный сапожник почесал бороду. Напущенный шик смыло усталостью, и появившаяся улыбка казалась вымученной.
