Лев пожал плечами:

— Всё это знают.

Ему показалось, что он не до конца уловил смысл слов Есении. Однако княжна не стала вдаваться в объяснения и грустно улыбнулась.

— Наверное, я испортила тебе настроение перед игрой? — стыдливо спросила она.

— Вапула сказал, будто настрой у меня гробовой. Так что хуже некуда.

Они оба улыбнулись.

— Мне, наверное, надо было раньше объясниться?

— Угу, — выдохнула Есения. — К твоему сведению дедушка разрешает мне дружить со Смиляной и другими горничными. И если не вляпываться в опасные приключения, то мы не запачкаемся. Нам никто не запретит здороваться по утрам.

Лев повинно склонил голову:

— Обещаю не убегать от тебя. И не вляпываться в разные приключения мне по душе.

— Договорились. Тогда позволь мне проводить тебя до арены. Не беспокойся, там сейчас никого нет. Все доедают торжественный ужин и подписывают щедрые договоры.

До назначенного поединку часа арена действительно пустовала. Как же здорово, когда тебя не тяготит мучительное ожидание, завидовал Лев. Подмастерья нынче выжимают всю радость из торжественного вечера. Смеются за дружным столом и набивают животы.

Лев же отказался от ужина. Проша тайком собрала корзину снеди, приготовленную для званых гостей, однако от одного запаха еды на трубочиста накатывала тошнота.

— Капитанам положено перед игрой сидеть рядом с главной ложей, — объяснила княжна и повела Льва на верхнюю трибуну.

Есения весь путь шла молча и даже лишний раз не смотрела в сторону трубочиста. Льву и в безмолвии было с ней уютно. Он от всей души надеялся, что она испытывает подобные чувства. Но постепенно мальчик начал понимать, что сказал то, о чём предпочёл бы молчать до гроба.

— Знаешь, Есени…

Княжна вдруг остановилась и потянула Льва к полу. Где-то внизу у купола раздавались голоса. На вопросительный взгляд трубочиста Есения шикнула и зажмурилась, будто желала стать невидимой.

— Поздно прятаться, зайчата! — донеслось до них.

От последующего бесстыжего смешка Лев сам пожелал раствориться в пустоте.

— Ну же, зайчата, покажитесь! Весьма грубо подслушивать чужое воркование! — осудил их Полынь.

Выбора не оставалось, и подростки поднялись из-за укрытия. Скобель и Полынь сидели на нижнем ряду как раз напротив человекоподобного автоматона. За решёткой купола новенький Могута выделялся блеском ещё не закопчённым дымом комет. Судя по саквояжу с инструментами у Скобель, мастер закончила все настройки. Автоматон-судья был готов к исполнению своего долга, а значит, последняя возможность отмены капитанского поединка улетучилась.

Подростки безвольно спустились к взрослым, те с интересом их разглядывали.

— Узнай Вольноступ, что его храм боли и пота облюбовали влюблённые парочки, то завалил бы проход на арену, — серьёзно сказал Полынь.

— Довольно. Твои похабные шутки смущают княжну Есению, — предупредила Скобель.

— Милостивая госпожа, я ведь говорю не о них, а о нас, — обелился Полынь. — Уверен, княжна лишь из благородных побуждений сопровождает сударя-трубочиста на бойню. И я надеюсь, что в будущем она так же благородно поможет ему залечить раны.

Лев боялся смотреть на Есению. Казалось, чуть-чуть и она взорвётся, окатив всех гневом.

— Достаточно грубых фантазий, учитель, — приказала Скобель. — Я знаю княжну как благоразумную воспитанную барышню. К тому же, мастер копоти и гари лично поклялся мне, что не позарится на честь ни одной девушки в Соборе.

Несмотря на всю строгость в голосе рыжеволосой женщины, Лев заметил лукавые искры в её глазах. Слова мастера смягчили гнев княжны, а вот трубочист, напротив, почувствовал, как внутри него разгорается пламя.

— Нам ли не знать, что подобные сказочные ночи с приправой из опасности заставляют забыть благоразумие и клятвы, — слащаво пропел Полынь.

— Довольно, — устало выдохнула мастер.

— Нет же, милая госпожа! Я хочу горланить на все Осколки о чувствах, какие переполняют меня! — воскликнул Полынь. — И пусть знает молодое поколение, что ценность жизни исчисляется такими ночами.

— Простите нас, княжна. День ярмарки волнительная пора для учителей и мастеров. Кто-то не рассчитывает свою меру к вину.

— Не стоит, — пискнула Есения. — Вы здесь ни при чём…

— Вино здесь ни при чём! — воспротивился Полынь. — Сегодня я трезв как никогда. Меня опьяняют бушующие эмоции, которые заполняют башню. Я чувствую, как бурный поток приближается к нам.

Учитель оказался прав. Гул топота и весёлых разговоров проник на арену. Скоро её наводнят зеваки, в предвкушении поединка капитанов.

«Вернее, избиение трубочиста», — уточнил в мыслях Лев.

— Тогда нам следует освободить место страждущим, — сказала Скобель. — Хорошего вечера, княжна. Достойного боя знатоку гари и копоти.

— Скорой победы, сударю-трубочисту, — уточнил Полынь.

— На меня никто не ставит, кроме вас, учитель, — напомнил Лев.

— Мнение других — самая дешёвая монета. Ловкость плюс воображение порой эффективней примитивной силы, — Полынь схватил Льва за плечи и легонько потряс их. — К тому же ты ведь не хочешь, чтобы по румяным щекам княжны текли слёзы.

— Вы перешли грань приличия! — вспылила Есения.

Скобель извиняющее поклонилась и потащила Полынь к выходу. Тот напоследок сально подмигнул Льву, что добавило топливо для гнева княжны.

— Что он себе позволяет?! — с жаром вопросила кого-то Есения.

Лев шёпотом пробовал убедить её, что на дураков не стоит обращать внимание. Княжна успокоилась, только когда Полынь и Скобель скрылись из поля зрения.

— Выживи сегодня, сударь-трубочист! — донеслось из коридора.

— Он умеет подбодрить, — прошипела Есения.

Лев неосознанно рассмеялся, и княжна нервно подхватила его смех. Встряска от Полыни будто вернула их к непринуждённым отношениям.

— И что она в нём нашла? — спросила Есения, когда они поднимались к главной ложе. — Не понимает, как женщина столь изысканная и умная может испытывать приязнь к такому мужлану из низов.

Она вдруг встрепенулась:

— Я не говорю, что люди не могут дружить из-за различия сословий. Мастер Скобель заслуживает счастья. Однако я не уверена, что она найдёт его рядом с учителем Полынью. Распускают слухи, будто мастер Юлия сбежала от человека, который плохо с ней обращался. Будто он влиятельный и только в Соборе она нашла защиту.

Надутые щёки княжна сохраняла до тех пор, пока они не дошли до двух роскошных кресел под главной ложей. Дуэль начиналась с того, что капитаны надевали снаряжение без чьей-либо помощи. Старая традиция, о смысле, которой Лев понятия не имел. У Аскольда на доспехах красовался родовой герб. Наверное, они были сделаны по индивидуальному заказу. Доспехи Льва же производили удручающее впечатление, а с новой жёлтой щит-перчаткой он и вовсе будет выглядеть как скоморох.

— Наверное, лучше переодеться, пока арена пуста, — Лев указал на стёганку, дожидавшуюся на кресле.

— Угу, — кивнула Есения, не уловив намёка трубочиста.

Лев подождал неловкий миг и начал робко снимать китель. В стёганку лучше залезть в белье.

— Ой, — встрепенулась княжна краснея. — Тогда я, пожалуй, пойду поищу Зорю. Увидимся после игры.

Есения, перескакивая ступени, пустилась вниз навстречу прибывающим болельщикам. Её прыгающие золотые локоны оставались перед глазами трубочиста, даже когда он залез в стёганку. С тёплыми мыслями об их цвете он сидел наподобие трона в ожидании поединка, не обращая внимания на заполнявшуюся арену.

— Вижу, тебе доставляет удовольствие смотреть на всех свысока, — сказал Аскольд, и его голос выбил Льва из мечтаний. — Блаженствуй, пока тебе благоволит удача. Обычно так высоко слуги забираются лишь затем, чтобы поднести вино.

Аскольд бодро взошёл по ступеням, притянув за собой восхищённые взгляды барышень.

— Дело не в высоте, — ответил Лев и удивился собственному спокойствию. — И это всего-то неудобный стул. Прикраса и не более. Если на него сядет жалкий человек, то он им и останется.