Да, для журнала это годилось. Но вот денег под это не дадут. Олигархи — люди скучные. Они могут подумать, что это всерьёз. А этот Кита Икки, похоже, и вправду уверен, что вещает всерьёз.
Тем временем монах продолжал говорить. От запрета английского и введения эсперанто в качестве второго государственного языка он опять свернул к международному положению.
Теперь Кита Икки рассказывал, как будет реорганизовывать Корею, Тайвань, Карафуто и другие территории, которые к тому времени получится покорить. Там должны быть проведены те же реформы, что и в Японии, на основании Трёх Принципов, но только через восемь-десять лет, когда сама Япония достигнет окончательного процветания.
— Тут же дело не только в деньгах, — вещал распалившийся монах. — Хотя, как известно, Древний Рим погубила монетарная политика.
Судя по тому, как быстро он перепрыгнул на другую тему, с деньгами у монаха было туго и сама тема монетарной политики была ему не особо приятна.
— Мы должны не просто освободить угнетённые народы, а принести им нашу высокую культуру, — продолжал вещать он. — Иначе мы рухнем, как рушится сейчас Британская империя, культура которой была доступна лишь белым поселенцам. Поэтому так важно изменить конституцию. У нас разрешается только освободительная война. Но следует разрешить и признать справедливыми войны за освобождение других народов! Точно так же, как мы разделим по справедливости капиталы олигархов, мы должны поделить и колонизированные земли. Пока мы ютимся на островах, Россия продолжает владеть Восточной Сибирью, крошечные Нидерланды — Индонезией, Соединённые Штаты — Филиппинами, Британская империя — Индией и Австралией. Это положение должно быть исправлено! И понятно, что без войны его не исправить. Даже революция тут бессильна. Русская революция не принесла освобождения азиатским народам Восточной Сибири, а этот национальный предатель виконт Симпэй Гото даже убедил вывести нашу победоносную армию с северного Сахалина…
На этом месте Окава понял, что ещё несколько слов — и всему конец. И просто сказал:
— Я буду рад видеть вас среди членов общества «Сакуран».
И продолжал быть рад этому аккурат до того дня, когда случился досадный инцидент с советским посланником Иоффе.
* * *
После скандала с советским посланником Окава Сюмэй больше не встречался с буйным монахом. Такой даже если не зашибёт при встрече, то наверняка испортит репутацию.
Но полковник смог сообщить некоторые подробности. Кита Икки продолжал собирать вокруг себя молодых радикалов и после того, как он ушёл из «Сакурана». Разумеется, полиции было очень интересно, чем они там занимаются.
И они внедрили в его окружение агента. Именно со слов этого человека и удалось узнать некоторые подробности. Полковник читал его отчёты и аналитику.
Агент внедрения изображал начитанного провинциального студента, который приехал в Токио изучать фармацевтику и недоволен положением дел. Для большей достоверности в качестве агента завербовали именно такого студента.
У монаха Киты теперь был автомобиль с шофером. Из этого агент заключил, что дело национального возрождения идёт в гору.
По дороге агент пытался обсуждать с Китой то, что успел вычитать. В Европе набирало силу движение социалистов Третьего пути, выступавшее как против коммунистов, так и против прогнившей буржуазно-парламентской демократии. А так как любая мода, хоть на фрейдизм, хоть на испанские танцы, хоть на пролетарскую литературу, почти сразу захватывает сердца токийских школьников, то я был уверен, что и эта компания близка к идеям Нового Порядка.
Как же я был удивлён, когда выяснилось, что Кита знает о событиях в Европе ещё меньше меня!
— Муссолини ещё не сняли? — удивился он. — Надо же, как долго у власти. Хорошо, наверное, справляется...
Я спросил, какие газеты он читает.
— Я газет давно не читаю, — гордо ответил монах. — Только мантры.
Я вспомнил, что успел прочесть статью Окава-сэнсэя о росте радикального национализма в Европе и идее расовой гегемонии. Но Кита не желал об этом даже слушать.
— Этот дурак совсем рехнулся. Я монах, революционер и верный подданный моего императора. Я не спрашиваю у соратника, кем были его родители. Все великие люди — революционеры. Все революционеры принадлежат к одной нации! Мой приёмный сын — это мой сын, и мне не важно, что его родители — китайцы.
Выяснилось, что они с Окавой-сэнсэем уже восемь лет как в ссоре по русскому вопросу. Со слов Киты, Окава-сэнсэй окончательно обуржуазился, подружился с обществом Зелёного Дракона и читает русских философов: Соловьёва и Чапаева. А ещё выбил из железнодорожного ведомства деньги на поиск пути в некую Внутреннюю Евразию.
Вообще, Кита больше не интересовался академической средой. Он считает, что люди там ненадёжные и мало думают о спасении отечества. Например, был какой-то полусумасшедший математик, который верстал первые номера нашего журнала, окончательно съехал в интуитивистскую трактовку математической логики и в конце концов сбежал в Советский Союз прямо на лодке через пролив Лаперуза — дескать, в Японии её и обсудить не с кем, а в Москве есть доктор Колмогоров. Ну и куда такое годится?
Автомобиль затормозил перед уютным домиком в пригороде. Ещё один такой домик, как выяснилось, Кита Икки снимал для своей матери, старушка приехала полюбоваться на успехи старшего сына. Если бы Окава приехал сам, он мог бы удостовериться, что его с Китой Икки старые идеи не просто дали всходы, а уже цветут и даже плодоносят.
Как выяснилось, деньги обществу давал барон Такума. Не из патриотизма, а так, на всякий случай.
Приёмный сын-китаец подрос. Он узнал меня и, когда оказались наедине, признался, что в Японии ему интересно, но неуютно. В наше время так непросто найти невесту из хорошей революционной семьи!
— Фашизм в наше время неизбежен, — вещал, вернувшись, Кита Икки. — Перед каждым из государств Азии, которое ещё не успели колонизировать, стоит жесточайший вопрос — стать колонией или повторить, насколько способны, революцию Мэйдзи. Потому что, когда придут чёрные корабли, будет уже поздно. Японии повезло — она была расположена неудобно относительно Европы и населена народом уникальной силы духа. Революция Мэйдзи позволила ей стремительно развить производственные силы и нанести поражение сначала Китаю, а потом и одной из европейских держав — России. Разумеется, другие государства тоже мечтают о модернизации. Судьба Османской и Китайской империй показывает, что может произойти даже с на первый взгляд огромной и могучей державой, если в ней не найдётся своего императора Мэйдзи. Эта проблема волнует сейчас всех, даже крестьян самых глухих деревень. Если вы прислушаетесь к социалистам и коммунистам, то вы обнаружите, что они тоже говорят об этом: что их революция позволит построить много заводов и производить на них всё, что нужно для могучей индустриальной державы. С такими не рискнут связываться даже наглые европейцы! Однако аристократы и чиновники, которые находятся сейчас у власти в немногих свободных странах Азии, не могут, конечно, пойти навстречу социалистам — ведь социалисты тоже враги. Но и надеяться на старомодных купцов и коррумпированный парламент тут нечего. Нужна мощная диктатура, возможно при поддержке короля, которая железной рукой проведёт земельную реформу, переоденет купцов в европейские костюмы и заставит банки финансировать индустрию. Таким образом у нас получится социализм без революции, решение аграрного вопроса без коллективизации, индустрия без индустриализации. Это — путь фашизма, очень популярный в Европе, причём в качестве успешного опыта ссылаются именно на нас, единственных азиатов, которые стали великой державой. Его шансы на победу куда выше, чем у коммунизма, ведь коммунистов поддерживает беднота, а фашизм симпатичен людям обеспеченным и влиятельным, особенно когда им грозит разорение. Коммунисты говорят, что их идею не уничтожить, даже если уничтожить всю партию до последнего человека, потому что всё равно есть бедные и угнетённые. Но тем более невозможно уничтожить идею фашизма, ведь всегда будут люди, которым грозит падение в бедность и угнетение. И раз мы патриоты Японии, то должны помочь нашей стране довести эту могучую идею до конца и стать образцовым примером для всего остального, куда более варварского человечества.
