Город не спешит засыпать. Окна ресторанов светятся тёплым янтарным светом, за столиками видны силуэты людей, склонившихся над бокалами вина. Снежинки кружатся в свете фонарей, как крошечные балерины, и ложатся на плечи прохожих, не спешащих прятаться от этого волшебства.

Но даже в этот час город живёт в своём бешеном ритме. Главные улицы забиты машинами — длинные вереницы фар тянутся вдаль, сливаясь в огненные реки. Водители терпеливо ждут, а пешеходы, закутанные в шарфы, пробираются между ними, торопясь на встречи, в гости или просто домой. А снег всё идёт — лёгкий, неторопливый, превращая город в сказку.

Вот она, цель — обычная панельная пятиэтажка. По моим расчётам, квартира во втором подъезде, на первом этаже. Прошёл кружочек по придомовой территории, вглядываясь в окна квартиры, которую я предположительно определил как № 23. Свет в окне и на зарешеченном балконе не горел. Кстати, о балконе: я сразу опознал, что это самострой — изначально в панельных домах на первом этаже балконов не было.

Подъездная дверь добротная, с магнитным замком — просто так не попадёшь. Возникает вопрос: что я увидел? Ничего. Покатав этот вывод на языке, пошёл в сторону своего дома.

Больничный закрылся, вышел на работу. Там, как всегда, — болото. Совещания, видеоконференции, отчёты. Отчёты и ещё раз отчёты: творческие, нулевые, любые. Прогулки по вечернему городу прекращать не стал — дом № 18 так и манил меня тайной. Наблюдения мои показывали, что вот уже на протяжении четырёх дней свет в квартире не горит. Продолжаем.

На пятый день мне улыбнулась удача: я обнаружил, что дверь в подъезде была открыта и зафиксирована обрезком доски. Не знаю, у меня создалось ощущение, что меня приглашают. Как я и рассчитывал, квартира № 23 оказалась справа. Взялся за ручку дверного замка, нажал — с щелчком, от которого я чуть не подпрыгнул, замок открылся. Рука невольно толкнула дверь.

Передо мной открылся тёмный коридор. Свет от фонарей, попадающий через окна квартиры, создавал странные тени. С верхних этажей послышались шаги, и мне пришлось зайти в квартиру, прикрыв за собой дверь. Разблокировал экран смартфона, подсвечивая им, нашёл выключатель.

Тишина. Пахнет сушёными травами, воском и чем-то неуловимым — будто пыль здесь не простая, а вековая, впитавшая в себя шепоты заклинаний.

В прихожей — аккуратно составленные стопки старых газет, на вешалке — одинокий потёртый плащ. Полы вымыты до блеска, но в углах, кажется, всё ещё таится тень — не от грязи, а от чего-то иного, незримого.

Гостиная почти пуста: два стареньких кресла у окна, между ними — низкий столик с потрескавшейся столешницей. Но главное — банки. Десятки стеклянных сосудов, расставленных вдоль стен, на полках, даже на подоконнике. В них — коренья, засушенные цветы, пучки трав, странные плоды, похожие на сморщенные головки мака. Жидкости — мутные, янтарные, кроваво-красные — мерцают в косых лучах света.

На кухне — медный перегонный куб. Небольшой, но тяжёлый, с налётом патины и тёмными пятнами от многолетнего нагрева. Рядом — склянки, воронки, деревянная ложка с обгоревшим краем. Кажется, будто он только вчера кипел, перегоняя не то спирт, не то зелье.

В спальне — узкая кровать с жёстким матрасом. На тумбочке — очки в стальной оправе, потёртая толстая тетрадь в кожаном переплёте, ключи от квартиры, дебетовая карта «Сбербанка» и телефон Samsung C3300 — как у моей жены, только чёрный.

Какие выводы я могу сделать из всего увиденного? Мужчина однозначно не простой: травки, жидкости, перегонный аппарат на кухне… Информации явно не хватает.

Опять же дилемма: что делать с квартирой? Неправильно, что она вот так стоит незапертая. Ладно, запру квартиру, ключи и тетрадь заберу с собой.

Если вдруг хозяин жив и вернется, то я окажусь преступником — незаконно проникшим в жилище и похитившим тетрадь с ключами. А если не вернется — стану безвозмездным пользователем.

Уходя, выключил свет в квартире, оторвал кусочек от старой газеты и вставил между дверью и коробкой. Получился импровизированный сигнализатор проникновения.

Вернулся с прогулки домой.

— Я дома.

— Отлично! Как погулял? Милый, чай будешь?

— Нет, спасибо. Я к себе — поработаю.

«К себе» — значит, на балкон. Он у меня утеплён, даже радиатор отопления выведен. Места не так много, но есть небольшой рабочий стол, компьютер, офисное кресло, раскладной мини-диванчик и жалюзи — не только со стороны улицы, но и со стороны спальни.

Рядом с диванчиком — место для курения с принудительной вытяжкой. В общем, отличный рабочий кабинет.

Первая запись в тетради колдуна

«Сегодня я впервые осознал истинную природу силы, что течёт сквозь этот мир, незримая, как дыхание ночи. Она — в каждом листе, в каждом сердцебиении зверя, в тепле человеческих рук. И я научился брать её…»

Чернила на странице будто пульсируют, то темнея, то светлея, подчиняясь ритму описанной энергии.

«Жизнь — это лишь вибрирующая нить, и я… я научился её переплетать. Сначала — осторожно, с цветами, что вянут у меня на ладони, отдавая последние капли своей жизни. Потом — с птицами, с полевыми мышами. Их сердца бьются быстрее, когда я прикасаюсь, а затем затихают, отдавая мне часть себя. Я чувствую, как их тепло вливается в мои жилы, как светлячки во тьме…»

На полях — наброски: дрожащая рука, сжатая вокруг увядающего цветка, рядом — схема, напоминающая кровеносные сосуды, но с золотистыми всплесками, помеченными как «vivere» — «жизнь».

«Люди — сложнее. Их энергия гуще, насыщеннее, но и опаснее. Однажды я коснулся старика, умирающего от лихорадки, и взял лишь то, что и так уходило… Его боль вошла в меня, жгучая, как угли, но я переплавил её, превратил в чистый свет. А потом — вернул. Его кожа потеплела, глаза прочистились. Он назвал это чудом. Но я-то знаю…»

Далее — клякса, словно перо дрогнуло от волнения.

«Эликсиры, настои, порошки — всё это лишь сосуды. Но если наполнить их не просто травами, а жизнью… Тогда они становятся ключами к дверям, которые прежде были закрыты. Я заряжаю их, как кузнец закаляет сталь. Капля моей силы — и обычная настойка тысячелистника затягивает раны за секунды. Я ещё не знаю предела. Возможно, его и нет.»

Последние строки написаны резко, с нажимом:

«Но за всё приходится платить. Когда я беру слишком много, моя собственная нить истончается. Мир вокруг меркнет, краски тускнеют… Я должен учиться балансу. Или найти источник, который не иссякнет.»

Продолжение записей

«3 октября

Вот что даёт власть над жизнью и смертью. Не духи, не заклинания, а сама суть живого, та, что течёт в корнях деревьев, в дрожи звериных сердец, в соках трав. Её можно взять. Её можно передать.