Итак, когда с внутренними врагами было покончено, настало время заняться внешними. Первым делом наш герой отправился к венгерскому королю. Тот милостиво принял его, рассчитывая, что гостя удастся убедить добровольно отдать свою корону.
«Только мы сможем защитить вас от турок, поэтому переходите под наше покровительство», — заявил венгр. Неожиданно румынский гость начал говорить нечто прямо противоположное: «Если Венгрия поглотит Валахию, некому будет защищать венгров от турок».
Все присутствовавшие ахнули, а князь невозмутимо продолжал:
«Сегодня Валахия играет роль бастиона, который защищает венгров от турок. Если этот бастион исчезнет — Венгрии придет конец (надо сказать, что впоследствии все практически так и случилось)».
Несколько оправившись от первоначального шока, король заявил, что Валахия — не такая уж могучая держава. «Зато ее народ силен и отважен!» — воскликнул князь и предложил сразиться в одиночку с двадцатью лучшими венгерскими воинами. Король обрадовался такой возможности: если сейчас удастся зарубить этого румынского гордеца, Валахия сама упадет в руки, как перезревший плод. Не тут-то было! Румынскому князю потребовалось меньше четверти часа для того чтобы справиться с противниками. Казалось, сабли его не берут (прочитав об этом, я понял, что нахожусь на верном пути). Короля эта сцена впечатлила настолько, что он не просто отказался от идеи захватить Валахию, а выдал за гостя свою дочь.
Итак, тыл был обеспечен; теперь предстояло воевать с турками. Здесь румынский князь не собирался вести душеспасительные беседы или демонстрировать свою ловкость. Он прекрасно понимал, что это ни к чему не приведет. И тогда было организовано — один за другим, в конце 50-х — начале 60-х годов XV века — несколько походов против Османской империи. Ему не удавалось сколачивать большие армии, но главной ударной силой князь считал себя.
«Могуч как лев, неустрашим, неуязвим, способен в одиночку победить сотню воинов», — так писали о князе его противники. В войске султана постепенно распространился суеверный ужас перед этим румыном. Впрочем, даже сверхчеловеческая сила князя не могла компенсировать численное превосходство его врагов. Пока он рубился с сотней турок (скорее, догонял их, потому что его боялись как огня, считая вылезшим из ада демоном), другие тысячи уничтожали его войско. В результате князь трижды возвращался с войны в одиночестве — не потому, что позорно бежал, а потому, что единственный из всей своей армии оставался в живых.
Это достоверно установленный исторический факт, на который официальные историки почему-то очень не любят обращать внимание. Впрочем, причину установить нетрудно — такой факт очень сложно объяснить. Между тем для меня он являлся лишним доказательством того, что князь обладал сверхчеловеческими способностями.
Относительно смерти румынского властителя ходят разные слухи. В соответствии с одним из них, он был заточен венграми в тюрьму, когда приехал просить у тестя подмоги, и умер там. По другой, его убили собственные подданные, подкупленные турками. Но это не так важно. Важно другое — имя этого человека. Сейчас я вам его назову, и вы о многом догадаетесь сами.
Румынского князя звали Влад III. У него было два прозвища. Одно — Цепеш. Другое — Дракула.
Что скрывал Стокер?
То, что Дракула — реальная историческая личность, известно многим. Но все почему-то считают, что вампиром его сделал писатель Брэм Стокер, посвятивший этому герою свой знаменитый роман. И вообще, вампиры — это не более чем плод воображения писателей XIX века, которым нужен был подходящий отрицательный персонаж для романов ужасов.
На самом деле такая точка зрения — достаточно глубокое заблуждение. Вампиры известны с древнейших времен. Уже в мифах ранних цивилизаций встречаются кровососущие существа, нападающие на свои жертвы по ночам. Так, в Древнем Риме верили в мертвецов, которые выпивали кровь у спящих людей. В цивилизации майя этобыли не мертвецы, а особые существа, похожие на людей, которые, впрочем, питались точно так же.
В средневековой Европе существование вампиров считалось общепризнанным фактом. Тогда же и возник тот классический образ, который запечатлел Брэм Стокер. Вампиры — это живые мертвецы, которые по ночам выходят из своих могил и пьют кровь живых людей. Укушенные ими сами становятся вампирами. Тела вампиров не разлагаются, убить их можно, вбив им в сердце осиновый кол или отрезав голову. Так, в трактате «О кровососущих мертвецах, или вампирах», вышедшем в 1707 году в Гамбурге, говорится следующее:
Вампир есть живой мертвец, душа которого за великие грехи не попала ни в рай, ни в ад и бродит по земле. Живет она в теле, которое не разлагается. Волосы его и ногти растут в гробу, щеки румяны. Ночью выходит он из гроба и ходит среди живых, выпивая их кровь. Если кто попадется на пути его, того он убивает. Простому человеку не справиться с ним ночью, ибо неуязвим он и силу имеет великую. Лишь днем, вскрыв его гроб, когда он неподвижен и беспомощен, можно убить его, если сжечь или воткнуть в сердце кол или разрубить на части. Но избегайте встречи с ним после заката!
Типичная история о европейском вампире выглядела так. Французский виконт де Мориав, прославившийся своей жестокостью, был убит в годы Французской революции. Вскоре после его похорон неожиданно умерли несколько детей. Согласно отчетам, на них были следы нападения вампира. Эти сообщения продолжались в течение 72 лет. Наконец его внук решил расследовать обвинения в вампиризме в адрес деда. В присутствии местных властей он открыл склеп. В то время как другие находящиеся там тела подверглись вполне ожидаемому разложению, тело виконта было лишено признаков распада. Лицо выглядело цветущим, в сердце и груди текла кровь, выросли новые ногти, а кожа была мягкой. Тело извлекли из места упокоения и в сердце воткнули белый шип. Хлынула кровь, и тело издало стон. Останки затем были сожжены. С того дня сообщения о необычных смертях детей прекратились.
Стокер добавил к образу европейского вампира еще несколько оригинальных черт. Например, вампир боится чеснока, омелы, креста, святой воды; не может плавать, зато умеет превращаться в летучую мышь и управлять животными. Английский писатель так описывает своего героя:
В дверях стоял высокий старик с чисто выбритым подбородком и длинными седыми усами; одет он был с головы до ног во все черное. В руке старик держал старинную серебряную лампу, в которой пламя свободно горело без какого бы то ни было стекла или трубы и бросало длинные трепещущие тени от сквозного ветра. Он не сделал ни одного движения, чтобы пойти мне навстречу, а стоял неподвижно, как статуя, будто жест приветствия превратил его в камень; но не успел я переступить порог, как он сделал движение вперед и, протянув мне руку, сжал мою ладонь с такой силой, что заставил меня содрогнуться — его рука была холодна как лед и напоминала скорее руку мертвеца, нежели живого человека. У него было энергичное, оригинальное лицо, тонкий нос и какие-то особенные, странной формы ноздри; надменный высокий лоб и волосы, скудно и в то же время густыми клоками росшие около висков; очень густые, почти сходившиеся на лбу брови. Рот, насколько я мог разглядеть под тяжелыми усами, был решительный, даже жестокий на вид, с необыкновенно острыми белыми зубами, выступавшими между губами, яркая окраска которых поражала своей жизненностью у человека его лет. Но сильнее всего поражала необыкновенная бледность лица. До сих пор мне удалось заметить издали только тыльную сторону его рук, когда он держал их на коленях; при свете горящего камина они производили впечатление белых и тонких; но, увидев их теперь вблизи, ладонями кверху, я заметил, что они были грубы, мясисты, с короткими толстыми пальцами. Особенно странно было то, что в центре ладони росли волосы. Ногти были длинные и тонкие, с заостренными концами. Когда граф наклонился ко мне и его рука дотронулась до меня, я не мог удержаться от содрогания. Возможно, его дыхание было тлетворным, потому что мною овладело какое-то ужасное чувство тошноты, которого я никак не мог скрыть.