Арн издал протяжный вздох.

— Под твою ответственность, чокнутая друидша! Хоть бы Гордевиду жить вечно! Не то Таарн ждут чересчур уж весёлые времена с таким-то главным жрецом.

Поравнявшись с Арном, я на секунду остановилась и заглянула ему в глаза. Сказала предельно серьёзно:

— Спасибо! Ты у меня самый лучший. Люблю тебя, братишка!

Он, кажется, не ожидал от меня, и даже чуточку смутился.

А меня охватило странное чувство.

Я сейчас стояла меж двух самых дорогих в моей жизни мужчин. И ни один из них не хочет убить другого. Даже барс стоит под моей правой ладонью совершенно спокойно и не пытается броситься на Арна и перегрызть глотку. Как, возможно, сделал бы когда-то. Удивительно. Странно. Непостижимо.

Непередаваемое чувство спокойствия и тихой радости, когда эти, такие близкие мне люди, рядом. Я попыталась запомнить это мгновение во всей его непередаваемой теплоте, спрятать в ту самую мою личную шкатулку с воспоминаниями, где хранились самые драгоценные.

И всё-таки долго так торчать у всех на виду было нельзя, и я снова повела прихрамывающего кота за собой. Во-первых, котика скорее лечить, во-вторых…

— Ой, кстати, у нас мясо есть, братишка? — спохватилась я.

— Шутишь? Конечно. Возьми в кладовой. А ты с каких это пор травой питаться перестала?..

— Да не мне! Этому вот… заднице мохнатой. Блудной. И где только шатался так долго, я вся извелась!

Кот принялся довольно урчать и щуриться. Можно подумать, я его сейчас похвалила.

Первым делом мы спустились в кладовую, которая в усадьбе брата никогда не запиралась, потому что не было таких людей в этом месте, которым он бы не доверял. Все они были ему лучшими друзьями, верными соратниками, почти семьёй.

Утащила толстенный кусок вяленого мяса, скормила коту под его довольное урчание. Жаль, очередную партию свежей говядины из деревни ещё не завезли, мы ждали со дня на день.

Потом — по деревянной лестнице с узкими ступенями наверх. Под конец кот уже еле тащился, но упрямо полз по неудобным для его габаритов ступенькам, то и дело используя когти в помощь.

Первое, что я сделала, это плотно закрыла за нами дверь в комнату, и для верности ещё защёлку задвинула. Так… за той стеной жилых комнат нету. Остальные стены — наружные… Наверное, можно разговаривать, если шёпотом.

Огибать кота пришлось с большим трудом — ну и громадина! Комната сразу показалась крохотной.

Я бросилась к шторам, задёрнула и их. Потом опустилась на колени перед сундуком и принялась искать там что-нибудь, из чего можно надрать тряпок на перевязки.

— Оставь. Это не нужно.

Запасная ночная сорочка Мэй выпала у меня из рук. Пальцы дрожали, я только теперь поняла, что каждый нерв напряжён так, что об меня можно кремнём искры высекать и добывать огонь.

Закрываю крышку сундука. Медленно встаю. Даю себя три счёта — вдохнуть, успокоиться, зажмуриться… оборачиваюсь.

Постепенно втягиваются под кожу остатки шерсти. Когтями он подцепляет край моего покрывала, оборачивает вокруг бёдер, не отрывая от меня гипнотизирующего взгляда. Вот уже когтей тоже не осталось и следа. Сильные мужские пальцы. Обалденные руки, рельеф которых мне снился во сне. Плечи, на которых было так удобно спать. Чумазый, лохматый, весь в крови — своей и чужой. По большей части чужой. В глазах мерцает серебро нездешних лун. И ещё что-то, непривычное. Я раньше как будто такого пронзительно-серьёзного взгляда у этого насмешника не видела.

Но боги, как же бесконечно давно я не рассматривала его вот так… Даже кажется, что я себе всё придумала, и он не настоящий. Поэтому просто стою и глупо пялюсь, и рассматриваю, и любуюсь, не делая попыток даже шаг шагнуть навстречу.

Он тоже не делает. Между нами целых три шага.

Потом вспоминаю… я же запретила ему к себе приближаться! И прикасаться к себе запретила тоже!

Какая же я была дура. Как хочется прикусить свой дурацкий язык, но не поможет — сделанного не воротишь, я же не могу теперь…

— Пр-р-роклятье! К чёрту всё, я слишком скучал.

Три его шага заканчиваются слишком быстро.

Мгновение, бросок голодного хищника, и меня впечатывают в стену.

А потом мои губы обжигает горячий, жадный поцелуй. Я всхлипываю. Я тоже по тебе безумно скучала.

Ничего больше не важно. Ничего. Никакие доводы рассудка. Я пьяна этим поцелуем, его запахом — наконец-то я чувствую сводящий с ума запах его кожи! — его торопливыми хаотическими прикосновениями. Как будто тоже пытается меня ощупать и убедиться, что я тут, я рядом, и полностью в его власти.

Но, кажется, меня сейчас разрывает ровно такая же потребность.

Поднимаю руку, чтобы коснуться его волос. Он воспринимает это как попытку добычи сопротивляться, перехватывает мою ладонь, сплетает пальцы с моими, властно прижимает к стене. Другой рукой надёжно фиксирует за талию, чтоб не сбежала.

Отрывается от моих губ на мгновение.

— Прости, малышка! Я помню все твои запреты. Но сразу после оборота не очень хорошо себя контролирую, ты же помнишь, — хитро сверкает серебро глаз, и нахальные губы впиваются в меня снова.

Я растекаюсь по сильному мужскому телу. Льну к нему как вьюнок, оплетающий стебель другого растения. Зортаг ворчит довольно, перемещает руку мне на бедро, вжимает в себя ещё крепче.

Зортаг…

Зортаг?..

Я впервые вот так, пусть и мысленно, просто назвала его по имени.

Сознание уплывает вместе с пониманием, что я, кажется, забыла что-то важное, что собиралась сделать. Что-то неотложное… Ах да!

Пользуясь моментом, что горячие губы сместились мне на шею, впились в беззащитное горло, я пытаюсь как-то оттолкнуть. Не особо успешно, правда.

— Тебе… надо немедленно перевязать раны!..

— Царапины… эти котята совершенно разучились драться… привыкли тут кур охранять…

Эта бравада меня не обманет. Я прекрасно знаю, что каждый из барсов моего брата — великолепно тренированное чудовище, специально воспитанное, чтобы носить своего седока на поле битвы, а при необходимости и загрызть его врагов.

И мой кот надавал по мордам сразу четверым.

Но всё-таки…

— У тебя кровь! Рана на плече, если не перевяжем, может загноиться! И чем ты меня будешь тогда обнимать⁈

— Аргумент, — смеётся Зортаг и наконец-то выпускает меня из цепких лап. Так, что я хотя бы могу отдышаться.

— Погоди минутку, я сейчас найду, чем перевязать…

Мысли путаются, щёки горят, косу мне всю разлохматили жадными пальцами, и я совершенно потеряла способность связно мыслить. Что делать в первую очередь?.. Гордевид же учил меня всяким лечебным травам и снадобьям. Где бы нужное добыть, я вроде бы видела у Мэй запасы разных…

— Говорю же, в этом нет необходимости. Пара заживляющих заклятий, и буду как новенький.

Он по-прежнему стоит слишком близко — ближе, чем может вынести моё самообладание. Я так привыкла к нему невидимому, что теперь эта зримая воочию близость крупного и мощного мужского тела завораживает и безумно смущает. Я одновременно пытаюсь прятать и отводить глаза… и тайком разглядывать каждую чёрточку и каждую деталь этого тела. Непреодолимый магнит для глаз, мой блудный кот.

Поражает меня до глубины души в очередной раз.

С кончиков его пальцев срываются вереницы золотистых искр.

И царапины от гигантских когтей на теле затягиваются прямо на глазах. Я прижимаю ладонь к губам. Зортаг тихо поясняет, пока его пальцы небрежно делают всю работу:

— Полезное умение. Жаль, в кошачьем облике не получается колдовать. Так что при желании меня в нём и убить можно. За всё надо платить, увы. Смена облика даёт неузнанность, неутомимость, силу, острый нюх и зоркий глаз. Но и уязвимость тоже.

А я слушаю его и думаю. Вот же глупый, кто ж о таких вещах рассказывает! Потом понимаю, что это знак доверия мне. Очередной. После имени. Странное тепло растекается по сердцу, и хочется улыбаться.

И ещё понимаю, что мы впервые снова разговариваем с ним как нормальные люди — впервые спустя долгое время. Рядом со мной больше не пустота. И к такому нему, к его глазам, к его рукам, его коже под пальцами мне теперь привыкать заново. Признаюсь шёпотом, потупившись: