— «У представителей ресторанного бизнеса в настоящий момент возникли перебои с получением муки, оливкового и сливочного масла от постоянных поставщиков», — прочла Элизабетта. — «На эти продукты, а также рис и макароны введена продажа по карточкам. Наша главная проблема сейчас — добиться у постоянных поставщиков муки по разумным ценам. Италия всегда в изобилии выращивала пшеницу для производства муки. Возможно, вам уже известно, что правительство разработало план по заготовке продукции, согласно которому фермеры — производители пшеницы передавали ее в центральную организацию, а та следила, чтобы продовольствие распределялось равномерно…»

— То есть равномерно распределялись взятки… — вмешалась Нонна, и все рассмеялись, а Элизабетта продолжила:

— «Фермеров отправляют воевать, их хозяйства закрываются, страдает производство продуктов. Люди в провинции голодают. — Элизабетте было обидно за свою страну, которая славилась своей едой. — Поставки пшеницы и муки сокращаются, что сказывается на нас. Существует черный рынок, но нам он не подходит, поскольку в ресторанах требуются большие объемы. Цены совершенно нелепые, например: мука — 260 лир за килограмм. Сахар — 450 лир. Масло — 700 лир. Масло — 800 лир. Пармезан — 600 лир. Соль — 350 лир. Рис — 250 лир. Яйца по 15 лир за штуку».

Нонна фыркнула, а прочие дамы покачали головой. Малыши на коленях у матерей хлопали ладошками по скатерти или играли с салфетками.

— На последнем собрании вам раздали список поставщиков, цены которых в «Каса Сервано» считают самыми невысокими, это надежные партнеры. Не стесняйтесь к ним обращаться. Итак, по прошлому заседанию все. Переходим к следующему… — Услышав звук открывающейся двери, Элизабетта замолчала и подняла голову. Она удивилась: в ресторан вошел Беппе Террицци.

Его крупная мускулистая фигура заслонила дверной проем, залитый солнечным светом, телосложением он напоминал Марко, только более взрослого. Все женщины уставились на него, привлеченные мрачным обликом сильного мужчины. Элизабетта сразу же поняла, что нравилось в нем ее матери, ведь она сама любила в Марко то же самое. Эта мысль ее встревожила, и она склонилась над пишущей машинкой.

Нонна кивнула ему в знак приветствия.

— Ciao, Беппе. Давно не виделись.

— Да уж, Джузеппина. Я тут услышал о вашей встрече, так что решил к вам присоединиться, помочь, чем смогу.

— Хорошо. Не стесняйся, присаживайся.

— Спасибо. — Беппе взял себе стул и устроился во главе стола, напротив Нонны.

Нонна указала на него.

— Дамы, познакомьтесь с Беппе Террицци, хозяином бара «Джиро-Спорт» с острова Тиберина. Представьтесь и назовите свой ресторан.

— Я Изабелла, из ресторана «У Франко», — начала одна из дам, и Элизабетта окунулась в свои мысли. После своего дня рождения она не виделась ни с Марко, ни с Сандро и отодвинула обоих на задворки памяти. Она всех вокруг расспрашивала, известно ли им о том, как фашисты сломали ее отцу руки. Никто ничего не знал, даже Нонна.

Наконец со знакомством было покончено, и Нонна обратилась к Беппе:

— На прошлой неделе я раздала всем список добропорядочных поставщиков, с которыми я сотрудничаю. Непременно передам тебе такой же.

Беппе поднял бровь:

— Ты делишься своими поставщиками с конкурентами?

Нонна недоуменно моргнула:

— Мы друг другу не конкуренты. Мы переживаем взлеты и падения вместе. Надеюсь, на следующее собрание и ты принесешь нам список своих поставщиков.

Беппе с невозмутимым видом кивнул.

— Итак, есть ли у вас какие-то новые идеи? — Нонна оглядела собравшихся.

— Я кое-что придумала, — сказала Гайя, юная темноволосая женщина, которая держала на коленях малыша. — Вот кое-какие объявления… Сдается мне, они привлекут к нам клиентов.

— Великолепно, — улыбнулась Нонна, а остальные закивали.

— Я напечатала для всех. Мой дядя работает в типографии, он сделал их бесплатно. Я покажу… — Гайя порылась в большой сумке, достала стопку листков и продемонстрировала один из них. Negozio ariano, или «Арийское заведение», — гласила надпись, означавшая, что ресторан принадлежит не евреям.

Элизабетта перестала печатать.

Нонна кашлянула.

— Я никогда не повешу такое объявление на окно. Это оскорбительно. У нас в Трастевере много евреев.

Гайя нахмурилась:

— При всем уважении, я все же ее у себя повешу. Кто-нибудь хочет взять листовку бесплатно?

Леандра подняла руку.

— Мне дай, пожалуйста. Семья для меня важнее.

Изабелла тоже подняла руку.

— Мне троих детей нужно кормить. Сейчас не до щепетильности.

Джианна кивнула:

— Я возьму два объявления, одно для себя, второе для соседки. У нее магазин платьев.

Нонна подалась вперед, положив на стол искореженные артритом руки.

— Дамы, подумайте хорошенько. В Трастевере живут художники, музыканты, писатели — это настоящее прибежище людей искусства. После выхода расовых законов евреям пришлось туго. Им запрещено работать на радио, в театре, трудиться музыкантами или выполнять частные заказы. Нельзя пользоваться учебниками, которые написали авторы-евреи, картами, которые начертили евреи. А ведь они наши соседи, наши друзья.

— Верно, — кивнула Элизабетта.

— Конечно, ты с ней согласна, ты же у нее работаешь, — усмехнулась Гайя, баюкая малыша. — Не мы писали эти законы. Нам нужно работать.

Нонна, не скрывая досады, поджала губы.

— Когда я основала этот союз, я хотела спасти Трастевере, а не только наши рестораны.

— Если мы выживем — выживет и Трастевере, — огрызнулась Гайя.

— Нет, — нахмурилась Нонна. — Стоит смотреть дальше своей тарелки. Община состоит из людей, всех людей.

Гайя пригладила волосы своей малышки.

— Джузеппина, все знают, что у тебя в этом районе много домов. У тебя всегда будет крыша над головой. У меня дела обстоят иначе.

Женщины за столом закивали в знак поддержки.

— Se posso…[99] — начал было Беппе, но все женщины посмотрели на него, поскольку он был известен как видный фашист. — Мне листовка не нужна.

В итоге все хозяйки ресторанов разобрали листовки. Единственными, кто остался в стороне, были Нонна и Беппе, которые обычно друг с другом не соглашались.

Только к концу дня у Элизабетты появилась возможность подбить итоги собрания. Она сидела за «Оливетти», но не могла перестать думать о Беппе Террицци. Элизабетте казалось, он все еще рядом, призраком сидит во главе стола и выглядит живее живого, ведь его жизнь тесно переплелась с ее собственной. Она размышляла, долго ли продолжался его роман с ее матерью, занял ли он какую-то часть ее детства. С чего все началось и чем закончилось. Вряд ли она когда-нибудь узнает.

В зал вошла Нонна с сумочкой в руках и бумажным пакетом, от которого распространялся рыбный запах.

— Ты не закончила? Пора домой.

— Пока нет.

— Долго еще? — Нонна заглянула на отпечатанную страницу. — Да ты и не начинала. Чем ты тут занималась?

— Я отвлекалась. Задумалась о собрании.

— О тех мерзких листовках? — Нонна уселась на стул, поставив поклажу. — Слабых полно, сильных — не хватает.

Элизабетта и раньше много раз слышала, как она это говорила.

— Антисемиты существовали всегда — как блохи. И те и другие мелкие и безмозглые. В жизни у них нет другой цели, кроме как мучить тех, кто лучше них. Молюсь, чтобы однажды мы от них избавились, а до той поры нам остается лишь смотреть в оба, чтобы они к нам не лезли.

— Странно, что Беппе пришел на собрание.

— О да, — хитро усмехнулась Нонна. — Бедняге пришлось со мной согласиться, его это едва не прикончило.

— Он согласился, потому что дружит с Массимо Симоне, отцом Сандро.

— Нет — потому что я права, — фыркнула Нонна. — Красавчик Беппе Террицци. Ты видела наших дам? Только те, кто кормил грудью, не захлебнулись слюнями.

Элизабетта хихикнула: