Он окончательно дал понять, что разговор окончен.

– На этом, думаю, всё. Спасибо за обратную связь. Вы смогли пополнить картину событий.

Следователь поднялся, едва заметно поклонился и удалился, не обронив больше ни слова.

«Пу-пу-пу», — мысленно подытожил я, провожая его взглядом.

***

[u1]Слияние сознаний

Что ж, информация получена. Главное – со всеми детьми всё хорошо. Клименко жив, здоров и, безусловно, герой в моих глазах. Мои друзья – Антон и Макс – в порядке, Софья тоже. По-настоящему жаль ее. По-человечески. Она такое пережила... А Миллер, получается, был ее опекуном?

Эта мысль вновь всколыхнула вопросы. Что теперь с ее настоящими родителями, если они были? Как пережитое скажется именно на ней? Сможет ли она вообще вернуться к нам, учиться здесь? Слишком много неопределенности.

Мы провели короткий разговор с родителями, наполненный нервным облегчением. Я поспешил их успокоить, заверив, что со мной «всё в порядке». Родители обнимали меня слишком крепко, заглядывали в глаза, словно пытаясь прочесть правду, и настойчиво уговаривали быть осторожным. Отец всё еще выглядел измотанным и косился на меня с той же скрытой тревогой, что и при следователе. Я чувствовал, как он хочет спросить о чем-то еще, но сдержался. Их реакция была смесью искренней заботы и неловкости – ведь они тоже понимали, что едва не потеряли меня, несмотря на все заверения о безопасности.

И было от чего ему негодовать. Отец то привык говорить о моей постоянной безопасности и тотальном контроле над ситуацией, а в самый критический момент не смог помочь.

«Ну что, Господин Владислав? Расхлебывай теперь сам», – словно подсказала язвительная мысль, возможно, не совсем моя. – «Не так-то просто держать всё под контролем, да?»

Хотя... это просто я вредничаю. Если смотреть объективно, все действительно куда лучше, чем могло быть. Я жив, цел, и, кажется, даже не получил серьезных повреждений (кроме странного ожога на груди).

Но меня не оставляла мысль о том, что следователь получил далеко не всю интересующую его информацию. А если так, то это означало одно: скорее всего, за мной начнут наблюдать.

Наконец, они оставили меня одного в палате. Я спустился с капсулы и пересел на обычную кровать. Мне предстояло выписаться уже завтра и провести неделю-другую дома – младшее звено академии отправили на досрочные каникулы. Поделом им, пожалуй. Забавно, как именно они будут извиняться за случившееся?

Теперь, когда я один, ничто не мешает попытаться произнести то самое слово. Я собрался с духом, мысленно воспроизвёл интонации и то странное ощущение от "третьего голоса"... и решил попробовать сначала шепотом.

— Вельзевул, — прошептал я.

Ничего. Абсолютная тишина в ответ. Странно... Может, надо громче?

— Вельзевул! — произнес я нормальным голосом.

Снова ноль реакции. Ни звука, ни ощущения. Ладно... Может, дело в силе? Или эмоции?

— ВЕ́ЛЬЗЕВУ́Л! — почти выкрикнул я, вкладывая все напряжение и отчаяние, накопившиеся за последнее время.

Гробовая тишина. Ни в голове, ни в теле. Полная неудача.

Ладно. Не сработало. Что-то упущено в моих расчетах. Или, возможно, для этого требуется намного больше времени.

А вдруг нужно было произнести его сразу после той, первой просьбы, не откладывая? — Я мысленно обратился к невидимому источнику голоса, — Попроси меня еще раз... Скажи мне снова!

...И вновь ничего. Ни малейшего отклика.

Хорошо. Буду наблюдать. Нет смысла зацикливаться на этом прямо сейчас. Похоже, это более сложный вопрос, чем казалось.

***

Ночь. Меня резко вырвало из сна сильное жжение в груди. Оно пылало точно там, где остался странный знак. Боль была не просто острой – она свербела, горела, ныла, ощущалась одновременно на коже и где-то глубоко, иррационально – в самой душе. Непонятная, чужая мука.

И тут снова Он. Это было безошибочно, это реально был тот третий голос!

«Скажи...»

Тень команды, отголосок того требования, что уже звучало.

«Вельзевул».

На этот раз никаких колебаний. Ни раздумывая ни минуты, я почти выдохнул, почти вскрикнул – вся боль и ожидание слились в этом звуке:

— ВЕ́ЛЬЗЕВУ́Л!

Мир взорвался. Не реальным взрывом, а бурей в сознании. Перед глазами вспыхнула безумная, калейдоскопическая рябь непонятных символов, пляшущих иероглифов, искаженных знаков. Образ мира рассыпался на мириады этих мерцающих "мошек". Голова закружилась до тошноты, зрение мгновенно потеряло всякую четкость, оставляя лишь этот пульсирующий, неистовый вихрь.

А в голове... в голове взвыл набат. Обрушилась лавина звуков – обрывки фраз, слова, предложения, звучащие на сотнях разных языков, сменяющиеся синтетическими интонациями, искаженные, звучащие с разной силой, перекрывающие друг друга. Какофония, с каждым мгновением набирающая мощь.

И сквозь этот хаос, ритмично, настойчиво, пробивалась одна и та же фраза:

С̸̧̱͓̟̠̪̗̻̺͖̩̺̀̂ͨ̌̆͌̌͐̋͗͋̇̓̑̀̕͘͝В̷̞̤̺̫̭͓͚͈̤̃́̓̐̌͌ͣ͠Я̷̧̛̝̮͔̳̦̠̬̆̋̽̒ͫ͒́̃̊̎̄̃̚͝З̴̸̶̭͌ͧ̇́͆ͧ̓ͯͩ̕͘Ь̴̵̢̛̬̭̼̱̝̭̑́͑́ͨ̐ͧͧ͞_̨̢̼͇̹͒͆ͯ̐ͩͫͮ͢ С̧̩̭̞̮ͦ̆͑̆ͭ́̿̈́͠_̱͓̰̻̆ͧ̅̌͋̐͟ Н̶̧̛̥͖̠͚̣̲̗͔̠͕̘͚͚͍̱͎̮̖ͦ̃ͧͨ̈́ͦͤͭ̄̏ͣ̔ͣ̑ͭ̕͢͜ͅО̷̵̛̛͇͈̹͉͖̠̩͇̤̭͔͒̎ͨ̑̽̈͛̾͆ͪͥ̃̉ͨͯ͆̄ͥ̊̈́̏͑ͫ͠͠ͅС̵̢̩͚͓̟͚̼̬͚̲̖͔̋ͦͦ̆ͦͣ̋͆̀ͬͧ̍͊̂͗̿ͫ͒͑̋̃ͯ͊̊͐͘͟͡͠Й̢̤̻̣̫̯͇̘̭̒ͥ̍͟͢͟͟Т̃̃̿͜Е̵̨̨̩̖̩̣̻̹͍͔ͥ̏̅́ͩ͐̆͒ͥ̅͟Л̴̸̨̢̡̮̣̺͚͕̱͇̓ͫ̒̈́̑̏͑͛ͩͦ̋͆ͯ͗͘͘̚͟͝ͅЕ̨̢̦̳̠̹͎̪͉͍̻̤͙̘̜̤̌͑̐͆ͦͬͨ̈́̎͂̇̕͠͞М̬̳ͩ

С̭̙̹̲̠͎͔̯͕̾ͣ̄́̾̋̈͠͠͠в̄͝_̴̦̜̖ͣ͆ͬ̎_̶̢̺͈͍̭͔͖͙̥̿̅͒̇̌̔̈́͑̓͆̍̆̉̋̓ͪ̑ͫ̕͢͡͠Я̶̸͎̲̦̩͎͚͂̈́ͭ̆̓̿͛ͣͩ́͘͟͝з̧̢̲͕̻͉͎͓̣͓̠̼̐̀̂̉̌ͣ̈́̄́ͬͦ̓͘ͅЬ̧̗͔̜̺͓͓͎͓̲̆ͥ̂͐̆͂ͣ̒ͯ̅ͨ͗͊̐̏ͦ͘͢ с̸͇͔͑͋ͭ̑͞_̸̢̮͓̣̪͇̟̙̱̮̠̈̎̽͂̅̾̂ͭ̈́̊ͧ̆ͮͭ̐̓ͤ̾͘͟ͅͅ Н̸̵̷̛̦͕̳͓̦̞̤̪ͮ̃͌ͪͫ͆͆͒̌͑͊͆̃͋ͣ̚ͅ_̷̙̦̜̱̭̹͕̔̒̂̕ӧ̴̷̦̰̥̼̝̓̀͐̓̈́͠͡͠ͅС̸̷̩̱̜̳͍ͤ͛̾ͭ͒̔ͧ̽̈ͪ͂͊̚__̛̣̝͕͔̱̊ͤ̈́̓̈́̈̔͡и_̷̸̴̷̢̫̪̜̮̱̝̱̗ͧ̽ͭ̐ͩͩ͘͞͡ͅТ̵̧̧̧̤̥̝̥̬͕̻͖͚̮̦̘́̏̂̾͛͐ͦͬ̊͌̀̑̂ͥ͐̄̄̚͠͝͝ͅе̧̜̤̤͌͑͊͐͟͝_̺̯̪ͩͧ̉̍ͯ_̧̖̙̳͇͕̰͍̀͛̉̉̌̉̔͞͡͡Л̸̶͓̼͇̰̣͉̖̠̦̔̀͛͒̔́́ͮ̉ͬ̓̽̊ͫ͐͘͝ͅе͉͓̩͔̯̏́ͫ̾̾̑͠М̸̷̴̡̛͕͕̜̮̺̪̗̜͙̹͍͉̝̥̫̹̥̣̱̻͎͍͊ͣ̿̔̉ͬ̌͂ͤ̅̒̒̈ͯ̇̉ͬ͢͞ͅ

С̢̢͍͈͕̥̖̪̽͌̃ͩͭͯ͑̔̕͠в̧̜̭̪̹̦͕͔̘͚̼̖̱̤̖̗̗̈́̔͗͗͂ͭ́̽̌̐̉ͥ̓́́͞ͅЯ̸̸̸̶̸̜̲̪̘̤̲͈͖̭͈̟̰͕̇̽ͬͪ̈́͑̉͛ͥͪ̄ͦ̎̓̚͞ͅ_̞з̸̨̜̱̲͙̥͇̼̘̙̰̿̄ͥ̾̆͗͛́̽̈́͗͗͊ͣ̊̕͢͞͠Ь̞̒̏̈͢ с͚͕͈̰̬̜̤ͥͥͧ̆ͫ͆̏ͦ̏ͦ͂͘͟͠ Н̷͖̱̰̺̫͙͓͇̬̬̪͔͖́̀̿̂́ͫ̈́ͧ̋̐̿̌̒̽͌͂͘͝ͅ_̪̩̽͋ͦ͡ͅо̦̟̯̆ͮ̍͑̚͠Сͧͦи̵̸̢̡͖̠͉̜̭͕ͫͬͣͣ͐̅ͮ͊͒͟Т̧͚̾̀̌̓ͤ̌_̸̧̘̻̤̦̓ͣ̽ͩ̋ͦ̒͆́ͯ̔͗ͪ̕̚е̴̴̹̭̜̺͈̫͓̰͚̞̭͖͍͇̬̙ͨ̔̅̽̋̈ͨ͋ͫ͛̇̍̓̚͟͢͢͢͢͡_Л͍͖͙̦͕̮͚̻̝̖͈̂ͣͪ̋ͥͩͣ̓ͦ̽̑ͣ͛̋͜͟͢͢ͅе̡̗͓̱̟̦͔ͥ͒ͪ́̅͌̎̔̔̑͆̃̅̕͡͠М̵̷̨̨̛̪͕͓ͭ̐ͭ̑̆̈́ͣ̈̄̆ͤ͛̆͌́̚͜͡

Св҉яз҉..҉.ь҉..҉. со҉зн҉ан҉ие҉..҉. со҉ед҉ин҉ен҉ие҉..҉.

СвЯзЬб С Носитеплем

Постепенно хаос начал обретать структуру. Звуки не исчезли, но стали другими, понятными. Как будто не мир вокруг, а мое собственное восприятие подстроилось под этот безумный поток. И та навязчивая фраза наконец прозвучала ясно, без искажений:

Связь с носителем.

И тут понимание вспыхнуло. Не моя мысль, а Его знание пронзило сознание.

Язык подобран. Соединение установлено.

Настройка визуальных аудиовизуальных каналов...

В голове эхом прозвучали эти слова – уже не просто мысль, а невероятно глубокий, многослойный звук. Не пугающий приказной голос, что звучал ранее, и не тихий шепот первого зова. Этот был каким-то осознанным, что ли. Будто сознание живо и обращается ко мне, брр.

"Кто ты?" – с трудом сформулировал я мысль, пытаясь пробиться сквозь остатки символьного шторма перед глазами.

Ответа не было. Вернее, ответ пришел не в виде слов, а в виде потока информации, упорядоченного, логичного, но несущего в себе нечто совершенно чуждое моему пониманию. Мое сознание приняло его как "голос", чтобы хоть как-то воспринять.

Мы – Лик. Инструмент. – прозвучало в голове.

Инструмент? Для чего? – настороженность нарастала. В этом "голосе" не было враждебности, но и не было ничего человеческого. Какие-то блин механические интонации. Как программа Джарвина из того же Тони Карка. Только мысленная.