Я пытался вяло оправдываться, получалось у меня плохо, но в конце концов я сумел её разжалобить.

— Хорошо, — ответила она, — Нам поступил заказ от партнёров. Там простая съёмка в рекламе. Все остальные наши айдору заняты более важными проектами, так что оставлю это тебе.

Я клятвенно заверил Намию, что всё сделаю в лучшем виде. К тому же это будет хорошая практика для Томоко. Но судя по её скептическому выражению лица — поверила она не до конца. Или же эта съёмка подразумевала очередной подвох?

Зато Томоко откровенно обрадовалась возможности сменить обстановку. После вчерашнего скандала во время прослушивания она всё ещё оставалась немногословной, но услышав про съёмки, хотя бы начала улыбаться.

На выходе из офиса настроение мне испортил Гурудзи. Прогнивший монах поймал меня в коридоре и прочёл целую лекцию о необходимости спасти Химефу. Со страдальческим лицом я всё смотрел на часы, а Гурудзи всё требовал и требовал, чтобы бы я бросил всё и бежал за ним непонятно куда.

— Я уже подготовил, — рассказывал он. — Оказалось, брат одного из наших прихожан работает в той больнице.

— Какой больнице?

— Химефу госпитализировали. Ты что не слушал? Это была попытка суицида. Причём она была пьяна и не только пьяна, представляешь? Теперь официально.

Его нездоровая фиксация на Химефу начинала меня раздражать. Да, это было весело и прикольно в школьном возрасте, когда нам обоим было нечем заняться, но сейчас это увлечение начало принимать какие-то нездоровые формы.

— И что ты подготовил? — недовольно спросил я.

Гурудзи заговорщически улыбнулся.

— Мой дядя проведёт нас внутрь как журналистов. У него есть договорённости с руководством. Тема обещает быть скандальной, так что сам понимаешь…

— А дальше?

— А дальше мы проберёмся к ней в палату и попробуем её спасти.

— Спасти от чего? — Не выдержал я.

— От этой проклятой и забытой богами индустрии. Или ты ещё не понял, где работаешь?

— Я всё прекрасно понял. А теперь извини, но мне нужно бежать.

Скрыться у меня не вышло. Гурудзи крепко схватил меня за лацканы пиджака.

— Обещай, что обязательно мне сегодня поможешь.

Я вздохнул. Честно говоря, тащиться в какую-то больницу ради какой-то популярной идору мне абсолютно не хотелось. К тому же у меня была работа и я был основательно занят.

— Мы же разделили сферы влияния. Химефу на тебе. Работа — на мне, — буркнул я. — Когда закончу со съёмками, то наберу.

— Обещаешь? — Гурудзи смотрел на меня как побитая собачка.

— Посмотрим, — соврал я, отчего на душе мне сразу стало дурно.

К началу съёмок мы в очередной раз опоздали. Хоть убей, но никак не понимаю, как в Токио можно куда-то успеть в час пик, даже на личном автомобиле? Впрочем, я не особенно расстроился: к роскоши привыкаешь быстро. Пока мы ехали, я попытался расспросить Томоко, чем занимается её отец и откуда у неё личный водитель: эта тайна начала меня изрядно тревожить, но Томоко соблюдала конспирацию и рассказывать о своём прошлом не собиралась, притворяясь ветреной скучающей девицей, которая мечтательно смотрит в окно. Я быстро понял, что затея не выгорит, убедился в полном отсутствии писем на почте и занялся единственным доступным мне развлечением: считать идущих по улице девиц в зелёных костюмах.

Съёмки проходили в очередном пыльном ангаре: пока я бегал по площадкам, я успел таких навидаться, и эта конкретная едва ли чем-то отличалась от прочих, кроме очередных кислотных декораций. Зато Томоко смотрела вокруг широко распахнутыми глазами и, кажется, откровенно нервничала.

Внутри ангар оказался забит разноцветными «тропическими» декорациями, съёмочной аппаратурой и множеством людей. Мой намётанный взгляд выхватил парочку менеджеров и несколько известных айдору, которые всё никак не сходили с экранов телевизоров: Мика-тян, группа «Bang the dream!» и несколько айдору-блогерш, между съёмками двигающих рекламу косметики. Мне сразу же захотелось броситься к коллегам и узнать последние новости индустрии, но я быстро взял себя в руки. Во-первых, у меня тут работа, сказал я сам себе. Во-вторых, у менеджеров был слишком занятой вид, и вряд ли они поддержали бы мой порыв.

Связующим лицом оказалась уставшего вида девочка, которая представилась «Кэдо-сан, помощница режиссёра», коротко поклонилась, едва не уронив при этом очки, и повела по пыльным коридорам к упомянутому режиссёру. Им оказался весьма импозантный мужчина среднего возраста. Он был на голову выше всех остальных и напоминал бы известного баскетболиста, если бы не абсолютно бледная кожа, чёрный кожаный плащ и чёрные зеркальные очки. Я так и не понял, как он в этих очках что-либо видел — в ангаре было потрясающе темно, а свет был направлен только на сцену, но темнота, казалось бы, его абсолютно не смущала.

Режиссёр уставился на меня с подопечной и рассматривал больше минуты. Судя мучительному выражению его лица — он всё не мог понять, кто мы такие и зачем отвлекаем его от каких-то важных дел?

— Рюичи Хошино, Шайнинг-стар, — нарушил молчание я. — Нас направило к вам руководство и была предварительная договорённость…

По лицу режиссёра промелькнуло что-то вроде осознания.

— А, именно вас мы и ждём. Пойдём дорогуша, — он широко улыбнулся и подхватил Томоко под руку, — Тебе ждёт очень важная и нетривиальная роль. Знаешь, — сказал он как бы по секрету, — Для этой роли мне приходится подбирать уже пятого человека. С этими кретинами невозможно работать!

Я засеменил следом. Рассказы про сложность роли меня немного насторожили. Обычно за этим не скрывалось ничего хорошего. К тому же Томоко с очень большим трудом тянула на хорошую актрису. Но всё оказалось не так плохо. По пути режиссёр прочёл нам целую лекцию об авторском замысле, откуда я сумел выхватить, что снимаем мы рекламу новой линейки фруктового сока, где моей подопечной отведена роль госпожи Лимон. Это меня вполне успокоило. В тот момент я был уверен, что уж со второстепенной ролью фрукта она справится.

Как бы не так. Томоко и в этой ситуации умудрилась меня удивить. От неё требовалось всего ничего — когда главные фрукты, которые изображали известные айдору, заканчивали танцевать, то на первый план выходила она, делала неуклюжий книксен и представлялась госпожой Лимон.

Уж не знаю в чём была проблема, но мы переснимали этот дубль потрясающе долго. Настолько долго, что я даже успел устать и отправился подкрепиться к столу с напитками и сэндвичами. Когда я вернулся, то всё шло по-старому. Режиссёр ужасно сердился и кричал. Его послушать, так на роли госпожи Лимон не то что рекламный ролик держался, а вся японская киноиндустрия. Томоко же своей игрой оскорбляла искусство, богов и чувство прекрасного всего человечества.

Всё происходящее меня основательно удивило. Причём настолько, что мне даже показалось, что у режиссёра к нам или к нашей компании что-то личное. Никаких других для такого гневного поведения я не видел. Да, играть Томоко не умела, но её роль никакой игры и не предполагала. Там негде было ошибиться. Зато все приказы и распоряжения она выполняла тщательно, а выглядела в своё дутом жёлтом костюме не хуже других, да и в остальных аспектах от массовки тоже не отличалась.

Мне уже начало казаться, что отправляться на эти съёмки было плохой идеей и я уже начал прикидывать разные способы под благовидным предлогом сбежать, но ничего дельного мне в голову не пришло. Режиссёр же, накричавшись до хрипоты, объявил наконец перерыв. Томоко в жёлтом костюме госпожи Лимон бросилась на улицу, а я же бросился за ней.

На улице было пасмурно и явно собирался дождь. Впрочем никого это не смущало. Уставшие работники разбрелись по небольшому дворику и принялись остервенело курить. Причём все сбились по своим кучкам. Техники с техниками. Менеджеры с менеджерами. Режиссёр расположился на скамейке со своей помощницей и только моя Томоко осталась одна. Я отправился к ней, но меня остановил звонок на телефон. Когда я его доставал, то ожидал очередную выволочку от Намии, но реальность оказалась более прозаичной — звонил мне Гурудзи. Отвечать я не стал — скинул и отправил СМСку, что перезвоню.