— Истории? Конечно, умею. Я всё-таки профессионально литературой занималась. Какую историю вы хотели бы услышать, Хошино-сан? Старую добрую Красную шапочку — «Das Rotkäppchen», или «Die tote Braut» про Мёртвую невесту? Или то, что я сама сочиняла? Например, про призрачный замок: «Die Gespensterschlosserschauerlichkeitserzählung», в которой…
— А ну стой! — закричал я. — Накладываю мораторий на немецкие слова. Когда ты их кричишь, то напоминаешь одного нашего общего знакомого. Тебе же не хочется быть похожей на…?
Томоко тут же смекнула, о ком речь, и принялась громко ругать Джеймса, перемежая японские ругательства с сожалениями, что на немецком непременно звучало бы лучше. Я позорно сбежал в другую комнату и уселся с телефоном в руках дожидаться, пока моя подопечная успокоится.
— Намного лучше, — сообщила она, выходя со склада. — Правильно говорил мой психолог: хочешь сказать гадость про кого-нибудь, так скажи. Держать же гнев в себе означает разрушать себя саму изнутри. Так о чём вы там хотели поговорить, Хошино-сан?
— О том, что пора перестать мыть полы, Томоко-сан, — уверенным голосом я определил повышение моей подопечной в ранге. — Пойдёмте-ка, посмотрим один стародавний концерт.
Я включил «Легион угасших голосов», устроился поудобнее и принялся смотреть. Когда видео закончилось, я принялся объяснять Томоко, что хочу сделать вместе с ней новую группу, которая будет похожа на то, что мы сейчас увидели — и совершенно не похожа на то, что творится на сегодняшней айдору-сцене.
— Давайте прямо, Томоко-сан, — сказал я. — Вы не похожи на задорных девочек вроде Мориямы или кого-нибудь из популярных звёзд вроде Химефу или Мика. Этот образ вам совершенно не подходит. Не верите мне — спросите у кого угодно.
— Вы позвали меня, чтобы оскорблять? — жалобно спросила она.
— Напротив! — раззадорился я. — Быть другой не преступление. Это просто свидетельство, что к вам нужен особый подход. Вы спросите: какой? А я вам отвечу, Томоко-сан. Давайте мы сделаем из вас не айдору, а анти-айдору. Вы не станете петь весёлые и задорные песенки, а, напротив, грустные, лиричные и очень трагичные баллады с плохим концом. Не просто плохим — ужасным концом, чтобы люди в зале рыдали от страха и проклинали несправедливость судьбы.
— Но я же… хотела приносить людям добро, — растерялась Томоко. — Принцесса Июнь — добрый персонаж. Я люблю людей…
— Кого? — настаивал я. — Фанатов Stray cats, которые накинулись на вас за слишком дорогое платье? Джеймса, который предложил вам сниматься в фильмах для взрослых? Ю-тян, которая пообещала вас прирезать за то, что вы позволили себе закурить сигарету в её драгоценном офисе?
— Она не обещала меня прирезать, — возразила Томоко. — Но она была очень недовольна и наговорила гадостей.
— Странно, а меня она хотела прирезать, — пожал я плечами и нагнулся поближе к Томоко: — Может быть, и меня вы тоже любите? Человека, который поиздевался над вашей драгоценной мечтой, заставил другую девушку исполнить предназначенную для вас роль, а потом принялся тиранить и отправил работать на самую грязную работу вместо подготовки к концерту? Разве вы не хотите, Томоко-сан, чтобы все эти люди, и он в том числе, страдали?
Томоко посмотрела на меня, как на умалишённого. Затем, когда она поняла, что я не шучу, её глаза заблестели, из них потекли слёзы, и она принялась растирать их рукавом, превратив свой чёрный макияж в облако грязноватых пятен. Я подумал, что она снова убежит и запрётся на складе, но Томоко вскочила и громко засмеялась, отчего мне стало жутко:
— Вы серьёзно, Хошино-сан? Серьёзно? Хотите, чтобы люди рыдали, глядя на меня, и считаете, что это хорошая идея?
— Абсолютно, — сказал я, поднимаясь и глядя ей в глаза. — Это горькая правда, Томоко-сан. Я хочу, чтобы вы стали успешной айдору, но не вижу другого пути, как кардинально изменить ваш имидж. Вам нужно спуститься во тьму, если говорить образно. На самое дно. Там темно, страшно… и очень уютно. А ещё у вас чёрные волосы, Томоко-сан. Вам пойдёт.
Комплимент выдался препохабнейший, но ничего другого мне на ум не пришло. Томоко на минуту замолчала и уставилась в окошко. Я уж подумал, что она даст мне пощёчину и уйдёт в Сакура-груп на этот раз навсегда, но она посмотрела на меня и произнесла кое-что совсем неожиданное:
— Я тоже об этом думала. Я ведь не такая дура, как вам могло показаться. И знаете, я согласна.
Меня слегка покоробило. Томоко произнесла эту фразу с таким выражением, словно её заставили выйти замуж за богатого, но старого мужчину. Я же принялся объяснять, что анти-айдору, которая даёт людям совершенно не то, чего они хотят, станет хитом именно потому, что они этого не ожидают. Как минимум, сказал я, вначале, когда сработает эффект неожиданности. Затем мы изучим отзыв аудитории и решим, что делать дальше — то ли спустимся во тьму ещё дальше, то ли начнём добавлять счастливые концовки.
— Никаких счастливых концовок, — отрезала Томоко. — Я поняла, что вы хотите сказать, Хошино-сан. Если они не хотят меня любить, то пусть ненавидят и боятся. Я буду настоящей злой ведьмой. Снежной королевой Ноябрь. Ха-ха. Ха-ха-ха-ха!
Я кое-как успокоил истерически смеющуюся Томоко и попросил её взять себя в руки.
— И вообще, — сказал я, — мне кажется, что в истории про Принцессу Июнь и её друзей не хватает общего замысла. Раз уж мы будем рассказывать страшные истории, то давайте их хорошо продумаем.
Томоко загорелась идеей, мы уселись перед доской и принялись расписывать концепцию Календарного совета — точнее, всё расписывала Томоко, приводя примеры из никогда мною не слышанных легенд и мифов, я же успевал только делать пометки в ежедневник и кое-как сводить полёт её фантазии воедино.
— Каждый из членов Календарного Совета — хранитель времени, — поясняла Томоко. — Но если они одновременно встретятся, то настанет конец света. Это легко объяснить: представьте себе, что двенадцать месяцев собрались воедино. В одно мгновение. Кажется, что время перестанет при этом существовать, настанет конец света, после которого…
— Давайте не будем пока про конец света, — перебил её я. — У нас и без него полно дел. Хотя финальный концерт в Будокане…
— Мелковато, — отрезала Томоко. — Меньше, чем в Милане или в Вене, я не согласна. На худой конец в Лондоне.
Я прервал урок географии и вернул Томоко к обсуждению сюжета. В центре вселенной мы поставили Рассказчицу — космическую сущность, которая собирает различные грустные истории и пересказывает их на сцене; эта роль, очевидно, была отведена моей протеже. Я тут же предложил, что Томоко следует нарядить в белое платье, сделать грустный макияж и поставить в центре сцены, чтобы она стояла за микрофоном, словно оперная певица, и никаких больше проблем с танцами. Идея того, что тренироваться с Мацуока-сэнсэем больше не придётся, была встречена моей протеже с восторгом, и она принялась расписывать историю Рассказчицы:
— Она появилась как… как оборотная сторона мгновения, — придумала Томоко. — То есть представьте: время идёт, а у времени есть изнанка, и всё, что происходит, туда попадает.
— А что, мне нравится, — сказал я. — Фанаты любят обсуждать всякие теории. Давайте-ка сойдёмся на этом и придумаем историю, для которой будем писать песни. Про Принцессу Июнь. Вы же не против, если её будет исполнять Дзюнко?
Мы быстро сочинили концепт. Принцесса Июнь, богиня лёгкого ветерка и летней жары, оказалась милой девочкой с васильками в волосах и в платье, обвитым плющом и лианами. Мотивацию персонажа предложила Томоко (и она явно прекрасно знала, о чём говорит и апеллировала к тому, что подобную логику аудитория поймёт без проблем). Богиня летнего месяца очень хотела не быть одинокой. Подводный камень таился в том, что более всего Принцесса Июнь хотела объединиться с другими месяцами, то есть — устроить конец света; впрочем, эту благородную идею я предложил отложить на потом, чтобы не шокировать аудиторию апокалипсисом после первой же песни.