— И когда я подошёл к ней, и спросил, не могу ли чем-то помочь, — рыдая, поведал Гурудзи, — она спросила, кто я, чёрт побери, такой. Я сказал ей, где я работаю, и что она должна была запомнить меня, потому что я — тот самый крутой и харизматичный монах, а она… она…
— Да что с ней такое, чёрт побери? — взревел я.
Чередуя расспросы с тумаками, я выяснил следующее. Гурудзи обнаружил Томоко в центре холла. Беглую принцессу окончательно покинули силы, она опустилась на колени, и, сжимая в руках сумочку, зашлась в рыданиях. Мимо проходили белые воротнички с кофе, пара молодых девчонок попыталась её успокоить, но успеха не добилась, равно как и пара охранников особенно разбойничьего вида — к подобному зрелищу в офисе Химада-груп привыкали за пару месяцев работы, ибо каждый день какой-нибудь молодой девушке отказывали в трудоустройстве, или, что того хуже, увольняли посреди едва начатой карьеры. Охранники вызвали медицинскую бригаду, но Гурудзи их оттеснил, сунув в нос удостоверение, и принялся поднимать Томоко, убеждая её, что помощь вот-вот поспеет, она не одна и вообще с ней всё будет хорошо.
Трагедия, по словам монаха, настигла его в тот момент, когда он понял, что Томоко его не узнаёт. Он пустился в объяснение, но она припечатала его фразой «какого ещё монаха-уборщика?», и в конце добила панчлайном «проваливай отсюда, клоун».
— Я знал, что потеряю лицо в ту же секунду, когда сниму освящённое одеяние и надену проклятый костюм! — ревел Гурудзи, пока я тряс его за грудки. — Будь ты проклят, бывший лучший друг!
Я пообещал Гурудзи, что никогда в жизни больше не позову его на официальное мероприятие.
Когда я понял, что из монаха никакой новой информации вытрясти не получится, я принялся расспрашивать окружающих. Охранник принялся недоверчиво изучать мой пропуск в Shining star, затем потребовал такой же у Гурудзи, и когда я наконец прикрикнул на него — мол, у нас тут девушка с нестабильным психическим состоянием сейчас под колёса бросится, успокоил нас:
— Да никто никуда не бросится. Она в «Сендо» убежала. Я сам видел.
«Сэндо»! Это название было культовым в среде фанатов айдору. Так назывался крутейший ресторан в Токио, где звёзды (и не только айдору, но рокеры, футболисты и вообще весь цвет светской жизни) отдыхали от работы и закатывали самые крутые тусовки в целом городе. По слухам, внутри можно было найти любую выпивку со всего мира, которую только пожелает душа, а работали в ресторане самые лучшие бармены Токио, непременно проходившие стажировку на Манхэттене и в Голливуде. Каждую пятницу возле «Сэндо» собиралась огромная толпа зевак, надеявшихся увидеть краем глаза свою любимую певицу, но охрана неизменно всех отгоняла, совершенно не скупясь на тумаки. Мы с Гурудзи никогда не пытались пробраться в «Сэндо», ибо заранее знали, что попытка обречена на провал — таких, как мы, в элитную тусовку ни за что не пустят. Но это было в прошлой жизни, когда мы были двумя маленькими и неразумными фанатами Химефу. Теперь же у меня в кармане лежал кусочек пластика, открывающий самые разные запертые двери (даже в «Сэндо», который, как я отметил только сейчас, находится прямо напротив здания Химада-груп). Чёрт побери, как же мне это нравилось.
А уж в том, что Томоко сумеет пройти в «Сэндо» и удобно там устроится, я нисколько не сомневался.
— Клиент-сан, я очень сожалею, но сегодня к нам заходят только по предварительным заявкам, — склонилась передо мной хостесс в блестящем кимоно. — Если только у вас нет брони…
— Нет, я без заявки, а вот у моей подопечной бронь могла и быть, — заговорщицки подмигнул я, демонстрируя пропуск. — В чёрном платье, с растрёпанными волосами и в крайне паршивом настроении. Если я её не найду,
— О! Так вы… — девушка оценивающе смерила меня взглядом, решая, достоин я пройти или нет. — Если не секрет, как давно вы работаете с Принцессой?
Мы обменялись дежурными вежливыми репликами. Я не упустил шанса выведать информацию: оказалось, что Томоко — завсегдатай ресторана, но на тусовки звёзд и прочих поп-певиц не ходит, потому что жутко стесняется и предпочитает наблюдать издалека. Я попытался выведать, откуда у неё пропуск в столь элитное заведение, но хостесс раскланялась: мол, не могу раскрывать тайну, конфиденциальность клиентов, все дела. Впрочем, между делом она проговорилась, что Томоко — та ещё пьяница:
— Кстати, её любимый коктейль, — сказала женщина, но тут же осеклась и картинно зажала себе рот рукой: — Ой, да что это я разговорилась! Вы, наверное, и без меня всё знаете.
Я предположил, что любимый коктейль Томоко — пять разных вин, смешанных в одном стакане, и попросил проводить меня к подопечной, не забывая при этом размахивать в воздухе корочкой. Хостесс ткнула в зал:
— Вон там, за дальним столиком в углу, между пальмой и статуей самурая. Она всегда там сидит.
Я вопросительно посмотрел на женщину. За деревянным столиком никто не сидел, только одинокая роза виновато возвышалась из вазочки. Присмотревшись, я увидел на столе помятую салфетку.
— Ой, а ведь была только что, — ответила хостесс, ничуть не смущаясь. — Кричала, что её жизнь кончена, что весь мир её ненавидит — поверьте, я ещё смягчаю выражения, и что она хочет умереть прямо здесь. Пыталась на стол залезть и кричала, словно бешеная кошка. Даже странно. Обычно такие представления вечером в пятницу затевают…
Я решил, что услышал достаточно, и двинулся к пустому столику. Деревянные ножки подрагивали в такт моим шагам. Я отодвинул стул и заглянул вниз: под столом сидела Томоко, обняв колени руками, и тихо стонала. Ничуть не смущаясь её присутствия, я сел за столик и жестом подозвал официанта. Парень во фраке подскочил ко мне в ту же секунду, я заказал апельсиновый сок и принялся попивать его через трубочку, издавая громкие звуки.
— Пришли поиздеваться надо мной, да, Хошино-сан? — просипела из-под стола Томоко.
— Именно, — сказал я. — Не сумел отказать себе в удовольствии сказать «я же говорил». Так вот, я же говорил, Томоко-сан, что в Сакура-груп к вам вряд отнесутся столь же дружелюбно, как в Shining star. Как приятно осознавать, что не ошибся.
Я понимал, что крайне рискую, позволяя вести себя настолько издевательски с человеком, чья мечта разбилась на мелкие осколки полчаса назад. И тем не менее, я сознательно рисковал, перетягивая нерв беседы настолько сильно, что в любое мгновение могло защемить. Видит Аматэрасу, — я вздохнул, вспомнив рыдающего где-то прогнившего монаха, — я пытался по-хорошему.
Томоко встрепенулась, едва не сбила стол спиной и принялась отчаянно долбить по полу кулаками, сотрясаясь в рыданиях. Из обрывков фраз я составил следующую картину: она заявилась в Сакура-груп и попросила устроить ей прослушивание, чтобы из неё сделали настоящую айдору. Её тут же отвели на собрание к трём продюсерам, среди которых был особенно мерзкий с бородавкой на шее — я безошибочно узнал Джеймса, и когда она предложила спеть, он в ответ предложил ей раздеться. Я, конечно же, мысленно его осудил, но не мог не согласиться, что гравюрная айдору из Томоко получилась бы что надо.
— Он даже не стал меня слушать, — завывала Томоко. — Я приготовилась петь, а он что? «Детка, с твоими дойками в певицы не пускают. Зато если хочешь сниматься в порнухе, мы тебе обеспечим тестирование сегодня вечером». Verdammter Dreckschweinhund. Почему весь мир настроен против меня? Что я сделала такого плохого всем этим людям?
Томоко вцепилась обеими руками в мою ногу и принялась гладить меня по лодыжке. Её руки были тёплые, мягкие и отчего-то очень липкие. Я выдернул ногу и отодвинулся от стола:
— Хоть мы более и не работаем вместе, но я всё равно считаю, что подобные инсинуации с вашей стороны недопустим, Томоко-сан.
— То есть как это не работаем? — взвизгнула распластавшаяся по полу принцесса. — Но вы же мой продюссер…
— Был до вчерашнего дня, — ответил я. — Вчера вы ушли из Shining star. Да, вы объявили об этом устно и никаких бумаг не заполняли, но ваше желание…