— Да, я пойду, — наконец проговорила она, переводя глаза на Генри, — а вы… возвращайтесь домой. И прихватите невесту.

Она махнула ему рукой и действительно стала подниматься по тропе. Генри некоторое время стоял внизу, потом бросился следом.

— Я проделал такой путь, чтобы вот так, у самой цели, развернуться и проделать его же в другой конец? — спросил он, — ну уж нет, я тоже хочу посмотреть на настоящего бога! Хоть и африканского! Я хочу убедиться, что он и правда есть, и что он возьмет себе мою возлюбленную, чтобы я за нее больше не волновался, — он перевел дух, видя, как Элли вздрогнула от его слов, — словом, я иду с вами!

— Вам и Анджеле лучше остаться. Нужно найти англичан, они наверняка где-то рядом и собираются вышибить Аль-Медема из города. Мой отец снова станет правителем страны.

— И Аль-Медем и Айза сказали, что он — мертв. Идти нам некуда.

Элли остановилась. Испуганный взгляд синих глаз показался Генри наградой за все страдания. Ему удалось испугать ее, значит она может испытывать какие-то эмоции!

— Даже если он мертв, город захватят англичане. Я уверена. И вам нужно их найти. Наверняка построили лагерь где-то в окрестностях. Анджела нуждается в защите. В вашей защите, Генри!

Они снова стояли друг напротив друга, сверля друг друга глазами. Чувства, кипевшие в груди Генри требовали немедленного выхода. Он не знал, что испытывает к этой женщине — любовь, ненависть или простое раздражение.

Ее фантазии завели его в эту невероятную страшную глушь, где нужно было искать английские отряды, чтобы просто выжить. Где на каждом шагу угрожала опасность. Где он был ответственен на Анджелу, что спала прямо на голой скале… За Анджелу, которая никогда не удалялась от дома дальше, чем на двадцать миль. За Анджелу, которая так и оставалась ребенком, хоть и выглядела взрослой соблазнительной девушкой. Подобные вещи можно было бы позволить себе в Англии под крылом сэра Майкла, но не здесь, не в глубине Африки, где она представляет собой сплошное искушение для сотен и тысяч мужчин! Где без всяких правил оживают бревна в реках, превращаясь в доисторических монстров, где по лесам и полям бродят огромные дикие кошки. Где люди живут по чужим законам, ничем не похожим на законы Англии, и готовы убивать за любой неверный шаг…

— Я иду с вами, — сказал он, — нужно дать Анджеле поспать. Пусть отдохнет. Выступаем сразу, как только она проснется.

Элли нехотя кивнула. Было видно, что она согласилась исключительно из милости, и была уверена, что до конца с ней они не дойдут. Она прилегла на камень и тоже уснула. Генри же сидел, смотря на спящих женщин. Внизу, под его ногами, день зажигал жизнь. Город наполнялся людьми, шумом, в поля выходили люди, кто-то гнал на выпас скот. Тут, на краю земли, казалось, что их жизнь, та, к которой он привык, — лишь плод воображения. Что люди должны быть чернокожими, земля — каменистой и пыльной. Что мир должны делить между собой португальцы, арабы и англичане, что высоко на горе и должен жить неизвестный бог, божок, наблюдающий за всем этим безобразием с высоты своего положения. Бог ждущий жертвы. Генри поежился.

Он устоит ему жертву.

Наверно он тоже уснул на мгновение, закрыв глаза и отключившись на некоторое время от переутомления. Мир подернулся дымкой, будто в глазах были слезы, и прямо перед ним прополз серебристый змей. Совсем небольшой, как обычная гадюка, только в блестящей серебряной чешуе.

Змей стал подниматься, раскачиваясь, и набирая роста, и вот перед Генри уже совсем не змей, а знакомый ему молодой человек с серебряными глазами. Черные прямые волосы свисают вдоль бледного удлиненного лица. Кажется, он раскроет рот, и изо рта вылезет раздвоенный язык.

— Генри, Генри, за что же ты гонишь меня? — засмеялся человек-змей, издеваясь, — ведь ты же совсем меня не знаешь, а уже ненавидишь? Вот смотри, я совсем не ненавижу тебя! Хотя у тебя весьма забавные планы.

— За что мне тебя любить? — спросил Генри, не удивившись появлению Змея, — ты украл мою невесту.

Змей засмеялся, сел рядом с ним на камень, блестя одеждой-чешуей.

— Нет-нет, Генри! — сказал он, — нет! Это ты хочешь украсть у меня невесту! Отец отдал мне Элли много лет назад!

Генри замер, понимая, что Змей прав. Лоб его пересекла длинная морщина.

— Уходи, — сказал он, — нам нечего обсуждать.

— Как нечего? — спросил Змей, — у нас много разных вопросов. Например, ты не веришь в меня. В моей существование. Хотя я в тебя верю. Это что же получается?

Голова у Генри пошла кругом. Он всегда был слаб в области логики, и теперь с трудом мог сообразить, чего хочет от него этот неизвестно кто.

— Что тебе надо? — спросил он напрямую.

Змей усмехнулся.

— Хочу, чтобы мы играли на равных. Ты — верил в меня, как я верю в тебя.

— Сказки про богов — это средневековая лабудень, — парировал Генри.

Смех Змея заставил и его улыбнуться.

— Вот лабуденью меня еще никто не называл. Кто-то боится меня, кто-то любит… Но, чтобы лабуденью… — он легко поднялся на ноги, — ладно. Мы встретимся еще. И тогда придется тебе поверить во многое, не только в меня… И да, — он посмотрел Генри в глаза и от того взгляда у Генри внутри все заледенело от настоящего животного ужаса, — тронешь Элли — убью. Это не шутки. Убивать буду мучительно и долго, но никто не услышит тебя и не придет на помощь. Ясно?

Генри смотрел в холодные серебряные глаза, и сознание его проваливалось куда-то, будто он плыл в водовороте, и безжалостная холодная пучина утаскивала его на дно.

— Нет, — сказал он, пытаясь удержаться на грани сознания из последних сил.

Змей резко отвел взгляд.

— Как знаешь, — усмехнулся он вполне по-дружески, — смотри, я предупредил.

И он исчез. Исчез, будто Генри смахнул с ресниц слезу, и мир вдруг стал преженим. Элли и Анджела все так же спали на голой скале, внизу под его ногами все так же погонщики гнали скот… Солнце только переместилось, восходя к зениту.

Тут пошевелилась Анджела, окончательно приведя Генри в чувство. Странные сны лучше забывать сразу, решил он, смотря, как она садится и потягивается, как ребенок. Золотистые волосы ее рассыпались по плечам, делая ее невероятно красивой.

— Элли, — проговорила она, расталкивая подругу, — уже день! И такой красивый день! Как хорошо, что мы забрались сюда, наверх. Тут нас никто не тронет!

Кроме хозяина этих мест, — пронеслось в голове у Генри, — и тех, кого хозяин сюда допустит. Он бы не рассчитывал на то, что этот змееныш играет на их стороне и не сдаст их людям Аль-Медема, просто ради забавы. Перед глазами его мелькнул серебряный силуэт.

Не сдаст, понял Генри, будто ему это кто-то сказал. Во владениях Змея они в полной безопасности…

Смотря на гору снизу, невозможно было предположить, что подъем на нее займет столько времени. Генри начал подозревать, что кто-то играет с ними в прятки. Город царицы Савской то показывался вдали, то скрывался за скалой. Генри видел высокие каменные стены, которые сияли на солнце новенькой белой краской, башни золотились острыми шпилями, словно отлитыми из золота, а на шпилях сидели серебряные птицы и вились серебряные змеи, переплетаясь друг с другом блестящими телами.

— Это и есть город, который нас ждет? — Генри казалось, что пройдя столько миль, они так и не сдвинулись с места, — никто нас там не ждет.

Элли обернулась. Она устала. Лицо ее осунулось, губы потрескались, а глаза смотрели без былого блеска. Наступал вечер, и уже почти сутки они не видели воды и еды. Анджела еле держалась на ногах, цепляясь пальцами за выступы скал.

— Когда мы смотрели на эту гору снизу, мне она казалась каменистым холмом, — сказала Анджела, с трудом переводя дыхание, — но мы идем и идем, и город, кажется, все дальше от нас.

— Кто-то играет с нами, да, Элли? — Генри сел на камень и сжал голову руками. Жажда мучила его настолько нестерпимо, что, казалось, он начнет высасывать влагу из камней, — или мы с Анджелой не нужны ему и нам так мило намекают, что мы лишние?